На нем свадебный фрак, белый воротничок облегает его смуглую шею. Рядом стоит Стайлз, с раскрасневшимися глазами, он все похлопывает его по плечу.

– Здравствуй, моя дорогая, - говорит Скотт одними губами, но она его слышит. Она и парочка других оборотней, которых ей не видно из-за многослойной фаты.

Последние шаги отец делает неторопливо, но твердо. Когда они оказываются перед алтарем, он древним как мир символическим жестом накрывает перевернутую ладонь Скотта ее. Малия слышит, что Стайлз всхлипывает.

Она шагает вперед и оказывается на том месте, которое отгоняла от себя все последние годы с убеждением, что они не станут семьей с одной фамилией, арендованным домой в спокойном районе и хотя бы одним ребенком. Но вот она здесь, становится с ним рука об руку, и церемония начинается.

– Помолимся, - призывает преподобный Элбин. Когда настает время клятв, Малии одинаково хочется разрыдаться и сказать Скотту, что она сошла с ума, раз делает это. Выходит за него.

– Малия. Мое «да» означает, что я правда буду любить тебя сегодня и каждый день до конца моих дней. Я пытался поймать все наши моменты, которые не хочу забывать. Один момент врезался в мое сердце и память. Когда мы стояли на утесе Санта-Лусия, и я собирался сделать самое безумное в своей жизни - прыгнуть следом за тобой. Малия, - он сглатывает, - ты показала мне, что такое любовь. Знаю, не всегда все будет легко, но наша любовь всегда того стоила. Я буду поддерживать тебя и относиться к тебе с доверием и уважением. Я построю с тобой свой дом, полный смеха и страсти. Вместе мы создадим семью. И я разделю с тобой свои мечты. Итак, сегодня, перед лицом всех собравшихся, я отдаю себя тебе.

Она чувствует, что слеза скатывается по подбородку. Она выдыхает, и Скотт крепче стискивает ее руки.

– Скотт.

Не смей разрыдаться, твердит она себе, ощущая поглаживание его сухих пальцев. Тогда она снова смотрит на Лидию. Лидия кивает.

– Скотт, я обрела в тебе родственную душу, моего лучшего друга. Я благодарна тебе за то, что был со мной рядом. Я обещаю тебе дать все лучшее, что у меня есть, и просить у тебя не больше, чем ты можешь мне дать. Где бы я ни была, если я буду с тобой, значит, я дома, - она замолкает, слой фаты у ее шеи совсем мокрый. - Я люблю тебя больше всего на свете, Скотт. И я хочу, чтобы ты знал, что отныне и навсегда я буду любить тебя, пока я жива.

========== большая тройка ==========

[Я не хочу просто ребенка,

Я хочу этого ребенка].

devics - salty seas

За два дня до Рождества Стайлз приходит к МакКоллам, заходя через вечно открытую заднюю дверь в кухню с продуктами под мышкой и Томасом в нейлоновом демисезонном комбинезоне. Ветер завывает через вентиляционную решетку, стеклопакеты запотели. Стайлз ставит пакет на стол из нержавейки и вынимает упаковку помятых кусков «Уандербрэд», швейцарского сыра и копченую ветчину для сэндвичей.

- Мы просто зашли, и все? - спрашивает Томас.

- В самом деле, жучок, это же не проникновение со взломом. Мы всегда заходим через заднюю дверь, - бодро отвечает Стайлз и берет из шкафа коробку хлопьев. - Бог ты мой, «Печенюшки». Целую вечность не ел «Печенюшки».

- Мама заходит через переднюю.

- Мама пользуется звонком. Но когда у Скотта и Малии родится малыш, никто не будет звонить, потому что малыш может спать. Поглядите на него, мистер Соня! - восклицает Стайлз, когда Скотт появляется в кухне. От него тянет хозяйственным мылом и постелью. - На завтрак флоридские сэндвичи. Малия все еще спит? Кстати, у вас есть салями? Я не нашел.

- На второй полке маринованная свинина, - Скотт опускает руку Томасу на голову. - А где мама?

- Она дома собирает чемодан. В двенадцать у них с папой самолет в Нью-Йорк. Папа сказал, что полетит с ней, потому что там будет дядя Питер. Можно мне хлопья?

- И вовсе я не так сказал, - отмахивается Стайлз. - Руки, мистер, - добавляет он, когда Томас обхватывает пластмассовую канистру с молоком.

- Успокойся, мужчина, - отвечает он со вздохом, соскальзывает со стула и лениво ползет в ванную, шурша комбезом.

