Следом за целителем в дом вошел рослый русоволосый мужчина в длинном сером плаще, замызганных штанах и стертых сапогах. Его глаза, точь-в-точь как у хозяина, только без красных прожилок и желтоватой старческой пелены, выдавали кровное родство. Крупные обветренные губы растянулись в улыбке.
– Насилу сыскал.
Юный целитель откинул капюшон, жестом указал женщине поднести поближе масляный светильник, и бережно вгляделся в бледное, осунувшееся детское лицо.
– Удушлица1, значит, подкосила, – прошептал он.
Прикоснувшись ладонью ко лбу девочки, целитель качнул головой и недовольно нахмурился. Обхватив ее ручку у запястья, он смежил веки и недвижно просидел так какое-то время.
– Полагаю, она больна уже неделю, не меньше, – наконец, произнес он, вопросительно поглядев на женщину.
– Сегодня восьмой, – скорбно промолвила та.
Тревога в глазах незнакомца уступила место горечи.
– Отчего не позвали раньше?
– Да как мы могли? На отшибе живем! – всплеснула она руками. – Случайно от проезжих людей узнали, что есть такой, именем Фэйр, всем лекарям лекарь. А пока ее соседка травами лечила, да видать без толку все!
– Хворь эта жутко опасная. Травы – хорошо, да только одних трав мало, а время упущено! Сердце едва бьется, и она холодна как лед, – Фэйр замер в раздумьях и, что-то сообразив, принялся лихорадочно обшаривать просторную суму. Мигом позже он извлек на свет невзрачный мутноватый камень. – На вид обычный голыш, – обронил он, точно подслушав мысли людей. – Но ему цены не сложишь! Подскажет, что делать дальше, – с этими словами он проворно вложил камень в бледную детскую ладошку.
Сперва ничего не происходило. Потом в сердце камня зажглась крошечная золотая звездочка, точно неведомая жизнь в нем зародилась. Ее свет делался все ярче и ярче, и вскоре заполонил камень до краев. Но вдруг из золотистого он сделался темно-красным, после фиолетовым, черным, и, наконец, безвозвратно угас.
Лицо Фэйра омрачилось. Он забрал камень, задумчиво покрутил его в пальцах и тяжко вздохнул.
– Что… что это значит? – тревожно воскликнула женщина.
– Это камень жизни. Черный цвет говорит, что человек стоит у черты. Мне жаль, но я не могу ей помочь.
Женщина взвыла от горя, слезы покатились по бледным щекам. Тут доселе молчавший старик не выдержал:
– На что только ждали тебя, окаянный! – его голос прогремел, подобно раскату грома. – Надеждой тешили себя, и все впусте! Чтоб ты, сосунок, чародейскими штуками перед нашими носами помахал?! Пошел прочь!
Мальчик сочувственно поглядел на старика. Колкие слова, казалось, совсем его не задели.
– Я испробовал камень не для того, чтобы вас помучить, а чтобы понять, как поступить, – тихо промолвил он. – Стоит ли пытаться девочку исцелить или я лишь потеряю драгоценное время. Теперь вот вижу – нужно вас к другим врачевателям отправлять. Воистину великим, коим я и в подметки не гожусь.
Женщина тотчас притихла. Старик исподлобья взглянул на Фэйра. Бральд подался вперед.
– Живут недалеко, – продолжил Фэйр. – Точной дороги не подскажу. От вас до них не ходил. Но не тревожьтесь, так или иначе, дойдем! Вот только не знаю, придутся ли они вам по нраву…
– Что за целители такие? – нахмурился старик. – Насилу про тебя прознали, а больше поблизости тут не налезть на людей.
– А я говорил не о людях, – глаза Фэйра посерьезнели. – Думаю, вам известно, о ком. В сердце Заповедного леса на Лучистой поляне живут те, кого в народе именуют пастырями. Сами они называют себя «айши», что на всеобщем языке означает – первые, ибо верят, что прежде других пришли в этот мир. Способность пастырей творить чудеса не знает равных. Смогут спасти или нет – утверждать не возьмусь. Однако более мне вам предложить нечего…
– Этому не бывать! – прорычал старик. – Мало что тебя, их пособника, в дом пустил, так еще и внучку родимую должен к ним вести. Не дождешься! – глаза старика метали молнии. – Об этих лиходеях я вдоволь наслышан! Кожа цветом, как у лягушки, волосы, как наши рубахи крашеные. И творят невесть что – зло замышляют! – он грозно упер руки в бока. – Не было между нами дружбы и нет, что бы там всеобщее перемирие ни означало. А ты, молокосос, живо убирайся, покамест я тебе не помог!
