Решил, раз такое дело, не откладывать в долгий ящик, а заняться этим прямо сегодня, по горячим следам. Как раз суббота, Алёны дома нет – она недели две как на йогу записалась и ходила, не пропускала.

Переоделся и глотнул сока на дорожку. Решился, хоть и страшновато было. Рассчитал, что когда домой приедет, сок и подействует. Но одного не смог предусмотреть: Вася позвонил. Попросил подождать немного: клиент должен подъехать, не мелочь какая-то – на сто пятьдесят килограммов заказ. Он и подъехал, через полчаса. Толя ему всё быстро вывез; тот извинялся, на чай дал, ещё и до остановки подвёз на своём «Москвиче».

И получилось так, что начало Толе ещё на остановке чудиться всякое. Сначала голоса послышались и замелькало что-то перед глазами. А потом дрогнул мир. Толя подумал: землетрясение, что ли? Потом вспомнил, понял: да, землетрясение – его, персональное. Присел поспешно на лавку – хорошо, место свободное было с краю, возле паренька в наушниках, – сжался, зажмурился. Посидел, прислушался к себе: ничего вроде, прошло. Открыл с опаской глаза – и увидел. Не такой мир стал вокруг. Не та реальность! Непонятное что-то, как бы слоёное – и знакомое есть вроде, и совсем что-то необычное. Тут мир встряхнулся снова, и смешалось всё. Стало вроде бы как раньше, привычное, но нет-нет да и проплывали тут и там определённо чужеродные куски.

Толя посмотрел на людей, ощутил на миг теплоту к ним какую-то внезапную, и тут вдруг увидел, неудержимо прозрел все их мысли. И не просто там: «Надо хлеба не забыть купить» или «Ух, вот это буфера, моей бы такие», а как бы вселялся Толя в человека полностью, пусть на миг, собой быть переставал – им становился. И было это так невыносимо и противоестественно, что Толя лихорадочно, почти в истерике, разобрался, как этим управлять, и читать чужие мысли перестал.

Посидел, отдышался. Огляделся снова. На глаза попалось объявление на столбе, знакомое уже: «РАБОТА». Ага, понял Толя, так вот оно что такое! Бывает зрение обычное, а бывает другое, внутреннее – так Толя его назвал. Суть оно позволяет увидеть, скрытые смыслы. Посидел, глядя на столб, постепенно научился переключаться, отрегулировал настройки.

Тут подъехал автобус. Толя поколебался и полез в салон.

Во время поездки открыл новую грань своего состояния: кроме внутреннего зрения есть ещё и внутренний слух. В автобусе играло радио, волна была из тех, что обычно играют в автобусах. Орало вовсю, но внутреннее восприятие, только что обретённое, слышало тишину. В одной только песне проскочили две настоящие строчки. Лишь когда подъезжали уже к микрорайону, заиграло что-то из постсоветского рока – того, легендарного, что за свободу и прочую справедливость. Вот это было настоящее что-то. И то, надо сказать, под внутренним восприятием сильно песню эту потрепало.

А ещё через ряд от Толи женщина читала газету, и вместо статей там рисунки пестрели, да такие, что Толя вздрогнул. Потом понял – осторожно надо внутренним зрением пользоваться.

Выйдя на остановке, снова наткнулся на приклеенное к стене объявление о работе и снова увидел оба значения. Просмотрел ради интереса другие объявления. Продаётся детская коляска, пропала собака… Никаких подтекстов там не было.

Толя не смог себе отказать – зашёл ненадолго в супермаркет. Походил среди стеллажей: читал написанное на упаковках и ухмылялся. Потом увидел книжный отдел и немедленно пошёл туда. Полистал пару-тройку книг, постоял в задумчивости. Под прицелом внутреннего зрения книги на полках преобразились. Классики, представленные здесь в мягких обложках, блистали драгоценными переплётами, искрились мощью содержания. Полки с современной литературой, в реальности многоцветно пёстрые, под строгостью внутреннего взгляда почти полностью опустели. Толя взял книгу из тех, что остались, и обнаружил под обложкой белизну листов: ни строчки, только чистые страницы. «Видимо, – подумал, – замысел был достойный, да воплотить не получилось».

Однако хватит задерживаться, решил Толя и пошёл домой.