- Он набрался этого от Элли, - объясняет Стайлз. - Не спрашивай. При Лидии он ведет себя так, словно целовал камень Красноречия.

- Хочешь оставить Тома с нами? - Скотт подцепляет полоску сыра.

- Всего на два дня, мужик. Можете врубить ему «Марио» или документалки про китов от Би-би-си, и вам не придется устраивать вечер викторин. Два дня секса в «Холидей Инн». Клянусь, после того судебного процесса в Окленде и бессонницы у Томаса я готов сделать это даже в сортире или прыгающем замке.

- Ну все, ни слова больше.

- Видит бог, через год-другой ты будешь молить, чтобы сплавить своего орущего карапуза - или сразу двоих - на меня вместе с мокрыми подгузниками и сцеженным молоком в бутылочке, чтобы нормально поспать с Малией хотя бы пару часов, - он вталкивает оставшиеся куски хлеба в тостер. - Так все в порядке, мужик? Как-то нерадостно ты выглядишь для того, кто так мечтал набросить брачную петлю на шею, - шутит Стайлз.

- Да ночь была трудной.

- Помощь нужна?

- Нет.

- Ладно, - Стайлз отворачивается, облизывая пальцы в арахисовой пасте. - Ставлю двадцатку, у них есть список «Девчонки из кампуса, которых можно отжарить на трезвую голову». В смысле у всех этих женатых венчурных капиталистов в отглаженных костюмчиках с Уолл-стрит. У них стояк на рост на фондовом рынке, - хмыкает он.

- Тебе не обязательно ездить с Лидией на все пресс-конференции и собрания партнеров, ты же это знаешь?

- Слушай. Семейная жизнь как сериал «Все любят Рэймонда», только не смешной, - говорит Стайлз. - Выпью пивка с Рамиресом в салат-баре на Пятой авеню. Не пущу я ее туда одну, и не смотри на меня так. Теперь я мужик в семье.

- Ну сейчас-то мне можно хлопья? - раздевшийся до трусов, недовольный Томас стремительно идет по курсу на Стайлза и пихает мокрые ладошки ему в лицо. - Я их вымыл. Вы знали, что на одной руке живут где-то сто пятьдесят микробов? Армия клонов. Можно дать им имена. Роботы-войны! Берегись, Йода! Где твой световой меч?

- А чего это ты разделся?

- Потому что я решил, что больше не хочу носить одежду. Я хочу тост с арахисовой пастой из космических орехов, - заявляет Томас, забираясь на стул и складывая руки на голом животе. - Это что, всего лишь «Скиппи»? - разочарованно выдает он.

- Космическую еще не подвезли. Я намажу тебе эту, а ты иди и надень штаны.

- Не хочу.

- Томас, - выделяет Стайлз.

- Не хочу надевать штаны, - повторяет он. - Хочу ходить голышом, как Джей-Джей. Хочу жить в Мексике.

- В Мексике нет рождественской елки и Санта-Клауса.

- Не хочу елку, - Томас барабанит ногами по перекладине складного стула.

- А ну давай прекращай это. Дома ты себя так не ведешь.

- Я хочу к маме, - стонет он.

- А, по-моему, кто-то собирался с нами заворачивать рождественские подарки и лепить из теста армию имбирных Чубакк, - Малия останавливается возле Скотта, и он запускает руку под ее футболку. Ладонь естественным жестом скользит на живот, и Стайлз это замечает.

- О горе мне, это мой случай! - голосит Томас. - Зеленая глазурь для Йоды!

Он впихивает в себя ложку хлопьев, разливая молоко по столу. Стайлз тем временем оглядывается на Скотта - тот о чем-то тихо говорит с Малией под работающим кондишном с принципом нагрева.

- Все еще тошнит? - спрашивает он, ткань ее футболки натягивается над его ладонью со стороны правого бока.

- Немного, - отвечает ему Малия. Ее худая рука с плотно севшим на пальце обручальным кольцом несмело сползает к животу на руку Скотта.

- Ну, какой срок? - интересуется Стайлз, уже когда они докуривают на истоптанной разносчиком газет лужайке возле поваленного соседского гнома. Скотт в толстой куртке на футболку и шлепанцах скрипит резиновой подошвой, переминаясь с ноги на ногу.

- Десять недель, - не сразу признается он. - Угроза выкидыша все еще есть. Это… случалось и раньше. Один раз. Нашему… Ребенку было бы уже пять.