– Тятя, смотри!

Голуб оглянулся, впрыгнул в телегу, стеганул коня концами вожжей и повернул его с дороги в кусты в сторону реки. Через некоторое время кусты закончились и начались высокие, густые камыши. Голуб спрыгнул с телеги, показал Деяну куда править, а сам попытался скрыть следы от колёс, поднимая помятый камыш, который рос выше человеческого роста, и Голуб надеялся, что издалека их не заметят.

Он притаился и сквозь листву смотрел на появившихся из-за бугра всадников. Передовые были на лошадях и рысью проехали мимо зарослей, где притаился Голуб. Потом появились всадники на неведомых животных. Ростом животное превосходило самую крупную лошадь, было покрыто густой красновато-серой шерстью, и, что самое удивительное, оно имело горб. От удивления у Голуба непроизвольно открылся рот. На каждом животном сидело по два всадника2. Первый был с копьем и держал поводья. У второго Голуб заметил лук со стрелами, меч и щит. Животные шли размашистым шагом, и скоро все всадники скрылись из глаз, не заметив скрывшихся в камышах беглецов.

Голуб по следам мятого камыша нашёл телегу с ожидавшими его женой и детьми. Телега заехала в воду по самые ступицы. Конь и корова с телёнком тоже стояли в воде и отмахивались хвостами от надоедливых слепней. Дети и Чеслава сидели в телеге, и старшие, сорвав по веточке, тоже отмахивались. На немой вопрос жены Голуб ответил:

– Мимо проехали, дождёмся темноты и тоже двинемся. На полуночь поедем, к одноплеменникам.

Чеслава молча кивнула головой, прижала к себе детей.

Людота, сразу, как только ускакал от него Голуб, начал тоже собираться. Деян привёл из конюшни двух коней. Одного коня он запряг в телегу, а другого просто привязал к ней за повод. Людота в это время погрузил в телегу весь свой инструмент из кузницы и только хотел помочь Русаве переносить узлы с вещами, как увидел, что появившиеся всадники начали спрыгивать со своих коней и забегать в дома соседей, вначале далеко, а потом все ближе и ближе.

– Опоздали, – скрипнул зубами Людота.

Забежав в кузницу, он схватил не успевшую погаснуть головню и, выбежав на улицу, бросил её на крышу кузницы, покрытую вначале тёсом, а сверху соломой. Сухая солома вспыхнула, а вместе с ней и кузница. Людота обнажил свой меч, толкнул дочь и жену в дом и стал перед дверью, дожидаясь врага. Сзади в дверях встал с копьём Деян.

Передовая тысяча Саадет ибн Юсуфа стремительно подошла к селению Людоты. Выделив одну сотню под началом Баят аль-Джафара на захват селения, а остальные он отправил дальше. Сотня рассыпалась по селению. Воины врывались в дома, вязали сопротивлявшихся пленных, искали что-либо ценное. При возникновении какого-либо сопротивления сотник одним движением руки направлял туда подмогу. Быстро захватить селение не получалось, – сопротивление было ожесточенным. Противник, хоть и был разрознен, но оказался крепким орешком. Сотник смотрел на сопротивлявшихся: его воинам противостояли довольно высокие, широкоплечие люди. В их сопротивлении сквозила такая мощь, что арабам приходилось довольно не сладко. Если бы они были в строю, то не известно смогли бы арабы победить. Уже появились первые потери, погибали, но не сдавались и противники. И всё-таки очаги сопротивления начали угасать: противник то погибал, то его ранили или оглушили, то, обезоружив, связывали.

В одном месте произошла заминка. У самого пожара, где горело какое-то строение, у воинов Аллаха никак не получалось победить высокого, молодого воина, одетого в простую белую рубашку. Он наносил страшные рубящие удары, от которых у некоторых воинов тупились мечи, а некоторые мечи просто перерубались. Было уже несколько убитых, и поэтому воины попытались достать его копьём, но одним взмахом меча древки копей перерубались. Сзади противника в белой рубашке страховал совсем ещё молодой юноша, тыкая своим копьём в приближавшихся арабов.

Баят аль-Джафар побледнел. Его не испугала эта затянувшаяся схватка с двумя противниками: он увидел, что за всем этим наблюдает невесть как появившийся Саадет ибн Юсуф. Рядом с ним, но чуть сзади находился его личный толмач Барух, а ещё сзади сорок человек воинов, являющимися у тысячника одновременно связными и охраной.

