========== Улетит моя душа ==========

«Я пепел, где когда-то был огонь…»

Джордж Гордон Байрон

Трандуил закрывает лицо руками, пальцами зарываясь в волосы. Из горла рвется тихий смешок, и вот он уже заливается хриплым, надрывным хохотом.

Конец, это конец… Они умрут, все умрут, умрут…

Король Тингол убит, сила королевы Мелиан покинула леса Нелдорета и Региона, и не защищает больше Дориат, а войско проклятых Наугримов уже почти у стен дворца… Это конец.

Мысль молнией вспыхивает в разуме, парализуя, и он застывает, широкими от ужаса глазами глядя в пустоту.

Хлесткая пощечина обжигает щеку, отец напротив что-то с глухой яростью шипит, трясет за плечи, а после, крепко стиснув запястье сына, тащит за собою. Трандуил не слышит, безвольной куклой подчиняясь, и лишь смотрит во все глаза на багровые пятна крови на привычно белоснежной отцовской тунике.

Наверное, останутся синяки, — отрешенно думает он, глядя на кисть, зажатую в железной хватке отцовских пальцев. Тот же, уверено ведет сына путаными переходами дворца, и Трандуил, как ни пытается, дороги разобрать не может.

В голове гремит бешеный ураган эмоций, воспоминаний и мыслей, отзываясь тупой болью в висках, и звоном в ушах.

В нос бьет горький, со странно солоноватым привкусом запах крови, металла и пота. Он случайно наступает в темную лужу, едва заметную в кромешной темноте коридоров, с трудом сдерживая приступ тошноты — то была кровь. Вязкая, насыщенно красная, все еще чуть теплая. Эльфийская кровь.

Она хлюпает под подошвой легкого сапога, натянутого случайно в спешке, и Трандуил зажимает рот ладонью, шарахаясь в сторону.

В углу, прислонившись к стене, переломанной игрушкой лежит чье-то тело; в дрожащем свете одинокого факела, чудом до сих пор не погасшего, Трандуил замечает мертвенно-серую кожу и жуткие, пустые глаза.

Значит, они давно уже не у стен, нет, в самом сердце замка…

Эру всемогущий…

Никогда прежде не чувствовал он себя настолько слабым, чудовищно беспомощным и потерянным. Прежний, уютный мир, столько горячо любимый словно в одно ужасающее мгновение разрушился карточным домиком, рассыпаясь по ветру пеплом былых воспоминаний, унося с собою и прах прошлого.

Их общего прошлого, прошлого многих поколений, создаваемого столетиями и разрушенного вот так просто, за миг. Из глупой прихоти, стечения обстоятельств и ударивших в голову эмоций, не более.

Начало морготова конца.

Что теперь будет? Куда они пойдут, что будут делать, что дальше? Дориат уничтожен, король мертв, а с ним и сотни, тысячи собратьев. Друзья, родичи, случайные знакомые, внезапно ставшие до безумия важными, ценнее всех сокровищ мира.

Кто он теперь вообще? Эльф, без рода и племени, сын никому более неизвестного Орофера из несуществующего Дориата, никто. Нет ведь больше ничего. Совсем ничего.

Трандуил на мгновение прикрывает глаза, силясь успокоиться, утихомирить бешено бьющееся в груди сердце, но тщетно. Слишком горько, слишком страшно, слишком пугающая неизвестность впереди, просто слишком.

Валар, он боится, да, правда, боится. Так просто и жалко до омерзения боится. Боится настоящего, будущего, просто боится.

Трандуил со свистом втягивает воздух, прикусывая губы. Ему страшно. Страшно и все. Потому что вокруг смерть, кровь и боль, потому что он один, потому что его дома больше нет. Всего его мира, своей жизни нет больше. И он, наверное, имеет полное право бояться. От чего, впрочем, лишь горше.

Отец внезапно останавливается, резко разворачиваясь. Пару мгновений он молча смотрит на Трандуила, а после, поморщившись, пальцами подцепляет подбородок, заставляя смотреть прямо в глаза.

Трандуил пораженно хмурится, со смутным испугом замечая проскользнувшую в синей глубине тень отчаяния и еще некоего странного чувства, истолковать кое он не может, как ни пытается. Не обреченность ли то?

— Успокойся, — сухо произносит отец бесцветным, будто выцветшим голосом. — Все будет в порядке, я обещаю тебе это, дитя мое. Я все решу, все устрою, позабочусь… Все будет в порядке, вот увидишь. Идем.

