Странно, что голос совершенно чужой. Даже во сне Вероника удивилась, что сама разрывается между страхом и любопытством, а голос внутри заходится от злости, требуя отойти от двери. В нем звучит… ненависть? И, возможно, глубоко скрытый страх, что Вероника всё же откроет заветную дверь.
Тот, кто ее пугал, этого не хочет? Отлично! Она сейчас же поднимется на чердак. Только сперва позавтракает.
Решив немедленно встать, Вероника пару минут походила по дому, заглянула в окно, на часы… зевнула. И спокойно завалилась досыпать, минимум, до восьми.
– Слышала я, что в деревне встают рано, с первыми петухами… – бормотала она, натягивая выше носа простынку. – Но чего-то я не помню, кричали уже петухи, не кричали… Не могу я после такого ужаса стразу встать, нужно постараться увидеть другой сон, получше. Тогда и день пройдет веселее…
*****
Страшный сон не повторился, Вероника проспала ещё пару часов без видений. По городским меркам встала всё равно рано, но чувствовала в себе силы и уже привычный азарт первооткрывательницы. Слабые шевеления воспоминаний о жутком сне, нервный холодок она прогоняла мечтами о том, как расскажет о новом приключении Людке. Так что втайне ей даже хотелось, чтобы на чердаке нашлось нечто особенное. Пусть в куче старого хлама обнаружится что-то интересное, старинное, ценное… только не страшное!
Взбодрившись, освежившись, позавтракав двумя помидорами и горячими бутербродами, Вероника снарядилась в поход на чердак.
Во-первых, убедилась, что телефон, способный служить фонариком, заряжен так, чтобы не погас в самый страшный момент. Во-вторых, вместо шлепанцев зашнуровала спортивные тапочки, более подходящие для лазанья по чердакам. И ещё прихватила пустой пластиковый пакет – вдруг находка окажется такой интересной, что придется утащить ее вниз. А завернуть пыльный артефакт во что-нибудь надо?
С полной уверенностью в успехе Вероника подошла к лестнице и вызывающе глянула вверх. Вот, сейчас, я тебя одолею, и нечего мне скрипеть и занудствовать! Не послушаю! Потому что бояться нечего. Сейчас это МОЙ дом! И начала быстро подниматься, точно так же крепко держась за перила, как и во сне.
И вот тут случилось необъяснимое.
На лестнице днем света снизу хватало до самой двери на чердак. Вся решимость Вероники осталась при ней, но тело слушалось с такой неохотой, словно она переступала ногами на большой высоте. Ноги двигались очень скованно, с огромным трудом шагая на следующую ступеньку. Она шла сквозь невидимую преграду из плотного холода. Будто воздух вокруг резко застывал от ее прикосновения, как желе в холодильнике. Только настоящее желе стынет часами, а на лестнице атмосфера густела мгновенно. Стоило коснуться воздуха, согнуть ногу и проталкивать ее вперед.
На физике им показывали похожий опыт. Очень насыщенный раствор оставался в колбе прозрачным, пока ее не встряхнешь. Тогда мгновенно жидкость ощетинивалась кристаллами… уже не важно чего. Главное, кристаллы – длинные колючки, шипы, а тут – невидимое желе. Холодное настолько, что кожа на ногах морщилась.
Что-то невидимое пружинило, не пускало, ноги подгибались, неуверенно держа Веронику, словно могли в любой момент соскользнуть со ступенек, уступив мягкому напору. Она держалась в основном руками. Перила, в отличие от ступеней, как будто не возражали против ее подъема на чердак. Лестница постанывала, не так громко, как во сне, хуже, что она пружинила, то проваливаясь под ногами, то взбрыкивая, как живая.
Вероника остановилась передохнуть.
– Ух, кажется, по скользкой змее идти и то удобнее! – шумно выдохнула она, и топнула ногой: – А ну, прекрати!
Удивительно, при топанье нога становилась легко и твердо. Для верности Вероника ещё пару раз решительно придавила своенравную лестницу, прежде чем рискнула продолжить подъем.
