– Как не помнить, помню. Хороший воевода Вятко. Богатую добычу мы с ним взяли у ромеев. Мои воины часто вспоминают тот поход. Помню и князя Гостомысла, как привечал он меня с дружиной. Ради Вятко освобождаю вас от подати – плывите дальше с миром.
На ладье опустили щиты, и князь за спинами воинов разглядел красивую девушку. Она без боязни смотрела на руян, и в этом взгляде чувствовалось величие.
– Как зовут тебя, красавица? Оставайся с нами. Любой из нас готов взять тебя в жёны.
Девица горделиво вскинула голову:
– Я дочь князя Гостомысла!
– Поздно уже, князь, – добавил Мошко. – Сосватана она за Годослава из княжеской семьи бодричей…
И вот теперь она лежала у его ног со стрелой в груди, и её голубые глаза безжизненно смотрели в небо.
Он аккуратно закрыл ей ладонью глаза:
– Перенесите погибших на нашу ладью, похороним их с честью.
Князь вернулся к спящему Юрию и взял его, сонного на руки. Малец проснулся и спросонья начал тереть себе глаза кулаками.
– Как зовут-то тебя, княжич?
– Люлик, – ответил Юрий.
– Люлик? – удивился Рус.
– Нет, Люлик.
– А-а, Рюрик!
Мальчишка утвердительно кивнул головой.
– Ну, Рюрик – так Рюрик. Хочешь воином вырасти и за мать отомстить?
– Да.
– Возьмите и меня. Я тоже хочу воином вырасти! – взмолился Оскол. – А ладью мою можете себе взять.
– Хорошим воином стать – много пота надо пролить. Не пожалеешь?
Оскол посуровел лицом:
– Мне сказали, что моего отца тоже даны убили. Если не я, то кто за отца отомстит?
Князь внимательно, оценивая, окинул взглядом Оскола:
– Как зовут-то тебя?
– Осколом кличут.
– Тогда перелезай к нам.
Рус повернулся к воинам.
– Привяжите его ладью к нашей.
Так просто решился вопрос о будущем, мучавший вчера Оскола. Он потрогал под рубашкой мешочек с монетами: «А серебро бы спрятать не мешало. И почему отец всегда говорил, что руян нужно опасаться?»
Глава 3
(819 г. от Р.Х.)
Крепкий как кряжистый дуб, Остромысл, растягивая удовольствие, выпил ковш браги, смачно крякнув и вытерев с усов пену, потянулся к копчёному медвежьему окороку и отрезал себе ломоть:
– Ты мне поверь, дело – верное. Ты же купец, и выгоду должен видеть. Всё, что от тебя требуется – это ладью одну дать, да гольтепу помочь вооружить. Чай в твоих лабазах полно оружия-то?!
Сидящий напротив Градомир обсасывал шейку запечённого гуся и обдумывал предложение Остромысла, а тот продолжал:
– Сейчас самое время. Большинство данов уплыли фризов пощипать. У их селений охраны мало осталось, и мы их запросто на щит возьмём. Сведения верные, не сомневайся. Ты только подумай: пятая часть добычи – твоя!
Градомир ухватил щепоть кислой капусты и бросил её в рот. Смачно хрустя, спросил:
– Мне пятую часть, а остальное тебе?
– Мне тоже пятую часть.
– Я что-то не пойму – а остальное кому?
– Половину княжичу Вратибору и его дружине, а остальное всем тем, кто с нами на данов пойдёт.
Градомир понимающе кивнул головой. Дружина княжича Вратибора – это опытные воины его отца – князя Руса, прошедшие с ним множество битв, и которые были не согласны с выбором в князья Яромира – еще одного сына Руса от другой жены. Яромир был резок, отчаянно храбр до безумия, но воины больше чтили уравновешенного и здравомыслящего Вратибора.
Градомиру он тоже нравился, но принимать решения с наскока не привык:
– Пятая часть добычи – не такая уж и большая, так чего ты стараешься ради этого похода?
Остромысл немного замялся и плеснул себе в ковш немного браги:
– Понимаешь, много тут бездельников развелось: работать не хотят, пьянствуют, как бы до озорства не дошло. Если уйдут они с нами в набег, здесь спокойней будет. А вернутся с добычей – какая-никая выгода и прибыток.
– Это ты до этого додумался?..
