– Мама, - Олби поднимает на нее глаза, и Кора понимает, что он сейчас расплачется. Его губы, которые достались ему от нее, стягиваются в полоску, как у Айзека. - Пообещай, что ты меня не оставишь. Никогда-никогда.
Она притягивает его к себе за голову, и он забирается к ней на колени, как когда ему было четыре и он пугался бешеных австралийских бэкпекеров с их рюкзаками размером с человеческий торс и сгоревшими красными лицами, и вжимается в плечо горячей и мокрой от слез щекой.
– Куда я от тебя денусь? - спрашивает она, перебирая его кудряшки на вспотевшем под бейсболкой затылке.
– Честно?
– А иначе родился бы ты у нас с папой? - она целует его в живот.
С ее девятнадцати Кора знает, что все, что ты знал о жизни, все, что было для тебя важно, отходит на второй план, когда на свет появляется твой первый ребенок.
//
Скотт уже стоит в дверях, словно ждал их всю ночь или искупался в тормозной жидкости. Он в своей классной курточке с американским флагом, под ней толстовка с капюшоном, натянутым на лоб, как у рэперов или каучсерферов, которые приезжают к ним с младенцами в рюкзаках-кенгуру и пачками с маршмэллоу. Элли хочется на него злиться, но она не может, потому что он ей нравится. Она сжимает его кулон, который болтается на бамбуковой нитке с пацификом и Биллом Шифром под ожерельем из ракушек. (Вещдок: такое же есть у Олби и Джей-Джей. Кора купила их в Кампече, куда они с Дереком ездили на День независимости два года назад).
Питер пьет молочный коктейль из «Баскин Роббинс». Он взял ей такой же и пакет с банановыми пончиками в розовой глазури, а утром отвез на завтрак в «Интернейшнл Панкейк Хаус» с голубой крышей, продавленными поролоновыми подушками и блинчиками с кленовым сиропом размером с Пирамиду Кукулькана. Официантка в костюме Пастушки Бо Пип принесла им кучу всего из того, что Элли могла бы съесть, но она устроила протест и не съела ничего, поэтому сейчас ее пустой желудок булькает, как слив в бассейне, в котором только что спустили воду после нашествия детсадовской группы.
– Съешь пончик, солнышко, - говорит ей Питер голосом Великого Мастера Угвэя, но она его бойкотирует, потому что он ничего не сказал ей про папу и отвез в пустую квартиру со стеклянными стенами, тигровыми шкурами и здоровым холодильником для трупов, хотя Элли просила оставить ее в «Макдональдс».
Но трупов там не было, зато были персиковый сок в коробках и замороженные вафли. И Питер сказал, что не будет ее убивать. И все это было лучше, чем быть со Стайлзом и думать о том, что его она тоже не может ненавидеть, потому что он Человек-паук и она знает, что это Малия заставила его ей врать. Потому что она никогда ее не любила. И его тоже. И Элли пытается понять, почему они ее родители.
Она знает, откуда берутся дети - она прочитала об этом в интернете. Она знает, что малыш рождается, потому что его мама и папа любят друг друга и занимаются всякими противными вещами, чтобы он появился в мамином животе. И когда она думает о том, почему же тогда родилась она, ей хочется плакать и на Комик-кон с папой, потому что она знает, что он есть у нее, а она у него, и ей все равно, что она появилась у него без мамы.
Она хочет, чтобы он был здесь, тогда бы она сказала ему, что ее подкинули инопланетяне и только он ее папа. Потому что когда она думает о Малии, она ненавидит ее так же сильно, как хочет назвать «мамой». Потому что она соврала, когда сказала, что хотела этого только однажды. Потому что каждый раз после того, как они перекрашивали все двери в доме в желтый и совершали набег на супермаркет прямо в заляпанных краской комбинезонах или спорили о доставке еды, она думала, что ее супермама такая же, как Малия.
Но ей всегда было проще делать вид, что она ей не нравится, чтобы никто не узнал о том, как сильно она на самом деле хотела, чтобы Малия была ее мамой.
Но сейчас она хочет домой, картошку фри с чесночным соусом и чтобы все это закончилось. Она вытягивает стянутую бинтом ладонь над носками своих «конверсов» и думает, что это выглядит так, словно она четыреста дней жила на необитаемом острове с динозаврами, Ваасом Монтенегро и рыбными консервами и ее только что спасли, но ей не хочется, чтобы Олби рисовал это в своих комиксах. Это не Лимонный Солдат, это Элли, и она закусывает щеку, чтобы было не так больно.
