Острие шпаги вонзилось в кружевные цветы пеньюара, которые мгновенно превратились в пунцовые маки. Барон, минуту до этого с ловкостью юноши преследовавший меня, вдруг превратился в жалкого оторопевшего старика.

– Моя… моя дочь… – не веря глазам, прошептал он тусклым голосом.

Враг потерял бдительность, а я получила шанс, которым не преминула воспользоваться. Один-единственный удар, который должен стать смертельным.

Я прыгнула на барона и воткнула короткое лезвие перочинного ножа между блеклыми локонами его парика, прямо в бровь. Багряный дождь крови обрызгал меня.

– Вот она, твоя трансмутация! – прорычала я.

Старик рухнул.

Комната утопала в крови окружающих меня мертвецов, ушедших друг за другом всего за какой-то неполный час.

В это же время за распахнутым окном раздался истошный звон колокола деревенской церкви. Не чистый перезвон, отмечающий время суток. Нет. Оглушительный набат, возвещающий о наступлении ночи и начале комендантского часа.

Мистический, животный ужас охватил меня, отметая все чувства. Я как будто увидела, как там, на деревенской площади, дверь кареты эбенового дерева открылась, выпустив пассажира, обладающего сверхъестественным чутьем.

Когда он появится в замке, привлеченный кровью, запах которой ничто не способно заглушить? Вопрос лишь нескольких минут! И в этот раз ни мой верный нож, ни мои охотничьи инстинкты – ничто не спасет меня.

Руки повисли вдоль тела, которое внезапно стало таким же безвольным, как три трупа, распростертые передо мной. Ощущение абсолютной беспомощности свинцовым покрывалом легло на плечи. Не в силах устоять на ногах, я повалилась на ковер, нитяное плетение которого постепенно пропитывалось кровью.

Все потеряно! Моя смерть, я чувствую, будет страшной и мучительной. Самые страшные пытки достаются тем, кто осмелился поднять руку на дворян.

Вампир не удовлетворится тем, чтобы убить виновную одним ударом. Когда я предстану перед ним в этой комнате с телами хозяина дома и его дочери…

Внезапно меня осенила мысль. Безумная и спасительная.

Я поспешила расшнуровать кожаные кюлоты, быстро разорвала рубашку и бросилась к Диане, чтобы стянуть с нее пеньюар с длинными рукавами. Липкие от крови ленты соскальзывали с непослушных пальцев, но мне все-таки удалось распутать их. Я надела надушенное льняное платье. Оно село так, словно шилось по мне.

В свою очередь стройная фигура баронессы идеально вписалась в мой охотничий наряд. Я оставила себе только трутовую зажигалку и миниатюрный мамин медальон, спрятав их в карман пеньюара.

Сорвала с безымянного пальца трупа перстень с гербом Гастефриш – ворон, раскинувший крылья, – и надела себе на палец. Чтобы завершить перевоплощение, сняла и отбросила в дальний угол свою фетровую шляпу, позволив моим довольно коротким волосам все же прикрыть щеки.

Потом занесла перочинный нож над мертвой девушкой и обрушила его на ее лицо несколько раз, прикрыв глаза, чтобы не видеть, как нежные черты, столь любимые моим братом, превращались в неузнаваемую кашу.

И напоследок, чтобы придать последний штрих погребальной сцене, проткнула руки баронессы одной из ее заколок, имитировав пункцию для десятины. Разжала неподвижную руку девушки и вложила в нее свой окровавленный перочинный нож.

Задыхаясь, я встала. Меня мутило от только что совершенного кровопролития. Взгляд упал на зеркало туалетного столика. Вместо своих глаз я увидела две черные бездонные ямы. Растрепанные волосы серебристым шлемом обрамляли мое лицо, отупевшее от ужаса. Сквозь тонкую ткань пеньюара грудь двигалась в рваном ритме, сотрясаемая рыданиями паники и икотой смеха.

Да, я смеялась. Нервно, безумно, не в силах остановиться, видя свое отражение в одеждах знатной аристократки. Какой уродливый маскарад! Какой зловещий гротеск!

В этот момент порыв морозного воздуха загасил свечи канделябра. Всколыхнул ледяным дыханием занавески балкона. Стылой пощечиной ударил по лицу.

Безумный смех застыл в горле. Я медленно развернулась. В оконной раме угадывались очертания высокой человекоподобной фигуры. Смутная тень на фоне новорожденной ночи.

