Барух недоуменно посмотрел на кадия.

– Разве ты не понимаешь, Барух, что не всё можно измерить золотом. Также невозможно измерить золотом и благосклонность сильных мира сего.

– Но сегодня благосклонность есть, а завтра может и не быть. А золото, вот оно – всегда при тебе.

Кадий улыбнулся:

– С одной стороны ты прав, но с другой… Представь, к тебе в дом забрались разбойники и забрали у тебя всё золото. Что ты будешь потом делать? А с благосклонностью правителей ты всегда восстановишь свое благополучие.

– Ты прав, о мудрый Назир аль-Дахман. Как ты сказал, правителей?

– Я оговорился, Барух, – недовольно поморщился кадий. – И еще я забыл тебе сказать, что на поверхности клинка должна быть надпись: «Нет бога, кроме Аллаха, Мухаммед – посланник Аллаха».

– О-о, меч с такой надписью можно вручить и самому халифу.

– Опять твои мысли заняты не тем, чем надо, – снова поморщился кадий. – Твоя задача вовремя сделать нужный меч и сообщить цену.

Барух свёл воедино всё сказанное кадием и сделал свои выводы. Первое, меч нужен для какого-то высокопоставленного лица, значит, деньги у него есть. Второе, меч необходимо изготовить в короткие сроки, – можно увеличить цену. Эх, была-не-была, и Барух назвал цену, увеличив её раза в два.

Кадий немного подумал:

– Хорошо, но только надо уменьшить цену на треть.

– Ну, никак нельзя. Нужно металл закупить, и за срочность… Давай уменьшим на десятую часть.

– На четверть.

– О, благоразумный Назир аль-Дахман, ты меня разоряешь. На шестую часть…

– Ладно, на пятую часть уменьшаем, и на этом закончим. И не дирхемом больше.

Барух в знак согласия наклонил голову.

Кадий утёр простыней потное от горячего чая лицо и поднялся:

– И ещё раз напоминаю: меч должен быть готов не позднее полнолуния. И пусть видит Аллах, что если меч будет не соответствовать цене… А если заказчик будет доволен, – в это время судья непроизвольно взглянул вверх, – тогда возможен ещё заказ.

Благодушное настроение Баруха как-то само собой начало понемногу угасать. Он смотрел на удаляющегося кадия, и непроизвольно на его лице появилось озабоченное выражение. Он тоже поднялся и направился домой.

Он уже почти дошел до дома, как заметил семенившего навстречу Баруху торговца Ашера. Его тощая козлиная борода тряслась при его каждом шаге.

– Ты куда торопишься, Ашер? Ты почему такой озабоченный?

– В связи с предстоящим праздником – обрезанием сына халифа Мухаммеда, да смилостивится над ним Всевышний, покупатели распотрошили всю мою лавку. И это им не нравится, и то. Ты же знаешь мой товар, Барух? Это же лучшие изделия из серебра, фарфора и бронзы в нашем городе. Нет, подавай им этакое, что-то особенное. Вот бегу к Нахуму. Говорят, что он собирает караван к ромеям, закажу ему кое-что. Может, успеет за десять дней обернуться.

– Караван? Слушай, а не заказать ли мне у него металл? Я с тобой пойду.

И Барух с Ашером направились к Нахуму. Ашер, также мелко перебирая ногами, семенил, потряхивая своей козлиной бородой, а Барух важно вышагивал следом.

* * *

Ни свет ни заря Станята проснулся. Было ещё темно. И не удивительно. Станята с трудом, но вспоминал, что на родине летом ночи короткие, а дни длинные. А здесь по длительности ночь почти равнялась дню. Санята решил всех разбудить:

– Дядько Людота, Деян, вставайте, мы же договаривались пораньше встать…

Людота, а за ним Деян начали одеваться, благо, что работа находилась рядом, за дверью. Пока разжигали горн, Людота начал учить Станяту:

