Так колонна двигалась больше недели. Гимнастёрки новобранцев пропитались потом. Ноги сбились от долгой ходьбы. Обросли бородами и сильно загорели их лица, стал усталым взгляд. На восьмой день пути к обеду, когда солнце висело прямо над головой, беспощадно обжигая палящими лучами, пехотинцы дошли, до места дислокации. Колонна остановилась недалеко от железнодорожной станции Сыпин. Вдали можно было видеть окопы и чуть ближе, по небольшим холмикам-насыпям угадывались землянки. Отдохнули солдаты прямо на земле, повалившись в невысокую траву, изрядно выгоревшую на открытом солнцепёке. Но внимания на него уже никто не обращал, сон сморил новобранцев, даже не дождавшихся обеда. К вечеру солдаты разместились кто в землянках, а кто просто в окопах, надеясь, что завтра и они поселятся в новых, ими же построенных, землянках.
*распояской – неподпоясанные (на верхней одежде крестьян не было пуговиц, использовался кушак или верёвка).
*хижа – мокрая погода, дождь, слякоть, дождь со снегом.
*балагта – болото.
Глава 6
Маша
Сразу же после венчания молодая пара отправилась в свадебное путешествие. Они по обычаю, заведённому в обществе издавна, не участвовали в свадебном застолье. Гости и родители пировали без них. Из экипажа молодые вышли на маленькой станции Кривощёково. Здесь они вошли в отдельное спальное купе поезда шедшего до Москвы. Павел сразу же обратился к проводнику, чуть отведя его в сторону:
– Прошу Вас, милейший, по возможности нас в дороге не беспокоить. Видите ли, мы молодожёны. Хотим побыть в уединении. И приготовьте хорошую постель. Мы с женой не намерены в дороге терять время зря, ну, Вы понимаете, надеюсь.
– Так точно-с, Ваше превосходительство, всё сделаю, не извольте беспокоиться, – живо ответил проводник, и, в мгновение ока, поместил багаж молодых в купе.
Павел и Маша стояли у окна, на котором висели шторы из бархата, украшенные золотистыми, болтающимися помпончиками. Маша в волнении перебирала их своими маленькими пальчиками с бледными, розоватыми ноготками. Она очень волновалась, впереди её ждала первая брачная ночь.
Как только всё было устроено расторопным проводником, Павел и Маша вошли в своё купе. Рядом с купе располагалась небольшая умывальная комната, где они умылись и переоделись. Павел распорядился, чтобы ужин из ресторана им доставили прямо в купе. Когда Маша вышла из умывальной комнаты, её уже ждал великолепный стол с двумя бутылками превосходного шампанского и прекрасными блюдами от шеф-повара ресторана.
Здесь были жареные мозги на чёрном хлебе, чёрная икра и заливная осетрина, телячьи отбивные, пироги с разными начинками, которые таяли во рту. Посредине стола располагалось блюдо с молочным поросёнком, зажаренным в водке. В высокой вазочке громоздились пирожные. Отдельно на подносе стоял большой фарфоровый чайник. Из него к потолку поднимался тонкой струйкой ароматный парок. Стол был великолепно сервирован. Белоснежные салфетки, перетянутые золотистыми ленточками, лежали на тарелках. Серебряные приборы аккуратно расположились рядом.
– Ой, зачем же так много? – воскликнула Маша, увидев такое изобилие, – Нам и в месяц всего этого не съесть!
– Это наш первый ужин вдвоём, моя милая, – ответил Павел, – и, я думаю, нам следует перекусить после всех волнений. К тому же у меня сегодня ни крошки во рту не было. И я не могу позволить, чтобы моя милая жена осталась голодной.
Он усадил Машу к столу и сам приступил к трапезе. Однако голод утолил быстро.
– Ну, что же Вы, ангел мой, ничего не едите? Милая моя, душа моя, – шептал Павел, расстёгивая многочисленные пуговки на платье Маши, – ангел мой, как я счастлив, что Вы теперь и навсегда, я надеюсь, моя. Не бойтесь, я никогда не обижу Вас, любимая моя девочка…
Он обнимал её и ласкал, постепенно раздевая. Нежно касался её маленькой груди и целовал всю от макушки, с тёмными завитками волос, до пальчиков на её почти детских ножках. Гладил рукой промежность, и, наконец, раздвинув ей ноги, постепенно углубляясь, вошёл в неё. Маша не почувствовала никакого страха и отвращения. Напротив, она подалась всем телом навстречу Павлу и очень остро ощутила минуты блаженства. Ей было хорошо. Более того, она испытала необыкновенный восторг от близости с мужем.