Дома сразу запрыгнул на диван и попытался сосредоточиться на главном вопросе: поисках воина с обломком меча. Ничего не мешало: Алёна должна прийти не раньше чем через час. Где-то на нижнем этаже гудела дрель, но её было едва слышно. И всё же войти в нужное состояние никак не удавалось. Понапрягавшись минут пять, Толя понял, что именно не так: отвлекало одно желание – узнать, как же выглядят «под соком» ТВ-передачи.

«Я быстро», – подумал Толя, щёлкнул пультом и сконцентрировался на внутреннем зрении.

Почти все каналы пустовали, шипели серым. Пролистал каналов пятнадцать, из них новое зрение различило только три: по одному шёл старый фильм, по двум другим – концерт группы «Queen» и передача о космосе. Откровенную халтуру вроде дневных ток-шоу и сериалов внутренний взгляд просто не воспринимал, и на экране мерцал «белый шум».

Толя включил спортивный канал. Шёл футбол, матч национального чемпионата. «Перерыв», – подумал Толя, увидев пустое поле, потом посмотрел обычным зрением: нет, игра в самом разгаре! А внутреннее зрение показывало: лишь один семнадцатилетний пацан ошарашенно бегает по безлюдному полю, не понимая, что происходит, ведь где-то здесь должна быть игра.

Толя хлопнул рукой по дивану и зло захохотал. Потом переключил телевизор на другой спортивный канал. Шла трансляция матча какого-то иностранного чемпионата. Вот там рубились по-настоящему. Оказалась видна и подоплека: деньги сражались против традиций. Деньги брали верх, но традиции не сдавались, бились ожесточённо. Смотреть было интересно, еле оторвался.

Размявшись на телевизоре, Толя глубоко вдохнул и заставил себя думать о комбинате.

И постепенно что-то начало получаться. Под внутренним взором замелькали люди, их взаимосвязи и ещё нечто трудноуловимое, но упорядочить всё это Толя и близко не мог. Помучившись минут пять, переменил тактику: стал просто вспоминать, прокручивать в уме весь день, с самого утра. Вспоминал всех, кого видел на работе.

К проходной Толя подошёл одновременно с бухгалтером комбината Бакланской. Поздоровался, та едва заметно кивнула. В этой немолодой полноватой женщине всегда ощущалось почти не сдерживаемое высокомерие, надменность. Теперь, видя её другим, внутренним зрением, Толя всмотрелся, пытаясь узнать, на чём же основывается такое отношение к окружающим. С удивлением понял: высокомерие это не требует обоснования, оно просто есть, и всё тут.

И ещё явственно ощутил: с бухгалтершей определённо что-то не так. Но что именно, понять не смог.

Когда Толя отпирал кабинет, подошёл Валера Баранов, немолодой водитель с бакалеи. Поговорили о футболе. Валера собирался увольняться, уже подыскал другую работу. Толе не сказал, но теперь тот сам смог это увидеть: сок действовал. Валера не был тем, кого искал Толя.

Потом Валеру позвал кладовщик с бакалеи, Вадим Максимыч. Максимыч работал здесь уже много лет. Это грузчики на бакалее менялись так, что Толя не успевал их запомнить. И лишь один, немолодой беззубый Витёк, держался уже довольно долго. Он пил по-чёрному и выглядел почти инвалидом, но избегал увольнения. Теперь Толя увидел, почему Максимыч не выгоняет Витька. Всё просто: Витёк стучал Максимычу на грузчиков, водителей, экспедиторов и на всё на свете.

И с Максимычем, и с Витьком тоже было что-то не так, и Толя снова не смог понять, в чём там дело.

Потом вспомнил ещё кое-что. Утром у ворот комбината случилась небольшая авария: фура, въезжая, задела и поцарапала легковушку. Водители нервничали, долго ждали ГАИ. И теперь Толя увидел столько всего… Что мелкая эта авария – просто компенсация за то, что могло случиться с дальнобойщиками на ночной трассе, на участке с затяжным спуском. Но не случилось. А не случилось, явственно увидел Толя, лишь благодаря худенькой согбенной старушке, которую дальнобойщик пропустил на пешеходном переходе ещё на выезде из города отправки – причём пропустил почти случайно, и оба водителя, сидевший за рулём и напарник, одновременно выругались. И если бы старушка та не посмотрела с благодарностью вслед и не прошептала что-то, похожее на «счастливо вам, сынки»…