Комок подкатил к горлу, на глазах навернулись слезы. Мама, с которой я часто спорила из духа противоречия и от чьих проповедей убегала в чащу леса, хранила у самого сердца прядку моих волос.

Я нередко посмеивалась над ее предостережениями о необдуманных поступках. Но мама, живущая в условиях постоянной опасности, лучше, чем кто-либо другой, знала, о чем говорит.

Мне казалось, что я – олицетворение великих бунтарок, когда заявила, что отправлюсь, невзирая на закон о невыезде, на ярмарку Красивого Берега в трех лье от Крысиного Холма.

Я считала себя безумно смелой, когда говорила, что буду охотиться по ночам, несмотря на комендантский час. Утверждала, что всякого рода ночные твари – редкость в нашей заброшенной деревушке.

Все эти годы обвиняла маму в том, что она слишком усердно чтит Кодекс смертных… Теперь мне больно и стыдно: мама не хотела, чтобы мои выходки привлекли ненужное внимание к семейной тайне.

И даже если слово «свобода», выгравированное на крышке часов, всего лишь мираж, я очень хочу поделиться им со своей семьей…

В памяти всплыли слова Валера:

«Родители считают, что ты слишком непредсказуема».

Не по этой ли причине мама предпочитала держать меня в неведении? Неужели Бастьян был прав: она ждала мой восемнадцатый день рождения, чтобы все рассказать?

Я положила часы обратно в кармашек пеньюра и перевела взгляд на плетеную корзинку. Ее вновь заполнили. Приподняв салфетку, я обнаружила нарезанную буханку хлеба с золотистой корочкой, кусок свежего сливочного масла, аккуратно завернутый в бумагу, и три маленьких горшочка джема.

В этот раз я с большим аппетитом смела все содержимое.

Остаток дня я рассматривала пейзаж за окном. Вскоре показались деревушки. Следом настоящие города с металлическими крышами, поблескивающими издалека, где за серыми стенами проживало четвертое сословие.

Не успело солнце скрыться, как тут же со всех сторон послышались истошные звуки мрачного концерта. Колокольни городков региона Иль-де-Франс друг за другом били в набат.

В ту же секунду люк со скрипом приподнялся, выпуская ледяной воздух. Появился Александр.

– Я к вашим услугам, моя дорогая, – приветствовал он, зажигая фонарь и картинно кланяясь. – Хорошо ли прошел день?

– Да, хотя мне было немного одиноко, – жеманно ответила я, разыгрывая роль беспомощной девушки, преисполненной благодарности. – Не хватало наших бесед.

Губы виконта тронула легкая улыбка.

– Я уже здесь, готов развлекать! – воскликнул он. – Но сначала скажи, что ты думаешь об этих новых туфлях, которые я надел специально для тебя?

Он с гордостью выставил свои ноги.

– Это таларии[7]. Из кожи луизианского крокодила. Последний писк моды! Класс, не правда ли?

– Очень красивые.

– У них также есть потрясающие женские модели. Король, без сомнения, предложит тебе несколько пар, как своей подопечной. Конечно, никаких красных каблуков, потому что они предназначены исключительно для вампиров. Правила этикета!

Я уставилась на красные каблуки Александра, запоминая эту информацию. Она может пригодиться позже, чтобы распознавать кровопийц при Дворе, если ледяной ауры их присутствия будет недостаточно.

– Похоже, тебе известно многое, о чем я не в курсе, – потешила я его самолюбие. – Ты говоришь о Версале так, будто прожил там всю жизнь.

– В том-то и дело, Диана! – рассмеялся Александр, на этот раз обнажив клыки. – Всю жизнь… и даже больше!

Как и вчера, нахождение рядом с иллюзорным девятнадцатилетним юношей смущало.

– Позавчера я обдумывал свое прошлое. Собирал воспоминания, чтобы привести их в порядок перед приездом в Версаль. Не хотелось бы все перепутать: прикладываться к руке не той маркизы или вести разговоры не с тем герцогом! При Дворе Тьмы свои кодексы и смертельные ловушки. Малейший неверный шаг, и тебя ждет расплата. Кровью.

Я вспомнила задумчивость Александра в первую ночь нашего путешествия. Значит, тогда вампир был погружен в свои воспоминания… Что ж, они тоже могут оказаться полезными: как возможность получить больше сведений.