Остромысл опять замялся и нехотя произнёс:
– Князь Яромир попросил. Хочет он, чтоб порядку больше было. Да и брата Вратибора просил с собой взять – пусть боевого опыта поднаберётся…
– А князь брату воинов ещё даёт?
– А зачем? Я ж говорю, что даны на фризов уплыли. Мне сам князь об этом сказал.
– Сам князь?..
Градомир задумался – неспроста всё это, неспроста:
– Так сколько всего воинов на данов с собой возьмёшь?
Остромысл оживился:
– Я с воинами на ладье, княжич на пяти. Ещё твоя ладья да моих две, на которых всех охочих людей размещу. Вот и считай – больше полторы сотни воинов.
– Ладно, дам я тебе ладью. И всех желающих идти на данов вооружу. Пусть в лавку приходят, а оружие после похода вернут.
– Само собой…
– Это не всё. Я со своими воинами на одной ладье тоже на данов пойду. На сброд надёжи нет – какие они воины?!
– Но я не могу из добычи тебе выделить больше, чем пятую часть… – заволновался Остромысл.
– Ничего. Главное – эту пятую часть вовремя себе на ладью положить…
* * *
– Оскол, неслух, ты где пропал? – у открытых дверей хлева раздался зычный крик княжьего ключника Билюда.
Навстречу вышел широкоплечий молодец лет двадцати, с большими деревянными вёдрами, полными свежего навоза, и уставился сверху вниз на маленького и худосочного ключника. Его высокий рост скрадывала небольшая сутулость, образовавшаяся, видимо, от постоянного ношения различных тяжестей. Босые ноги его, а также портки и рубаха, были измазаны тем же навозом.
– Чего шумишь? – глухим басом произнёс Оскол. – Сам же велел в хлеву убрать.
– Сколько можно ковыряться здесь? Вон уже свиньи визжат – голодные, а он всё никак не может убрать, как будто неделю там не появлялся.
– А ты вели поменьше коров кормить, тогда быстрей буду управляться.
– А молоко тогда откуда брать будем? Чай любишь его – молоко-то?
– А оно мне достаётся? – усмехнулся Оскол. – Хорошо хоть квасу вдоволь.
– Дерзишь, неслух. Вот скажу князю – он тебе задаст.
– За что? За то, что у коров долго убирал?
– Он найдёт за что. Скажу, что ты ночью к девкам в девишную лазил.
– Так я ж не лазил!
– А я скажу, что лазил. Испугался? То-то. Помни, кто тебя, сироту, выкормил и на ноги поставил.
Оскол поставил вёдра на землю:
– Я об этом всё время помню. Позволь в благодарность я тебя обниму.
Оскол широко раскинул свои руки и шагнул к Билюду. Ключник в ужасе, посматривая на пятна навоза на его одежде, попятился назад:
– Ты чего это, чего?.. Задушишь ещё, медведь этакий. Ты это, заканчивай давай скорей, да свиней покорми. Там тебе уже девки целую бочку помоев подготовили, – и Билюд бочком, бочком посеменил прочь.
– Так я уж закончил, – заулыбался вдогонку ему Оскол.
В пекарне, куда зашёл Оскол, стоял стойкий кислый запах, перебиваемый ароматом свежевыпеченного хлеба. Молодые, испачканные в муке девки и жёнки, месившие тесто, увидели Оскола, захихикали и, переглядываясь и бросая на него озорные взгляды, начали перешёптываться меж собой.
– Где здесь помои-то? – смущённо, переминаясь с ноги на ногу, спросил Оскол. – Билюд сказал, что для свиней приготовили.
– А ты Милолику попроси, чтоб показала, – засмеялись девки. – Тебе она не откажет.
– Ты чего сюда пришёл-то весь в дерьме? – властно закричала пожилая и дородная тётка. – Чай хлеб для князя и для дружины печём. Ещё не хватало, чтоб навоз ненароком попал…
– Тётка Скрева, так Билюд же сказал… – начал оправдываться Оскол, но та его перебила:
– Билюд наговорит, только слушай. Бочка, чай, во дворе, а не в пекарне.
Скрева отломила здоровенный кусок душистого и ещё тёплого только что испечённого хлеба и протянула его Осколу.
– Вот, поешь потом.
Милолика подошла к Осколу:
– Что ж ты так испачкался? Давай снимай хоть рубашку – постираю…
– Чего одну рубашку?! И портки снимай! – засмеялись девки. – Милолика, помоги ему.
Оскол не стал дожидаться очередных подначек, повернулся и вышел, закрыв за собой дверь.