Трандуилу отчего-то кажется, что отец говорит это, больше, чтобы убедить самого себя, нежели его, до конца не веря в правдивость сказанных слов.

Но внезапно становится легче, словно тяжелый груз падает с плеч. Отец обо всем позаботится. И все, разумеется, будет в порядке, как было всегда. Это ведь отец. Он обязательно все решит, сделает, как правильнее, позаботится… И все будет хорошо.

Трандуил неуверенно кивает, позволяя отцу вновь схватить себя за руку, уводя вниз по очередной запутанной лестнице. И лишь многими мгновениями позже он внезапно застывает на месте, заставляя остановиться и отца.

— А как же nana?.. — робко вопрошает он, глядя на отца снизу вверх. — Разве мы не должны найти ее или…?

Отец медленно оборачивается, окидывая сына долгим, тяжелым взглядом. Трандуил невольно отступает на шаг, пораженно хмурясь. Отец выглядит бесконечно усталым, будто за миг постаревшим на несколько тысячелетий.

— Твоя мать мертва, ion, — жестко чеканит он наконец, и Трандуил вздрагивает, услышав странную хрипотцу неестественно холодного голоса. — Нам незачем возвращаться. Пойдем.

Он, помнится, называл это «концом»? Бред, да и только. Кажется, все только начиналось.

Трандуил горько рассмеялся.

Все будет в порядке, правда ведь?

***

Трандуил не знал, каким чудом у них все же получилось выбраться из дворца, позволив отцу вести себя и не пытаясь разобрать дороги — бесполезно.

Да и зачем? Он никогда не смог бы проделать этот путь в одиночку, не после всего, не так. Отец был единственным во всем мире, внезапно ставшим столь чужим и жестоким, кому он мог довериться без малейшего сомнения, до самого конца.

Отец был причиной, почему он был все еще жив: отчасти оттого, что спас жизнь, не бросив, вернувшись, отчасти из-за того, что просто был. Этого сейчас было с лихвой достаточно.

Трандуил не знал бы, что делать, если бы он умер. Да и был бы смысл? Зачем жить, когда больше нет ни единой причины? Лучше уж сразу сдаться врагу на милость, надеясь на скорую смерть.

Юноша судорожно цепляется сильнее за грубые, истертые пальцы, больше всего в мире в это мгновение боясь отпустить их, потеряться окончательно, оставаясь в одиночестве.

— Пообещай, что не бросишь меня, — еле слышно просит он, не поднимая головы. Звучит до тошноты жалко, но ему действительно нужно, просто необходимо знать.

Отец тихо фыркает, сквозь зубы цедя снисходительный, чуть язвительный ответ:

— И не мечтай, — а после, секунду погодя добавляет нарочито спокойно: — Ах, и Трандуил, вынь-ка лучше меч из ножен.

Он молча повинуется, не задумываясь ни на мгновение, и вот уже рукоять привычно ложится в ладонь. Трандуил невольно хмурится.

Это было странно. Странно для него, странно для них обоих. Странно доверять друг другу вот так просто, разговаривать без единого намека на раздражение и неприязнь, без которых раньше не обходилась ни единая встреча, странно вновь быть просто отцом и сыном.

Они не были особенно близки последние несколько лет; да давно перестали — как только Трандуил стал достаточно взрослым для того, чтобы проявить характер чересчур сильно похожий на отцовский, что и было концом некогда теплых отношений. Но вновь почувствовать это было неожиданно приятно.

Трандуил приподнимает уголки губ в неловкой улыбке, ощущая, как узел в груди будто бы медленно распускается, а сердце больше не стучит так часто.

Он, без сомнения, поразмыслит об этом позже; позже будут и страх, непонимание и гнев, лавина воспоминаний этого проклятого дня обрушится на него со всею силою, придавливая к земле и вырывая из горла хриплый смешок, но то будет позже.

Сейчас от него требуется лишь спокойствие и холодный рассудок; судорожное же, едва не животное желание жить — позаботится обо всем остальном.

Отец рядом глубоко вздыхает и Трандуил машинально напрягается, покрепче перехватывая руками меч. На периферии сознания разгорается свербящее чувство опасности, и юноша морщится, ощутив укол недовольства вперемешку с тревогой: кроме меча у него не было ни лука, ни парных клинков; один только маленький кинжал в сапоге.