Вампир.

Нет необходимости видеть, чтобы понять: это он. Я никогда не была рядом с живыми мертвецами, но читала о них в книгах. И сейчас каждая клеточка моего тела кричала: я стою напротив одного из них.

Холод – фирменный знак представителей Тьмы и стал основой эры холода, воцарившейся на земле с приходом повелителей ночи.

Всего несколько минут прошло с тех пор, как отзвенел набат. Достаточных для вампира, чтобы понять: двое смертных избежали резни в аптеке. Достаточных, чтобы быстро взойти на холм, к замку, на дорогу к которому у нас с братом ушло добрых три четверти часа. О том, что он взобрался на балкон по гладкой стене словно ящерица, я предпочитала не думать.

– Это… этот юноша и эта девушка… – заикаясь, прошептала я, показывая на тела Бастьяна и Дианы. – Убийцы, которые пришли перерезать нам глотки.

Я – тот самый фазан, что был подстрелен мной сегодня утром. За несколько секунд до своей смерти.

Я – тот самый заяц, который попал в мой капкан на прошлой неделе. В тот самый момент, когда силки сомкнулись на его хрупкой шейке.

– Они появились неожиданно… Я сидела за туалетным столиком, – продолжала я, подняв дрожащую руку к волосам. – Моему отцу ценой собственной жизни удалось одержать вверх. После жестокой борьбы. Кровь на мне – это… это кровь папы.

– И Его Величество отблагодарит за это, мадемуазель.

Голос существа спокойный, глубокий и гармоничный. И все же от него мои волосы встали дыбом.

Я нервно одернула рукав домашнего платья, прикрывая багровые шрамы на руках – следы неоднократных кровопусканий. Клеймо простолюдинов, обязанных сдавать десятину. Похожий след второпях я оставила на трупе баронессы.

– Эти жалкие людишки были опасны. – Вампир медленно приближался ко мне. – И коварны: заставили меня проделать долгий путь из Клермона после того, как я получил письмо вашего покойного батюшки. Они убили инквизитора и трех стражников, а затем пришли в замок, чтобы навсегда посеять здесь горе. Но теперь эти отщепенцы никому не причинят вреда.

Из тени появилась белая изящная рука, облаченная в шелковый рукав, украшенный фестонами. Мраморная ладонь с длинными пальцами, кажется, подавала мне знак.

Я положила на нее дрожащую руку. Ледяная поверхность статуи коснулась моей кожи. Слабый свет луны, проникавший сквозь занавески, осветил украденный у Дианы перстень. Его золотой блеск сверкнул на безымянном пальце.

– Вы единственная дочь барона, не так ли? – поинтересовался вампир.

Я кивнула. Горло сдавило, говорить было трудно.

Уловка удалась: гость никогда не видел девушку, за которую я себя выдавала. Запах моего происхождения, похоже, отлично маскировался духами, пропитавшими пеньюар.

Но достаточно вампиру повернуться и оглядеть комнату, чтобы обнаружить над камином портрет. Не мой портрет! Хватит ли у меня наглости утверждать, что это родственница? Хватит ли у незваного гостя любопытства осмотреть изуродованный труп, чтобы найти сходства?

В данный момент все его внимание направлено на меня.

– Боюсь, что теперь вы сирота, мадемуазель… Мадемуазель?

– Диана, – выдохнула я.

Это имя, как погребальный саван жертвы, который мне еще предстоит надеть. Оно странно похоже на мое собственное, будто предопределено судьбой. Баронесса позаимствовала его у великой богини охоты, и теперь оно досталось мне – браконьерше на землях ее отца.

– Не волнуйтесь, Диана, – прошептал вампир. – Его Величество умеет быть щедрым к смертным, которые жертвуют собой ради него.

Он наклонился вперед. Сначала его роскошный, цвета ночи, редингот высветился в лунном свете, затем жабо рубашки с крупной сапфировой брошкой и, наконец, вся голова, похожая на голову статуи.

Бледный цвет лица контрастировал с длинными волосами, темно-рыжими и шелковистыми, совсем непохожими на бесформенный пыльник, покрывавший голову барона. Меня поразила юношеская красота этого идеально симметричного лица: гладкая тонкая кожа, полные губы и густые рыжие брови, будто нарисованные на фарфоре.