Девушка ступала тяжело, но при этом всем телом она ощущала, как с каждым шагом в ней прибавлялось странной, неведомой дотоле уверенности. Как рвались незримые нити, связывавшие ее с родной деревней, с приземистыми домами, пыльными дорогами и с людьми, что так и остались для нее чужими. И, хотя сердце отзывалось в груди Хейты мучительной болью, дышать ей постепенно делалось все легче и легче.

Неожиданно, с ветки гибкой осины сорвалась хохлатая черногрудая сойка. Пронзительно вскрикнув, она пронеслась над головами Хейты и Тэша, и ярко-синей стрелой исчезла в ночи.

Когда площадь осталась далеко за спиной, Хейта, наконец, задышала ровнее и отпустила ладошку Тэша.

– Тебя дома как долго не было? – спросила она.

– Как с утра ушел, так и все, – нехотя отозвался тот.

– А Ройх что же? – изумилась девушка.

– Да обхитрил я его, – отозвался Тэш. – Сказал, что на колючку наступил и больно идти. Он спину и подставил, чтоб довести. А я его усыпил.

Хейта покачала головой.

– Лисоволки чувствуют ложь. Он бы ни за что не поверил.

– Знаю, – уныло протянул Тэш. – Потому я взаправду и наступил. Нога до сих пор ноет немного.

Девушка воззрилась на него в негодовании.

– Ну, бесстыжий! – и тут же схватилась за голову. – Пастыри, наверно, уже весь лес на уши подняли! Надо ноги в руки – и туда!

Они ускорили шаг. Вскоре из-за угла вывернул обветшалый дом Хейты. Маленькие окна неярко светились, из отверстия в крыше валил черный дым. Девушка замешкалась. Дед, вестимо, опять что-то мастерил. И, конечно, мерз. Он все время мерз последнее время. Сердце в девичьей груди отозвалось острой тянущей болью.

Она подалась вперед: «Зайти попрощаться? Но времени в обрез. А двумя словами тут не обойдешься. Да и дед упрямый, возьмет и не пустит за порог, – она трудно вздохнула, – Нет, нельзя заходить».

Слезы сами навернулись на глаза.

– Прости, дедушка, – горько прошептала Хейта и вновь ускорила шаг.

Привратник Бэрх, против своего обыкновения, не спал. А, завидев их, тотчас поспешил навстречу.

– Что там стряслось? – полюбопытствовал он. – На праздниках всегда шумят. Но нынче совсем уж странно. И что это были за вспышки?

Хейта не ответила. Лишь прильнула к широкой груди старика. Тот отстранил ее, с тревогой в глаза заглянул. Что он там прочел и как, – одним звездам было известно, однако, сразу смекнул, как примерно обстояли дела.

– Выжили-таки?

Девушка молча кивнула. Бэрх с сожалением покачал головой, вновь притянул ее к себе, бережно потрепал по волосам.

– Да ты не горюй. Было б из-за кого горевать.

Хейта лишь кисло улыбнулась в ответ.

– В лес уйдешь? – ласково спросил он.

– Пока в лес, – ответила Хейта, отстранившись. – Надо друга моего проводить. А дальше не знаю.

Привратник перевел взгляд на притихшего Тэша. Сдвинул седые брови.

– Он из этих… лесных?

– Он – пастырь, – ответила Хейта, не видя больше смысла таиться. – А еще – мой друг и названый брат. Он там набедокурил по глупости, на площади. Но зла никому не желал, – она тяжко вздохнула. – Просто так вышло.

Бэрх понимающе закивал и осторожно приблизился к Тэшу. Тот мигом насторожился. Привратник глядел на него пытливо, как видно, не в силах поверить собственным глазам. Неожиданно, морщинистые губы его сложились в улыбку.

– Меня, стало быть, зовут Бэрх, – он протянул Тэшу заскорузлую руку.

Пастырь смерил его недоверчивым взором, но руку все-таки пожал.

– Тэш.

– Друг Хейты – мой друг, – тепло добавил Бэрх.

Заслышав это, пасмурный Тэш просто просиял. Хейта тепло улыбнулась.

– Мы бы задержались, – промолвила она, – но нам надо спешить.

Бэрх понимающе кивнул.

– Ступайте, задерживать не стану.

Хейта обняла его на прощанье и потянула Тэша за рукав. Тот нехотя потопал за ней следом, помахав привратнику узластой ручонкой. Выскользнув за ворота, девушка и пастырь спешно двинулись лугом к Заповедному лесу. А Бэрх еще долго глядел им вслед, не переставая тихо дивиться себе под нос.