Баят аль-Джафар повернул коня и подъехал, склоня голову, к Саадет ибн Юсуфу.

– Скажи мне, Баят аль-Джафар, твои воины разучились воевать? – не повернув головы к подъехавшему, спросил Саадет ибн Юсуф.

Пока Баят аль-Джафар пытался что-то объяснить, Барух тронул коня, подъехал поближе к месту схватки. От его глаза не ускользнула уникальность меча Людоты. Он подъехал к телеге и осмотрел поклажу, инструмент кузнеца, поглядел на горящее здание, на бившихся воинов и вернулся обратно на прежнее место.

– Закидайте его стрелами, – не слушая оправдания Баят аль-Джафара, сквозь зубы промолвил Саадет ибн Юсуф.

– Позволь мне дать тебе совет, достопочтимый Саадет ибн Юсуф, – встрял в разговор Барух.

– Я думал, что у меня есть толмач, а оказывается, появился советник, – зло ощерился Саадет ибн Юсуф.

– Ты не так меня понял, высокочтимый Саадет ибн Юсуф! Позволь в оправдание неправильно сказанной мысли вручить тебе этот перстень, – и Барух протянул ему золотой перстень с большим изумрудом.

Саадет ибн Юсуф поднял руку, останавливая уже готового выполнять приказание Баят аль-Джафара, взял перстень, хмыкнул и сквозь зубы процедил:

– Говори.

– Мне кажется, несравненный Саадет ибн Юсуф, их нужно взять живыми. Из них получатся сильные рабы.

От этой лести Саадет ибн Юсуф поморщился, огляделся, подозвал двоих из своей охраны, и, показав на соседнем дворе сушившуюся рыбацкую сеть, приказал:

– В колодку его, и присоедините их к моему полону, – он повернул коня и поехал прочь.

Тень озабоченности промелькнула на лице Баруха. Два оставшихся всадника из охраны Саадет ибн Юсуфа развернули рыбацкую сеть и на полном скаку набросили ее на Людоту. Людота попытался выбраться из опутавшей его сети, но быстро это не получилось. Этой паузой воспользовались арабы. Несколько человек набросились на Людоту и повалили его на землю, а у Деяна, отобрав копьё, в кровь разбили лицо. После этого на шею Людоте надели тяжёлую колодку и бросили его в его же телегу.

Барух подъехал к арабским воинам, показал на меч Людоты, и тоном, не терпящим возражений, произнёс:

– Саадет ибн Юсуф приказал передать ему этот меч.

Воины беспрекословно подняли меч Людоты и передали его Баруху. Отъехав подальше от места сражения, он оглянулся, и, увидев, что за ним никто не наблюдает, спрятал меч в притороченный к седлу мешок.

– Теперь можно ехать к Саадет ибн Юсуфу, – довольно усмехнулся про себя Барух.

Один из воинов отвязал от телеги коня Людоты и сел на него. Конь, непривычный к чужому седаку, повернул голову, пытаясь схватить зубами всадника. Другие вытащили из дома плачущих Млаву и Русаву и посадили их в телегу; затем загрузили на неё оставшиеся узлы, вывели из хлева корову с телком. Телка тут же закололи и начали сдирать шкуру, а корову привязали к телеге, и, вручив вожжи Деяну, показали направление: куда надо ехать.

Деян тронул коня и поехал в указанном направлении, а что ему ещё оставалось делать? Тяжёлая колодка сильно давила на плечи и шею Людоты. Он сидел в телеге и держался за её борта. Млава разложила узлы, чтобы Людота мог прилечь, и колодка ему не мешала. Он прилёг на узлы и в таком полулежачем положении смотрел на окружающее.

Вокруг сновали пешие и конные арабы. Сопротивление заканчивалось. Кое-где лежали убитые арабы и северяне. Некоторых он узнавал, других не смог рассмотреть. Людота заметил, что они не остались без присмотра, – их сопровождали несколько арабов. Один из них с большим тюрбаном на голове уверенно держался в седле и иногда встречным воинам отдавал какие-то команды на своем гортанном языке. Тогда арабы выводили пленников и гружёные телеги, пригоняли скот, – одним словом, обоз понемногу пополнялся.