Весь путь до Москвы молодые не выходили из купе, одаривая друг друга ласками и предаваясь любовным утехам. В Москве они пересели в другой поезд, направлявшийся в Париж.
Свой медовый месяц Стояновские провели в Европе. Сначала они две недели наслаждались красотами Парижа. Затем ещё две недели пробыли в Карловых Варах на минеральных источниках. Ах, что это был за месяц, полный сладкой любви! Не зря его зовут «медовым»!
Вернувшись в Россию, Павел сразу же приступил к делам службы. А Маша проводила дни с кузиной и подругами, неустанно описывая им своё свадебное путешествие со многими подробностями.
– Ах, милая кузина, Вы и помыслить себе не можете, каков он – Париж! Сколько же там соборов и церквей! И все, ну исключительно все, красоты небывалой! А Лувр! Вы только представьте, мои милые: я ступала там, где столько веков одни короли со своими королевами и фрейлинами жили. Убранство залов – ну, просто диво дивное! – восклицала восторженно Маша, поднимая свой взгляд вверх, где, по её мнению, должны быть небеса.
– Так что же вы, с Павлом Матвеевичем только по дворцу и гуляли? Скучно, поди без развлечений? И словом перемолвиться не с кем, разве что с французами этими – заметила кузина.
– Ах, нет, там очень много русских, а уж вечера какие! – Маша снова, пребывая в воспоминаниях, мечтательно поводила глазами и улыбалась, представляя себя на Монмартре, – Мы с Павлом Матвеевичем в театре Гранд-Опера были, и в Болонском лесу прогуливались, и на балу у графини Никоноровой танцевали. Ой, какие же балы даёт Ольга Никитишна Никонорова! А уж народу!
– Да, да! Я слышала, что она, таким образом, дочек своих замуж пристроить желает. Да невесты то слишком разборчивы. Так что пока всё тщетно, – вставила своё словечко Поли, близкая подруга Маши, многозначительно кивая прехорошенькой головкой.
– И я про неё слыхивала. Говорят денег у неё тьма тьмущая, – округлила глаза кузина, качая головой и приложив ладони к щекам, – да уж, с такими средствами эту нужду должно быть не трудно справить, дочек определить в замужество.
– Да, что Вы, милая! Говорят, уж такие привереды! То росту жених не того, то чину не важного, то глуп, то жаден. Всё не выберут никак, – поддержала беседу кокетливая Элен, вторая подруга Маши.
– А Вы бы, милая Элен, сваху Ольге Никитишне какую присоветовали, поспособствовать ей в этом деле, – предложила, улыбаясь, Поли.
– Да, что Вы, моя дорогая! Уж, что за охота! С такими деньжищами Ольга Никитишна свах со всей Европы созвать может, коли пожелает, – рассмеялась Элен, отмахнувшись от Поли.
Девушки развеселились.
– Так у нас в Томске тоже балы дают. А Вы, Маша, располагаете быть на балу у Михайловых? – спросила кузина.
– Да, что уж теперь, – томно улыбаясь, ответила Маша, – я теперь мужняя жена. Не вольна временем своим располагать. Как Павел Матвеевич скажут, так и будет. Пожелают они пойти на бал, так и я с ними, а нет, так уж нет.
Она, приглашая собеседниц к чаю, продолжила своё повествование о свадебном путешествии:
– Ой, барышни, как же мне понравилось в Карловых Варах! На каких источниках мы с Павлом Матвеевичем побывали! И все такие полезные для поддержания здоровья, просто диво! – переменила тему Маша, предлагая подругам несколько фотографий, – Какие из них лёгкие излечивают, а какие – иные органы в наших телах. А есть и такие, что молодость продлевают! – радостно сообщила она.
– Да, как же это, милая? – поинтересовалась Элен, удивлённо подняв тонкую бровь.
– А там, видите ли, все с бокальчиками своими прогуливаются и во́ды из источников этих пьют. А один источник так и вовсе чудесный! Вот подержишь под его струёй предмет какой, или хоть цветок из бумаги, так он сей же час каменным делается. И красоты необычайной! Да, я покажу вам! – Маша вспорхнула с кресла и тут же продемонстрировала розу, всю сверкающую мелкой каменной крошкой, с вкраплениями слюды.