– Привет, - говорит Скотт, и она вспоминает, каким злым он стал, когда она накинулась на Малию. Он держит в руках открытую пачку «Эм энд эмс». С соленым арахисом. Он знает, что это ее любимые. Ей хочется обнять его и прижаться щекой к его теплому животу, но она даже к пачке не тянется. Ей кажется, что вся планета обмазана суперклеем и она навсегда прилипла к этому месту перед Скоттом, который смотрит на нее так, что она одинаково хочет за него замуж и чтобы ее смыло цунами.
А потом она слышит, как папа говорит что-то противному Питеру, навалившемуся на капот локтем с сигаретой во рту с видом, будто он ковбой из кино про Дикий Запад, а не старикан с именной клюшкой для гольфа и дурацким голосом. Папа улыбается ей, словно это не она сказала, что ненавидит его больше всего на свете, и ей становится грустно и обидно за него, потому что он всегда ее любил, отдавал ей манговые маффины и картошку фри со своей тарелки и заворачивал в одеяло, зная, что она любит спать, как буррито. Тогда она садится на песок, приклеенная к планете, и плачет так громко, что ей кажется, ее слышно даже в Антарктике или Папуа-Новой Гвинеи. Папа отрывает ее от земли, подняв на руки, как в ее шесть, когда она носила оранжевые заколки с Симбой и оставляла выпавшие зубы под подушкой.
– А если бы там… если бы началась ядерная война или… или зомбиапокалипсис, и я бы уже никогда не узнала, что ты ехал ко мне, - она прижимается к его шее, пахнущей металлом и грецким орехом. - Папа, пожалуйста, я больше не хочу здесь оставаться… Я хочу домой… Я хочу к Коре. Пожалуйста. Пожалуйста, не оставляй меня тут одну.
И она плачет и плачет, пока вся Солнечная система и весь мир разваливаются на части.
Комментарий к девочка путешествует автостопом и ловит пролетающую комету
adele_edem, мимокрокодильные Дерек/Брэйден для тебя ;))
========== мама и папа на качелях-доске с завязанными глазами ==========
ry x - salt
На парковке средней школы Бикон Хиллс школьный автобус с не отмытой от бензобака надписью «пираты сосут» разворачивается под средним углом в сорок один градус возле девочек-ос, которые обсуждают матч по лакроссу и лифчики. Из их сумок высовывается форма чирлидерш, они надувают розовые пузыри из жвачки и наклоняются так, что видно трусы. Элли знает, что они из восьмого класса, устраивают вечеринки в пижамах с кока-колой и фильмами, где все голые, и уже целовались с мальчиками в губы.
– Если я скажу, что выстрелила кому-нибудь в глаз из сигнальной ракетницы, мне разрешат учиться дома, пока мы не вернемся обратно в Мексику? - Элли поворачивается к папе, который сидит за рулем и отпивает из бутылки с водой. - Ты же не хочешь, чтобы я стала девочкой-осой! Мне кажется, я уже провоняла клубничным йогуртом и тупостью, - она оттягивает ворот своей футболки с Хайзенбергом, чтобы папа понюхал. - Ненавижу клубнику!
– Скотт заберет тебя в три, - говорит он и поправляет на ней бейсболку («US Davis», ну вы понимаете). - Ты помнишь про фестиваль горящей лодки?
– Хотела бы я сжечь в ней эту дурацкую школу, - бурчит она и выползает из машины, хлопнув дверью. Они в БиконХиллс уже две недели, и вот что она узнала за это время: если ты с какой-нибудь экзопланеты с шестью солнцами и не притворяешься, что ты из тех, у кого куча друзей, кто отпивает пиво из бутылок на барбекю с двоюродными бабушками и дедушками и знает, куда вставлять слова типа «чувак» и «бро», то будь готов быть желтым карликом, когда все вокруг красные гиганты или пытаются делать вид, что они красные гиганты. Конец.
– Вы наполнили сегодня свое ведерко? - спрашивает миссис Дэвис, когда Элли окончательно откапывает жвачку со следами зубов от своего стула и смотрит взглядом Коры (читай: взглядом Коры, разрубающей банановый пирог топориком) на Бобби Сойера - придурка, которого после занятий все еще забирает няня и который писается во сне. «Насколько полно твое ведерко?» - это что-то вроде игры в «хорошего полицейского»: ты отдаешь однокласснику помятый кусок своего сэндвича с «нутеллой» или зовешь его поиграть в плейстейшен после занятий, и в твоем воображаемом ведерке открывается безлимит на желейных мишек или жареную картошку. На что-то, что делает тебя счастливым. А у Бобби Сойера внутри тарелка с червями, а не ведерко.