Эффект «желе на краю крыши» прекратился, как отрезало. Глянув на ручку, Вероника отметила, что та на удивление точно такая круглая, как во сне, и старая дверь, судя по порогу, действительно открывается внутрь. Стоило коснуться ручки, искры полетели из глаз, так что она пару секунд не видела, куда идти, словно ладонь задела оголенный провод. На самом деле, разглядывая ручку, Вероника отвлеклась, на секунду отпустила перила и всё-таки оступилась. Не упала на лестнице, а здорово приложилась локтем о стену, вдоль которой шла. Нерв стрельнул искрами из глаз, руку словно прошило током.
Второй раз сжав ручку чердачной двери, первооткрывательница почувствовала сомнения.
– А если там действительно что-то неладно? Я, похоже, прошла все ловушки снаружи. Но внутри… всё дело в том, что внутри? Если я ещё обо что-то споткнусь и потом не смогу спуститься, кто мне поможет? Ах, да, телефон со мной, он заряжен, всё хорошо…
А если там и правда что-нибудь жуткое? Ну, не гроб, конечно… И мумия – вряд ли…
Да хоть бы и десять гробов, чего их все так боятся? Это всего лишь большой узкий ящик… Никто не боится ящиков, тем более пустых… Или закрытых… Если, конечно, они тебя сами не трогают…
Продолжая сеанс интенсивной психотерапии на тему: «Крыса – это всего лишь белочка с лысым хвостиком, почему все любят пушистых белочек, но боятся крыс?» – Вероника повторно поискала выключатель, надеясь, что на чердаке должна быть хоть самая малюсенькая лампочка, но – увы.
«Ладно, только не паниковать. Что я чердака никогда не видела? Да я даже крыс не боюсь! Теоретически, белка куда опаснее! Белка скачет у вас над головой и должна бы представлять большую угрозу, чем крыса, бегающая внизу. Дался вам этот пушистый хвостик! Всё дело в черном пиаре – репутация крыс, как разносчиков чумы и вредителей перебивает все доводы разума.
А гроб? Это действительно, всего лишь ящик странной формы. Если он пустой и без самозакрывающегося замка, как в дорогущих новых моделях, для живого он совершенно безопасен. Совершенно безопасен…
Совершенно…
О, господи!!!»
Она повернула ручку, толкнула дверь и замерла на пороге. Внутри был самый странный чердак в мире, непохожий на все возможные ожидания.
Что обычно хранится на чердаках? Всё, что не влезло в кладовку, кучи старья, непонятного хлама, который не выбросили сразу, считая, что зачем-то он ещё пригодится. Старая садовая мебель, сломанные лампы, иногда шубы или перины – радость мышей и моли. Всё валяется как попало, куча коробок, ящиков, старье, дозревающее до стадии антиквариата, и то, что наоборот, состарилось новым, оставшись неиспользованным, слишком его берегли. Как сервиз, подаренный лет пятьдесят назад на свадьбу бабушки. Куда же его на стол, слишком красивый! Подождем особого случая… И ещё, естественно, пыль, занавеси из паутины, как говорит Людка, «интерьер старинного замка». Запах старых досок и плесени. И ещё там сушатся грибы, травы, и от мусора ступить некуда, пробираешься как по баррикадам…
Два последних условия и тут соблюдались. Под потолком, как летучие мыши, висели вниз головками пучки сухих трав, а пол покрывал толстый слой кристалликов хрустящего нетающего снега, на который было страшно ступить. Он сверкал так, что пришлось щуриться от неожиданности.
Свет шел на чердак через круглое окошко, но светлые стены и белый пол создавали ослепительное впечатление. Вероника недоверчиво потянула носом. Ей вспомнилось где-то слышанное, что искусственный снег киношники раньше делали из нафталина. Он блестит и хрустит очень подходяще для зимней сказки, но запах!.. Чердак в старом доме, конечно, «нафталиновое» местечко, но не настолько же!
Нет, не нафталин. Во всей Жабокруковке не найдешь столь свежего воздуха, как на этом чердаке. Пахнет далеким морем и, немножко, грозой. Ага, это соль! Воздух как в соляной пещере. К счастью, не так холодно.
Вероника осторожно-осторожно пошла вперед по соляному ковру. Больше всего странный чердак напоминал святилище. Соль и травы должны отгонять злых духов, беречь того, кто тут молится. Не хватало только сотен свечей по всем углам. Зато большой ящик был! И действительно в человеческий рост!
