Трандуил улыбается, приподнимая уголки губ. На душе становится чуть легче, а сердце в груди уже не бьется столь часто и громко, того и норовя разорвать плоть, вырвавшись из-под ребер сплетения.

А после отец оборачивается, и долгое мгновение они лишь смотрят друг на друга без всяких слов и мыслей. Достаточно одного только краткого взора чужих глаз, столь на свои похожих и иных в то же время.

— Нет… — вырывается изо рта прежде, чем Трандуил успевает до конца осознать происходящее и то, что отец сделать решается.

«Да», — кривятся в глумливой ухмылке тонкие губы, но в глазах, ярких до невозможности, легко боль читается с безумным страхом вперемешку.

И король Орофер подает сигнал к наступлению на томительное мгновение раньше, вопреки воле Верховного Короля нолдор. Война начата.

***

Час пришел, — до тошноты красиво в ядовитой насмешке своей бормочет голосок на периферии сознания. Трандуил плотно сжимает губы, прикрывая на миг глаза. Сердце грохотом стучит в ушах, пред мысленным взором мутится. Нельзя так, неправильно, не следовало бы…

Нет, правильно, — внезапно четко понимает он. Король, не отец, приказ отдал, и он обязан подчиниться, не как сын, но как принц; как вассал обязан подчиниться воле сюзерена. Родственные узы давно уж ничто, тем паче — на войне.

Пути назад нет и не будет, его король волю свою озвучил, он же обязан ту исполнить. Приказы короля не обсуждаются, не опротестовываются, лишь исполняются, быстро, беспрекословно, в точности. Король Орофер принял решение, и решение не лишь за себя одного — за весь их народ. Остальное важности не имеет.

Мысли эти драконьим пламенем взрываются в мозгу за считанную долю секунды, и ответ приходит молниеносно: он подчинится.

Меч со звоном рассекает воздух, зачарованным огнем вспыхнув в поднятой в призывном жесте руке. Трандуил криво усмехается, отдавая молчаливый приказ. Воины Великого Леса последуют за своим Королем, пусть и вопреки приказам одного нолдо, пусть и на смерть. Так будет правильно.

Первый воинственный клич сотрясает воздух, пропитанный горьким ароматом выжженной земли, пота и запекшейся крови, и то служит для всех них сигналом к Началу.

Проклятое морготово отродье пораженно скалится, прежде чем издать громкий, отвратительно хриплый рык, бросаясь в атаку. Два величайших войска наконец схлестнулись на едином поле брани.

И Трандуил, глядя на первую кровь, багровым окрасившую землю, как никогда ясно осознает: из этой схватки только один выйдет победителем. Либо смерть, либо жизнь, иного не дано.

Быть может, позже эта битва станет названа Битвой при Дагорладе единым союзом людей, эльфов и гномов, как не раз уж была окрещена в шутку. Никто ведь не верил — не хотел верить с отчаянным упрямством обреченных — что война действительно состоится. И что всем им это предстоит пережить.

Меч с глухим хлюпом пронзает податливую плоть, и Трандуил с жесткой ухмылкой утирает кровь с губ, прежде чем вновь обернуться, сталкиваясь в дикой пляске смерти — в которой не было ни правил, ни порядков — лишь только пылающее желание жить — с новым противником.

Эльфы, гномы и люди, подумать только… На одной стороне, в одной битве, за одно дело и единую цель. Забавно, право слово.

Будто бы не было и вовсе никаких различий между тремя народами, пожалуй, излишне долго и упорно друг друга ненавидящих, дабы так просто забыть о давней вражде. Будто бы они, словно и в самом деле — как там Гил-Галад сказал однажды в очередной попытке вдохновить и объединить? — бились за одно, как и казалось. За свободу, за жизнь, за чистое голубое небо над головой и, быть может, безмятежное, спокойное будущее. Пусть не для себя, но для тех, кто будет после.

Трандуил невольно вздрагивает, когда за спиной, в каких-то паре дюймов от него самого, с глухим стуком падает тело орка, пронзенное гномьей секирой. Он, не сдержавшись, фыркает: о, ada наверняка был бы в восторге, узнай он, что сына гном спас от смерти.

Смерти. Это слово внезапно застывает черной вязью пред глазами, не желая исчезать. Мысль о том, что он только что мог умереть, кажется до смешного бредовой, невероятной и… страшной. Только что все могло закончиться, его жизнь могла оборваться.

