– Буду иметь в виду! – Я кивнула, с трудом преодолевая головную боль, вибрирующую в мозгу, и тошноту, вызванную гадливостью.

– Я рассчитываю на это! А пока: спокойной ночи. Ты бледна как смерть. Поверь, уж я-то знаю, о чем говорю. Ха-ха!

Вампир разразился демоническим хохотом. Я сжала кулаки, сдерживая ненависть.

Вдалеке показалась женская фигура в длинной черной накидке. Она, вытянув руку с фонарем, спешила нам навстречу. Шум ее шагов по широкому двору в форме подковы вызвал захлебывающийся лай сторожевых псов.

– Добрый вечер, мадам, – поприветствовал Александр. – Это Диана де Гастефриш – юная сирота, о прибытии которой я сообщил через ворона.

– Очень хорошо, месье виконт. Все приготовлено. Вы можете доверить мадемуазель мне.

Александр положил свои когти на мои плечи.

– Ну что ж, покидаю тебя и отправляюсь во дворец с надеждой на милость и прощение. Туда я тоже заранее отправил воронов и верю, что мне поможет благосклонное сердце… – он вскочил на подножку кареты, – … тем более со мной важные доказательства подавленного мятежа.

– Какие доказательства? – спросила я, приложив нечеловеческие усилия, чтобы наскрести крохи сведений о моей семье.

Он кивнул на багаж:

– В одном из сундуков находятся фрагменты подпольной лаборатории, которые удалось вынести после взрыва. Инквизиторы изучат по ним цели бунтовщиков. Этой скукой займется Факультет. А придворным нет дела до науки… Для них я приготовил трофеи, которые… как бы это сказать… больше, чем эпатаж! Головы пяти фрондеров. Я велел своим людям отсечь их шпагами. Конечно, получилось не так чисто, как топорами. Ну что ж, драгуны работали подручными средствами.

Он захлопнул дверцу. Карета тронулась, растворяя в ночи его дьявольский хохот.

Только бы он скорее исчез.

Только бы не стошнило.

Только бы не упасть.

Опереться на руку сопровождающей меня дамы. Изгнать из головы мысли о том, что в течение трех дней я была рядом с отрубленными головами моих родных.

Единственное облегчение в том, что я изуродовала прекрасное личико баронессы до неузнаваемости.

– Я – мадам Тереза, управляющая домом девушек, – представилась женщина, как только мы подошли к величественному полукруглому зданию, опоясывающему двор мрачной массой. – Я занимаюсь организацией и руководством практической жизни воспитанниц в школе «Гранд Экюри».

Впервые вырвавшись из тягостного плена тяжелых мыслей, я подняла глаза на управляющую и внимательно посмотрела на нее. Под шляпкой-шарлоткой с лентами, удачно подобранной к накидке, скрывался зрелый, строгий и принципиальный взгляд.

Женщина обошлась без титула перед именем. Значит, она простолюдинка, как и я? Станем ли мы союзницами?..

Ответный взгляд был не столь приветлив, а круги под глазами говорили о том, что мадам вынуждена была ждать нас допоздна.

– Дом юношей находится во втором крыле, – управляющая указала на противоположную половину здания. – Но вы будете с ними встречаться только во время ужина. Классы разделены строго по половому признаку, чтобы избежать проблем с дисциплиной. Хотела бы сразу предупредить: мы – элитное заведение. Занятия проходят все семь дней в неделю. Раймон де Монфокон – директор учебного заведения и Главный Конюший Франции[8]. Он руководит всем.

Она поднесла фонарь к моему лицу, чтобы лучше рассмотреть его.

– Я не нашла в архивах, где мы храним документы семей, представленных ко Двору, ваших бумаг. Скажите, мадемуазель де Гастефриш, сколько вам лет?

– Восемнадцать, – ответила я, вспомнив, что баронесса была ровесницей Бастьяна и на год старше меня.

