– Спок… твоя рука, – он пытается пошевелить пальцами, но старпом держит по-прежнему крепко, только перехватывает удобнее.

– Кстати, об этом. Капитан, как часто вы целуетесь с докторами и вулканцами?

– Что, прости? – Кирк абсолютно искренне опешивает, даже не пытаясь понять логику, приведшую к этому умозаключению.

– Это, – Спок поднимает их руки и переплетается пальцами с пальцами капитана, – жест, который у вулканцев эквивалентен человеческому поцелую. И если в отношении доктора Маккоя я могу понять – он ваш лучший друг, то подобное проявление чувств к мистеру Споку не приносит мне никакого удовольствия.

– Еще раз? – вот теперь он и вовсе ошарашенно хлопает глазами, пытаясь уловить смысл сказанного, а старпом только тяжело вздыхает. Большей частью наигранно.

– Я понимаю, что в тот момент, со стороны мистера Спока это был скорее человеческий жест поддержки, а к доктору вы испытываете весьма глубокие и сильные, но только дружеские чувства. Но это не значит, что мне будет приятно и что я не начну… ревновать.

Теперь вулканец почти лукавит, а уголки губ ползут выше, заставляя Джима взмолиться о еще одном спасительном обмороке.

– Спок, остановись! – восклицает он, пытаясь осознать, но старпом не дает и шанса.

Он придвигается ближе к капитану, чуть склоняется и подносит их переплетенные руки к своему лицу. А потом целует тыльную сторону ладони Джима и смотрит исподлобья.

– Боюсь, уже не смогу, капитан… Вам стоит вспомнить наш мелдинг, чтобы получить ответ на интересующий вас вопрос.

А Джим помнит. Очень хорошо помнит эту незыблемую скалу в своем сознании. К которой его приковало, как Прометея – не вырваться, не сдаться. Только терпеть эти мучения, которые он переживал вместе с ним. Стоп. Вместе? И он тут же вспыхивает как спичка, как сверхновая, как лампочка, заливаясь краской румянца. Мимические судороги Спока превращаются в полноценную улыбку, а Кирка снова накрывает чужими нежностью и лаской. Джим не просто еще раз прошел весь этот ад – Спок спустился следом за ним и тоже все это пережил. При этом не только изобличив все мысли и чувства своего капитана, но и открывшись сам. А капитан не может ни осознать это, ни поверить. Вот так просто и так сразу!

Вулканец запечатлевает еще один целомудренный поцелуй на ладони, пока Джим заново учится думать, а потом медленно расплетает их пальцы.

– Мы поговорим об этом позже, капитан. А сейчас отдыхайте.

Он уходит, а Кирк даже и не думает его останавливать – ему и правда нужно выдохнуть и понять, что здесь только что произошло.

Старпом в его голове – это то, чего он собирался избегать любыми силами и всеми возможными способами. Насчет своих чувств он уже давно все решил – они должны остаться неразделенными, чтобы не мешать ни Джиму, ни Споку. Но Спок просто пришел и в наглую вывернул его сознание, и конечно же, все те гребанные чувства увидел и понял. Но разделил ли? Раз посмел заводить такие речи и целовать… руку. Джим ведь прекрасно знает, что вулканец легко может спутать теплое с мягким и принять его любовь равнозначной привязанности к Боунсу. Но это же не так! Ведь, по сути, что Кирк чувствовал в ответ? Поддержку, беспокойство, искренность – все самое светлое и доброе, что нельзя не испытать и к другу. Окажись Спок в той петле на месте Джима, и он был бы так же убит горем. Но «спонсировала» бы эти чувства явно не любовь плотская – сугубо платоническая. Другой Спок ведь рассказывал ему о многогранном значении слова «тхайла» – ну куда Джим лезет со своим Эросом? Или Антересом, раз уж он вспомнил про древнейших греков. Спок же еще ни сном, ни духом, а уже заставляет Кирка вступать на новый круг мучений. О чем тут вообще можно думать? Или им и правда нужно будет просто поговорить об этом? Джим объяснит свои реакции там привязанностью к другу, а конечности свои впредь будет держать подальше ото всех вулканцев.