– Понимаешь, Станята, это только кажется, что разогрел железо, молотком отбил, вот тебе и меч готов. Железо оно разное: может быть гибким, но мягким. Из него меч не сделаешь, – будут зазубрины. А может быть твердым, но хрупким, – тогда меч может сломаться. А чтобы меч был крепкий, но в то же время и гибкий, нужно сделать его слоистым. Вот здесь вверху горна получается железо твердое, а внизу горна, где поступает воздух, там, наоборот, мягкое. Вот видишь эти два куска железа? Каждый из них был сложен из нескольких пластин: поочередно мягкое железо, потом твердое. Вначале мы их сварили вместе. Сваривать надо умеючи. Время сварки определяют по цвету нагретого металла, а то не сварится. Затем мы кусок железа разрезали пополам, опять проковали. И так делали раз четырнадцать. И скручивали мы его и опять ковали. Сейчас уже последний раз куём. А вот смотри, как мы с Деяном будем делать. Главное не испортить при нагревании, а то кинжал или меч может не получиться: быть или мягким, или хрупким. Нужно соотносить нагрев металла с ковкой, чтобы не перегреть или недогреть заготовку. Всё понял?

Станята правдиво отрицательно помотал головой.

– Ну, ничего, ничего, с первого раза не всё усвоишь.

Пока Людота объяснял, Деян нагрел до нужной температуры кинжалы, и Людота несколькими ударами приварил рукоятку к лезвию первого кинжала, а затем и второго. Нагретые кинжалы Людота на миг сунул в воду, а затем в чан с мочой и оставил их там. По кузнице разнёсся такой едкий вонючий запах, что Станята зажал рукой нос.

– Терпи, Станята. Зато кинжалы будут крепкими. Ну ладно, иди – погуляй.

Станята вмиг выбежал из кузницы, и, как обычно, залез на крышу.

Когда кинжалы остыли, Людота начал их полировать, а Деян достал несколько серебряных монет и начал что-то мастерить. Он и плющил молотком монеты, и нагревал на огне, резал на несколько частей, опять нагревал, и опять стучал молотком.

Так они обычно работали до самого вечера с кратковременными перерывами на еду. Но в этот день их рутинная работа прервалась посещением Баруха.

* * *

Утром Барух проснулся не слишком рано и с удовлетворением услышал, что из открытого окна раздаются гулкие удары молота из кузницы.

– Нужно попозже к ним заглянуть и ускорить работы, чтобы выполнить заказ кадия. – пробормотал Барух и потянулся. – А не перекусить ли мне?

Но позавтракать не удалось. Вбежал слуга и, запыхавшись, доложил:

– Там у входа в дом всадники ждут.

Недовольный Барух поспешил на улицу, но увидев посетителей, выдавил на лице гостеприимное выражение:

– О, я так рад видеть непобедимого Газвана ибн Джабаля. Я только собирался сесть за стол. Прошу в дом, не откажите отведать скромное угощение.

– Неужели ты думаешь, что я войду в дом человека, не почитающего пророка Мухаммеда, и отведаю вместе с ним кусок хлеба?

– Смилуйся, милосердный Газван ибн Джабаль. Я почитаю закон гостеприимства. Зайди просто в дом, отдохни в тени. Я всегда рад услужить тебе…

– Ну что ж, раз готов услужить, то услужи. Я помню, как я помогал тебе отбирать рабов из каравана. Но ты до сих пор не отблагодарил меня за это. А я слышал, что ты выбрал хорошего мастера, который делает тебе булатные клинки. И до сих пор ты не удосужился преподнести мне такой клинок. Может мне отобрать его у тебя? И пусть он у меня делает такие клинки.

– Сжалься, благородный Газван ибн Джабаль. Я только и живу продажей этих мечей, но как только будет готов следующий меч, я его подарю тебе.

– И когда он будет готов?

Барух вспомнил про заказ кадия и покрылся холодным потом:

– Я думаю, что через месяц меч будет готов.

– Хитришь, Барух. Я тебе даю десять дней. Через десять дней ты принесёшь мне меч. На нём должно быть выгравировано: «Во имя Бога, благого и милосердного!» А если меча не будет, то я заберу у тебя сакалиба. Ну а тебя, – здесь эмир усмехнулся, – я щедро награжу. У Ясира аль-Кабира от старости умер в гареме евнух. Я думаю, что твоя кандидатура подойдёт. Ты будешь очень счастлив. Ты будешь лицезреть жён самого Ясира аль-Кабира. Согласись, ведь не каждому дано видеть жён великого эмира?

От такой милости Барух побледнел лицом и неожиданно замочил свои шаровары.

– Смилуйся, о милостивый Газван ибн Джабаль…

Газван ибн Джабаль надменно усмехнулся, повернул коня и напоследок повторил:

– Через десять дней и на мече должно быть «Во имя Бога, благого и милосердного!»