– В школе «Гранд Экюри» – Больших Королевских Конюшнях в Версале? Чему именно там учат?

– Это учреждение для подготовки лучших всадников Его Величества. Создано три века назад самим Людовиком XIV до его трансмутации. В наши дни там по-прежнему учат верховой езде, но не только. В школе воспитываются самые знатные отпрыски смертных. Сливки общества, если ты понимаешь, о чем я. Каждый год в конце августа девочки и мальчики из благороднейших семей Магны Вампирии поступают в пансионат, прежде чем официально предстать пред Двором. Каждый год 31 октября в ночь своей трансмутации Его Величество отбирает двух лучших учеников.

Александр прыснул со смеху:

– Я рассказываю о Дворе как о змеином логове. Но ты не представляешь, какая борьба происходит между претендентами на королевскую милость! Даже маленькая деталь имеет значение. Например, тебя бы уже дисквалифицировали…

Виконт указал на мой лиф. Там, среди следов запекшейся крови и пота, красовалось оранжевое пятнышко от абрикосового джема.

– Необходимо научиться есть, не размазывая еду, – поддразнил вампир. – В противном случае навлечешь гнев мадам Этикетт – гидры, которая следит за соблюдением манер при Дворе.

– Не говори мне, что ты никогда не пачкался во время… хм… еды. Кровь, как известно, оставляет скверные следы.

Он хихикнул. Его смех слился со скрипом колес, вращающихся на полном ходу.

– Я, определенно, поклонник твоей прямолинейности! И Двор ее тоже оценит.

Вампир вытянул длинные ноги, поставив красные каблуки туфель на угол моей банкетки:

– Ты права: я загубил не одно кружевное жабо. Их потом почти невозможно восстановить.

Александр глубоко вздохнул:

– Кровь. Еще и еще. Много крови. Приходится постоянно возвращаться к ней. Это самая трагичная часть природы вампиров. Нас называют повелителями ночи. Но на самом деле мы – рабы. Крови.

Я почувствовала перемену в его настроении: время шуток прошло. Повисло молчание, нарушаемое поскрипыванием кареты. Фонарь тихо покачивался под потолком.

– Если бы ты только знала, как сильно я хочу избавиться от этой угнетающей ненасытной жажды. Из всех цепей прошлого, которые тяготят наш род, она – самая тяжелая. Я уже говорил, что мечтаю оказаться в будущем, впитать все современное. Всем нутром, всем сердцем, всей душой! Оказаться в мире, где вампиры больше не будут нуждаться в человеческой крови.

Его слова сбивали с толку. Невозможно представить вампира, говорящего о своей душе. Еще сложнее – хулящего кровь – высшую ценность, которая лежит в основе королевства, религии, налогов и общества.

– Может быть, твоя мечта скоро сбудется. Я имею в виду, что, возможно, когда-нибудь вампиры найдут иной способ существования.

Александр взял мою руку. В этот раз его прикосновение не отдавало ледяным холодом, как раньше.

– Ты неисправимая идеалистка, как и я. В Версале тебе нужно быть настороже, потому что всегда найдутся желающие подавить любые прогрессивные мысли.

– Спасибо за предупреждение, Алекс. Я буду иметь это в виду.

Он улыбнулся и откинулся на банкетку.

– На сегодняшний день, увы, мы все жертвы проклятия Тьмы. Несмотря на все прекрасные слова и высокие надежды, оно все еще с нами.

Вампир запустил руку в редингот и достал хорошо знакомый мне стеклянный сосуд: гематическую бутылочку, специально разработанную Факультетом для сбора и хранения десятины. Флакон был до краев заполнен красной вязкой жидкостью.

– Прошу прощения за прием пищи перед тобой. Обычно я предпочитаю делать это наедине. Но, учитывая тесные условия путешествия, у меня нет выбора.

Он откупорил бутылочку и поднес ее к носу. Впервые я увидела, как затрепетали ноздри вампира. Да! От удовольствия!

– Мм… Какой нежный аромат! – обрадовался он. – Наисвежайшая кровь! Не то что та, свернувшаяся, которую архиатр из Клермона присылал мне каждый месяц. Будь проклят Факультет! Надо сказать, что я сам собрал ее из сонной артерии жертвы. Представь себе, Диана: две ночи назад, когда я проснулся, один из этих глупых фрондеров был еще жив. Или, правильнее сказать, жива.