Трандуил ежится и трясет головой, времени на пустые размышления сейчас уж точно нет. Он рассеянно оглядывается по сторонам и вот уже кинжал, рассекая воздух, вонзается прямо в глаз незадачливого противника.

С рассеянным интересом он, положив стрелу на тетиву, отмечает, что война действительно началась. Подумать только, как же мало для того было нужно…

Спустя несколько мгновений становится не разобрать, что происходит, два войска слились в единое кроваво-черное месиво и Трандуил ориентируется лишь по отточенным до придела рефлексам и звенящему чувству на грани сознания, каким-то образом отличающее черное отродье от…всех остальных.

Отрубая очередному орку голову, и ненароком спасая случайного смертного, Трандуил меланхолично думает, что быть может, десять, сто, тысячу лет спустя, они вновь сойдутся в смертельном поединке, но уже друг против друга. Эльфы против наугримов, людей иль еще чего, не особо важно.

Но что сотня, тысяча для бессмертного? Право слово, если он доживет, то поглядеть на это будет в высшей степени забавно. Что ж, кто знает, быть может, только что он собственноручно спас от погибели предка того, кто года спустя объявит Эрин Гален войну? Прелестно, на самом деле.

Методично он вонзает меч в грудь орка, с удовлетворением слыша, как хрустят ломающиеся кости и рвется плоть. Кинжал заставит следующего рухнуть на колени, а там уж его кто-нибудь да добьет.

Внезапно всплывает мысль о Гил-Галаде. Отец одним махом перечеркнул все его планы, бросившись на штурм Мордора куда раньше, чем то было оговорено и условлено. Битва, эта битва, не должна была начаться так. Они слишком долго шли к этой цели, слишком многих потеряли, слишком высокую цену заплатили, что сейчас все пошло наперекосяк из-за одной лишь горячности.

Штурм. Это слово, должно быть, означает нечто невыносимо важное, но вот только Трандуил не может вспомнить, что именно, как ни старается. В безнадежной надежде он оглядывается по сторонам в поисках отца, заведомо зная, что никого не найдет.

Но, к ужасу своему, замечает. Отец пробивает себе путь к самим Черным Вратам, а Трандуил, подавив приступ тошноты, видит и следующих за ним эльфов — далеко не самый обычный отряд и уж точно не совпадение.

Отец собрал лучших из лучших, самых искусных, опытных и опасных воинов всего Великого Леса и… и собирается сделать то, чего воплотить в одиночку не сможет никогда: начать штурмовать сам Мордор, и, быть может, прорваться туда.

Валар…

Трандуил чувствует, как кровь отливает от лица. Нет-нет-нет… Только не это, только не туда, только не он…

Так вот, к чему был тот приказ не лезть в гущу, вот, почему отец сделал все, ради того, чтобы отдалить, определив командиром именно в тот отряд — боялся, что сын последует за ним, попытаясь остановить.

Эру, это ведь самоубийство чистой воды, безумие, помешательство…

Страх леденящей волной захлестывает с головой, заставляя до скрипа стиснуть зубы, подавляя дрожь, прошившую все тело. Меч в руках внезапно становится невыносимо тяжелым, но Трандуил трясет головой, силясь согнать внезапную страшную усталость.

Он лишь сильнее сжимает пальцы на рукояти, и, не раздумывая ни мгновения, бросается в самую гущу боя, пытаясь пробиться к отцу.

Золотой шлем на растрепанных, темных от крови волосах отца сияет яростным ориентиром, и Трандуилу в этот миг кажется, что весь его мир сжимается до одного только невыносимо светлого пятна. Только бы не потерять, только бы не упустить…

Чудится, будто бы рядом кто-то кричит; он бьет наугад, не глядя, лишь на чистых инстинктах. Горячая, черная кровь брызгает на кожу и привычно тошнотворной горечью отдает на губах; а в груди ужасающе часто громыхает сердце, ударяя по ушам.

Он, кажется, убивает орка, или, быть может, десяток, Трандуил не замечает, словно одержимый глядя лишь на сверкающий шлем. Остальное не важно, не имеет смысла и значения, Валар, да даже его собственная жизнь в то мгновение теряет всякую важность. Лишь бы успеть, остановить, не позволить…