На этот раз Фэйр переменился в лице. Брови мальчика сдвинулись, улыбка сбежала с губ, бледная кожа пошла пятнами от нанесенной обиды. Он хотел было возразить, но сдержался. Устало пожал плечами и шагнул к двери, как вдруг женщина выросла у него на пути.
– Постой! Не спеши уходить! – взмолилась она и обернулась к старику. – Ты не прав, Борхольд. Если есть возможность спасти ее, нужно отправляться немедля!
– Лахта! – в негодовании воскликнул старик. – Не ты ли прошлой весной в том лесу потеряла мужа? А нынче в это гиблое место рвешься дочку вести?
– Твоего сына сгубили не пастыри, – глаза женщины холодно сверкнули. – Тебе ведомо, кто. Но давным-давно уж ни слуху ни духу про них. Видно, ушли они отсюда. А с пастырями Хальд был дружен и хорошо говорил о них, – внезапно голос ее зазвучал мягче. – Правду ты говоришь, потеряла я мужа… Но дочке так просто уйти не позволю! А не захочешь идти – пойду сама! Целитель проведет.
– Заплутаете и непременно сгинете! – гневно бросил Борхольд.
– Не сгинут! – выступил вперед его младший сын. – Я их до пастырей проведу. Бывал там с братом не раз.
– Бральд! – в сердцах вскричал старик.
– А что, – потупился тот. – Не все ж Хальду было твой запрет преступать. А коли надежда на спасение есть, по мне, тут и думать нечего!
Глаза Борхольда метали молнии. Он глядел то на Лахту с Бральдом, то на Фэйра. В нем шла нешуточная борьба. Но потом взгляд его упал на любимую внучку, и лицо старика дрогнуло. Он вздохнул и обреченно промолвил:
– Что с вами делать. В лес, так в лес. Не пускать же одних.
– Ну вот и славно! – обрадовался мальчик. – А я сделаю так, чтобы девочка не угасла, пока мы будем добираться до места.
Он вытащил из-за пазухи диковинный амулет. Маленький дракон, раскинув могучие крылья, гордо летел вперед. Фэйр снял его и бережно надел девочке на шею.
– Амулет этот вырезан из клыка настоящего дракона! – пояснил он. – И сохраняет жизнь тяжелобольным. Покуда он на теле владельца, сердце того биться не перестанет. Говорят, сам Аргалий, предводитель Снежных драконов, некогда подарил пастырю свой выпавший клык, а тот вырезал из него волшебный амулет, – Фэйр улыбнулся Лахте. – С этим амулетом твоя дочь под надежной защитой.
– Благодарю! – порывисто ответила та.
Глаза старика потеплели, но он тут же принял свой привычный суровый вид.
– Ну, довольно болтать. В дорогу пора.
Все тотчас засуетились. Лахта взяла дочь на руки и бережно опустила ее в шерстяную перевязь. Старик подвесил к поясу охотничий нож, положил в дорожный мешок плетенку с водой и немного душистого хлеба. Бральд принялся из пучка бересты факел мастерить, но мальчик его осадил.
– Не трать время зря, найдется чем посветить.
Путники плотно закутались в теплые плащи, затушили светильники и один за другим нырнули в густеющий полумрак.
Замерзший день спешил уйти на покой. Медленно догоравшее солнце утопило в красном мареве линию горизонта. В надвигавшихся сумерках бескрайний Заповедный лес, чьи вековечные деревья возносились макушками до самых небес, нынче воистину казался опасным, зловещим и жутким. Словно и не лес это был вовсе, а свирепое полчище жестоких, непобедимых великанов.
Бральд помог Лахте с дочерью взобраться на коня. Серый в яблоках скакун дернулся и строптиво заржал, верно, почуяв, что путь предстоял непростой.
– Ну-ну, будет тебе, Хорд, – ласково прошептал Бральд, и тот послушно присмирел.
– Красивый у тебя конь, – молвил Фэйр, любовно похлопав того по мягкому боку.
– И умный, – гордо добавил Бральд. – Говоришь с ним и по глазам видишь: все понимает. Только что молчит.