– Пастырь. Настоящий! Из самого леса. Чудеса, да и только!

III

Еще издали Хейта и Тэш приметили, что проход под древесной аркой слабо светился. Когда они приблизились, подле дерева выткался чей-то темный силуэт. Над ним мерно покачивался волшебный фонарик.

Внезапно неизвестный выступил вперед. На вытянутом остроносом лице горели такие же острые жемчужные глаза. Высокий лоб обрамляли тяжелые темно-лиловые волосы, а крупные губы сложились в недоброй усмешке.

Хейта внутренне поежилась. Пастыря этого звали Кхош и Тэшу он приходился братом. Его растением-покровителем был безвременник. В провалах высоких скул залегли длинные тени этих смертоносных цветов. Дерзкий и молодой, Кхош успел застать Кровавую войну. И с тех пор он возненавидел Фэй-Чар всем своим существом.

– Тебе что, жить надоело? – шагнул он к Тэшу, не удостоив Хейты даже и взгляда. – Потащился в людскую деревню. Там мать с отцом чуть разума не лишились! Шарши места себе не находит. Эйша выплакала все глаза. Чем ты думал?!

Тэш молчал, не смея поднять глаз, точно к месту примерз.

– Что ты натворил, отвечай?! – теряя терпение, воскликнул Кхош.

– Он видения хотел показать, – пояснила Хейта. – Не все вышло гладко и…

– А тебя вообще никто не спрашивал, Фэй-Чар! – раздраженно перебил ее Кхош. – Кабы не ты, ничего бы этого не было. Навязалась на нашу голову, а мы теперь разгребай! – он схватил Тэша за плечи. – Говори, пострадали люди или нет?

Хейта знала, людей Кхош недолюбливал чуть меньше, чем ее. И не об их благе тревожился. О последствиях для самих пастырей.

– Пострадали, – едва слышно выдавил Тэш.

Кхош нахмурился.

– Отцу передам, чтоб со всей строгостью тебя наказал, – он обернулся к Хейте. – Можно что-то исправить? Что они хотят?

– Ничего, – хмуро ответила девушка.

– Так уж и ничего, – недоверчиво прищурился пастырь. – Небось, шкуру с него желали спустить?

– Да, желали! – вдруг выпалил Тэш. – А Хейта за меня вступилась. Тогда старейшина меня отпустил, а ее из деревни изгнал.

Кхош опешил слегка и некоторое время хранил напряженное молчание.

– За то, что вступилась, благодарю, – наконец, сухо бросил он.

– Не за что меня благодарить, – мотнула головой Хейта. – Он мой брат и…

– Никакой он тебе не брат! – снова взъярился Кхош. – И ты ему не сестра. Так чудо-юдо опасное. Не знаю, где ты после изгнания думаешь обосноваться, но помни, на Лучистой поляне многие этому будут не рады, – он стукнул кулаком по груди. – Начиная с меня!

Внезапно из-за спины Кхоша послышалось глухое рычание. Тот поспешно обернулся. Лисоволк стоял, ощерившись, синие глаза свирепо сверкали, густая шерсть встала дыбом.

– Ройх! – воскликнула Хейта.

Тот вмиг успокоился и медленно двинулся девушке на встречу, не сводя с оторопевшего пастыря тяжелого взгляда. Миновав его, он бросился к Хейте как преданный пес и принялся радостно облизывать ее холодные ладони.

Он виниться пришел, не иначе. За то, что за пастырем не доглядел. Хейта ласково улыбнулась, опустилась на колени и, обхватив его за шею, принялась утешать, нашептывать на ухо, что он ни в чем перед ней не был виноват.

Выпрямившись, она пристально поглядела на Кхоша.

– А какой у тебя был план? – в жемчужных глазах засверкали насмешливые искорки. Она тоже не питала к пастырю теплых чувств и не прочь была лишний раз его поддеть. – Тут стоять, дожидаться нас?

– Я бы и в деревню пошел за братом, – огрызнулся тот. – Не забоялся бы. Можешь не сомневаться. Да не успел. Только подошел, и вы тут как тут, – он хмуро покосился на Тэша. – Довольно болтать. Мне велели привести тебя на поляну как можно скорей.

Кхош махнул рукой, и волшебный фонарик поплыл над землей, освещая извилистую тропинку. Пастырь двинулся следом. Уныло переглянувшись, Хейта и Тэш без особого рвения потащились за ним.