Да, именно так он и поступит, задавив в корне любые надежды, убеждает он себя, когда в отсек возвращается Леонард. За его спиной маячит Скотти, и Боунс, обернувшись, предупреждает.

– Ненадолго, – инженер кивает и подходит к койке Кирка.

– Как ты, старик?

– Бывало и лучше, – Джим силится улыбнуться, но хмурый вид шотландца заставляет его бросить попытки на полпути.

– Тогда пообещай мне, что в следующий раз мы полезем в подобное пекло все вместе. Хоть во льды, хоть под воду, хоть в огонь, но заодно. А то, знаешь, брать под стражу вулканца – то еще удовольствие.

– Прости, Мон, больше не буду, – обещает Кирк, и Скотти вздыхает, легко сжимает его плечо, разворачивается и уходит.

А у Джима снова комок в горле и сердце подобно придавившей каменной глыбе.

– Я это тоже слышал, если что. Так что не отвертишься, – Маккой возвращается от процедурного стола с трикодером и парочкой гипошприцев.

– Ладно, но я все равно попробую, – бормочет Кирк себе под нос. Леонард фыркает, но не спорит – констатирует.

– Как будто я тебя не знаю, – он делает ему несколько уколов и прежде, чем Джим снова вырубится, предупреждает. – И перед всем этим ты у меня пройдешь все те тесты, что посчитали тебя вменяемым, еще раз, без фальшивого «козырного туза» в рукаве. Ради тебя я даже несколько новых придумаю. А начнем мы с теста на IQ…

Что угодно – думает Кирк, снова проваливаясь в ватное беспамятство, и на этот раз спит без кошмаров. Наверняка из-за лошадиной дозы снотворного и седативного – но он и так знает, что первое время Боунс будет пичкать его ими, как конфетами. Что ж, он и не думал возражать – ему понадобятся все его силы, чтобы снова побороть свой самый страшный кошмар.

***

Подумать и сказать – все еще проще, чем сделать, но он и не сомневался, что сразу ничего не получится. Джим снова плохо спит даже под препаратами, снова без остановки нервничает в лифтах, а на Спока тяжело смотреть. Но тот смотрит сам, хотя и не подходит – они заняты исследованием планеты на границе системы и ее геологическими ресурсами, внимательно следя за периметром – как бы синоты и арамяне опять не подкинули проблем. А через неделю, когда исследование было закончено и они ушли в варп к ближайшей дружественной планете в увольнительную, старпом начинает медленно и методично вынимать из капитана душу. Джим самым некрасивым образом паникует, чураясь даже тени вулканца, и снова начинает бегать от него, заходясь болью, но Спок пока и не настаивает на чем-либо. А все равно желает доброго утра, выловив по пути на смену, подкарауливает в столовой, разделяя с ним трапезу и неловкую немногословную беседу, а на мостике, и вовсе, держится строго не дальше, чем на расстоянии вытянутой руки. Джима поначалу и правда все это страшит до позорного обморока, а потом медленно, но верно начинает раздражать. Он понимает, что вулканец возьмет его измором, и дает себе время до прихода к месту увольнительной – а вот потом они поговорят.

Поговорят о том, что капитан – не маленький больной ребенок, у которого в любой момент может случиться рецидив страшной болезни. О том, что Джиму понадобится больше времени, чтобы заново адаптироваться, но он больше не будет закрываться и охотно удержится за подставленное плечо старпома. О том, что он, может быть, не самый умный капитан, но учится на своих ошибках и не собирается повторять ни одну из них – больше никогда. О том, что последствия той петли были ужасными и оставили Джима полностью в руинах, но он соберет себя заново – по кирпичику, а не будет строить соломенное бунгало, которое улетает в небо от легкого ветерка. О том, что…

На следующем пункте Кирк спотыкается, вывалив перед этим старпому все предыдущие, а тот внимательно слушает, не перебивая. Но когда молчание затягивается и Спок вопросительно поднимает бровь, капитан только тушуется и чешет затылок.

– Вы подумали над тем, что произошло в мелдинге, капитан?

– Подумал, сделал выводы и даже только что тебе их озвучил, – кивает Кирк, чувствует, как дрожат руки, и торопливо складывает их на груди, закрываясь и пряча тремор. Но опять выдает себя с головой, начав ходить из угла в угол собственной каюты.