Какое облегчение, что в школе нет нужных бумаг! Значит, семья Гастефриш не была при Дворе целую вечность, если она вообще когда-либо там была. В Версале, вероятно, никто не помнит настоящую Диану. По крайней мере, надеюсь на это…

– Вы будете посещать занятия старших классов и спать в дортуаре, – объявила мадам. – Учебный год начался две недели назад, в середине августа. Поэтому имейте в виду: придется наверстывать упущенное. Большинство воспитанников обучалось здесь в предыдущие годы. Сначала в младшем классе – бенжамин, затем в среднем – кадет. Приготовьтесь работать в три раза усерднее, если хотите иметь возможность быть представленной ко Двору в конце учебного года. То есть в следующем июне. Скажите, насколько достойно образование, что вы получили у себя в провинции?

– Я умею читать и писать, – поспешила уточнить я, обескураженная озвученными сроками.

Десять месяцев до представления ко Двору? Это десять долгих месяцев до мести, навязчивая мысль о которой лихорадила меня, став единственным смыслом моего существования!

Мадам закатила глаза и устало вздохнула:

– Рада, что вы умеете читать и писать.

– Еще я знаю английский язык.

Собеседница нахмурилась:

– Правда? Необычно для провинциалки. Должна сказать, что английский язык при Дворе теперь используется реже, чем раньше. Все из-за безумия вице-королевы Анны и событий в Нью-Йорке…

До меня доходили слухи о помешательстве вице-королевы и вампирши, сидящей на троне по ту сторону Ла-Манша. Говорили, что ее преданность Нетленному пошатнулась, но бо́льшего я не знала. Что касается событий в Нью-Йорке, о которых упомянула мадам, то я понятия не имела, о чем шла речь.

– Умеете ли вы танцевать, петь, играть на музыкальных инструментах?

– Ээ… Нет…

– Мы преподаем пять благородных искусств: куртуазное искусство, искусство светской беседы, искусство верховой езды, боевое искусство… и вампирическое искусство, предназначенное исключительно для старших классов. Есть ли среди них что-то, в чем вы хороши?

– Я умело обращаюсь с рогаткой, – запинаясь, пробормотала я.

Гримаса на лице управляющей отговорила меня от дальнейших откровений. Рогатка, вероятно, не являлась оружием, достойным юной демуазель, которой я намеревалась стать.

– Ну что ж, довольно разговоров, – сухо заметила женщина. – Сейчас время отдыха. И Тьма мне свидетель: вы, должно быть, устали так же, как и я.

Освещая путь тусклым фонарем, она повела меня на четвертый этаж по большой парадной лестнице, на каменных ступенях которой гулко раздавались наши шаги.

Мадам толкнула распашные двойные двери, и мы вошли в просторную комнату, разделенную длинным центральным проходом. По обе стороны от него расположились кровати с задернутыми балдахинами.

– Пожалуйста, идите на цыпочках. Воспитанницы уже легли, – попросила заведующая, понизив голос.

Может быть, и легли, но только спят ли?.. Я кожей почувствовала, как через занавески меня пронзили несколько пар глаз, более грозных, чем у сторожевых собак во дворе.

– ЧТО, НОВЕНЬКАЯ, ДРЫХНЕШЬ? Разве в деревне не встают с петухами?

Ледяная волна обрушилась на лицо. Я соскочила с кровати. Подушка намокла, с волос стекала вода, а перед глазами все еще стояли ночные кошмары с отрубленными головами.

Однако голова, склонившаяся надо мной, жива и здорова. И принадлежала потрясающей красоты девушке с жестокой улыбкой.

– Вот ты и умылась, серая мышь! – расхохоталась красавица. Она поставила пустой стакан на прикроватную тумбочку. – Боюсь, чтобы отмыть тебя от грязи, потребуется целый чан!

Звонкий смех заставил танцевать ее завитые щипцами каштановые локоны, шелковистыми змейками падающие на лицо. Девушка словно сошла с портретов итальянских мастеров эпохи Ренессанса.

Возможно, она подумала, что нашла новую жертву в моем лице. Но я, привыкшая всю жизнь давать отпор деревенским хулиганам, не собиралась тушеваться перед шлюхой с лицом мадонны, которая хотела задешево развлечь галерку.

– Это не грязь, – ответила я, цепляясь за ножку кровати, чтобы высвободиться.

– Неужели? – поинтересовалась другая девушка, повернувшись к остальным свидетельницам моего внезапного пробуждения. – И что же тогда? Лошадиный навоз?