– Какими судьбами, Пианист? – спрашивает Вайзли, когда Аллен усаживается напротив и заказывает воду.

– Теми же, что и ты, – он старается улыбнуться как можно расслабленнее и мягче. Этой Ной слишком хорошо знал все его маски, а ругаться ему совершенно не хотелось. Не то, чтобы они вступали в конфронтацию каждый раз как виделись, но Вайзли имел привычку прямо и не стесняясь в выражениях говорить обо всем, что думает и видит. Многих это бесило до крайности, и Аллен был не исключением, но он хотя бы старался сдерживаться. В Семье они виделись довольно редко – Вайзли постоянно где-то был, наблюдая, узнавая и анализируя. Кладезь логики и прагматизма.

– Тоже пришел посмотреть, как гуляют копы? – усмехается Ной. – То, что ты узнал, не дает тебе права издеваться над ближним.

– Я и не пытаюсь, Вайзли, – серьезно говорит Аллен, уже без страха заглядывая в его глаза, потому что это правда. А потом тоже усмехается. – Хотя это бы сбило с тебя спесь, и, может быть, ты хоть немного фильтровал свою речь в отношении меня.

– Давай, сыпь соль на раны, – недовольно бурчит тот, снова затягиваясь. – Я ведь и ответить могу: самурайчик твой все еще за каждой юбкой бегает?

– Спасибо тебе на добром слове, – Аллен отвешивает ему шуточный поклон, но Вайзли замечает мелькнувшую в глазах боль и привычно укоряет себя. Говорить некоторым правду о них самих, которую они и так прекрасно знают, не всегда весело. А в отношении Уолкера еще и противно. Странно, что он только в последние несколько лет это понял. Как будто пинаешь лежачего. Он примирительно поднимает руки, и Аллен фыркает в ответ.

– А ведь я пришел «зарыть топор войны», – опять усмехается он, но Вайзли таким не одурачить. За усмешкой до сих пор стоит боль, и, похоже, она никуда не собирается уходить.

– «Топор» подождет. Что с тобой? – он хмурится, ненавидя то, что чего-то не понимает.

– Старые раны, – Аллен дергает больным плечом и тут же накрывает метку рукой. Канда где-то в пределах этого здания. Боль предупредила его. Но если приступа не будет, ничто не помешает ему исполнить задуманное. – Так вот, о «топоре». Как насчет выйти из тени знаменитому, всеведающему и всезнающему аналитику?

– А как насчет знаменитому, неуловимому и хитрому мухлевщику не лезть не в свое дело? – Вайзли легко читает между строк его предложение. – Как ты вообще себе это представляешь: коп и стукач?

– После Тикки я легко могу представить себе все, что угодно, – смеется Аллен, даже слыша с какой отрешенной горечью и безнадегой говорил Вайзли.

– Значит, у тебя хорошая фантазия, – ехидничает тот, не соглашаясь с предложением. – А у меня нет.

– Вот поэтому я придумал этот нехитрый план, а то у тебя действительно не хватит ни сил, ни воображения, чтобы сделать шаг вперед, – подкалывает его Аллен. – Я помогу, и, если дельце выгорит, ты перестанешь наконец мною пренебрегать и пускать дурацкие слухи о том, что я – ходячий мертвец без сердца.

– Можно подумать, это не так, – фыркает Вайзли, а сам невольно дергается от перспективы. Эту неуемную жажду помочь ближнему своему он никогда не понимал.

– Тебе помогать или нет? – злится Аллен и с силой ставит стакан на стол, расплескивая воду. Он его что, еще и уговаривать должен?

– Черт с тобой, – видя всерьез разозлившегося Пианиста, Вайзли не пугается, а недовольно морщится. Разозленный Аллен – это чистая эмоция, часто чересчур жестокая и затягивающая. Но не интересная. – Что ты там придумал?

– Не надо делать мне одолжение, – говорит тот с такой обидой и презрением, что его пробирает по позвоночнику. – Хочешь, чтобы я помог или я ухожу?

– Хочу, – быстро откликается Ной, и Аллен успокаивается. Ему нельзя сейчас так сильно нервничать. Приступ на подходе, Канда до сих пор где-то на грани осязаемости, а он тут ругается с самым глупым и одновременно самым умным омегой на свете.

– Тогда все будет просто. Для начала мы просто привлечем его внимание.

Аллен вытягивает Вайзли на танцпол, и уже через минуту вокруг них расступаются движущиеся тела. Их танец настолько горяч и вызывающ, что многие посетители оглядываются и прикипают взглядом к двум гибким светловолосым фигурам. И Линк – не исключение.

Аллен познакомился с ним довольно скоро после приезда в эту страну. Иногда и протекция Графа могла сослужить хорошую службу, и Аллен порой удивлялся масштабам, как территориальным, так и деятельным, с которыми работал Адам Ной. Полиция, конечно, давным-давно была плотно связана с криминальным миром через стукачей, подсадных, информаторов и прочих нечистых на руку. Но внедриться в более серьезные структуры стоило весьма недюженного ума и силы. Поэтому, проникнуть, заинтересовать и завербовать такой взаимный «канал» связи стоило отдельного умения. И «умельцы» находились. И с той, и с другой стороны. Такой симбиоз был выгоден всем.

А с Вайзли он вообще совершенно случайно столкнулся в полицейском участке вскоре после истории со взрывом. Аллен тогда втирался в доверие к одному детективу, пытаясь выудить нужную информацию, а Вайзли притащил Линк. За шкварник и с воплями, что «этот мелкий ублюдок пытался его обокрасть». Зачем Линку было тащить его в участок, когда он мог просто навалять ему в переулке, Аллен так и не понял. Видать, природное чувство справедливости взыграло. А уж как так мог лохануться Вайзли, он даже и представить не мог. А когда вытащил его из-за решетки, то по одному загнанному и обиженному взгляду сразу понял: что-то тут не так. Либо он вмешался в чужую игру, либо происходит что-то уж совсем необъяснимое. Он выслушивает поток злобных обвинений не понятно в чем и пожеланий не лезть не в свое дело, и тут до него доходит – наглый, саркастичный, прямолинейный мизантроп осознал своего альфу в Говарде Линке. Наткнулся совершенно случайно в толпе, выходящей из метро, и просто упал на него от неожиданно нахлынувшего осознания. А тот же принял его за обдолбанного наркомана, среди бела дня пытающегося его обчистить. Аллен долго смеялся, когда все выяснил, а Вайзли только и делал, что посылал его в “пешие эротические путешествия”, изменив своим обычным вычурным и многоэтажным ругательствам. Аллен уже давно собирался как-то помочь им решить проблему осознания, но его жизнь иногда так крутила, что он себя не помнил. Что уж тут, один Канда чего стоит. Кстати, о Канде – во время танца Аллен почувствовал, что боль усилилась, а вместе с тем на него опрокинули коктейль из ненависти и горячего возбуждения. Все ясно – Канда видел их. Но пока не пришел бить морду, они могут еще немного поразвлечься.

Танец кружит голову, яркие огни стробоскопов остаются цветными бабочками под веками, но они не обращают на это внимание. Аллен еле уговорил его на это, но даже не ожидал, что Вайзли настолько хорош в танцах.

– Можно подумать ты один у нас «мастер на все руки», – с ехидной усмешкой говорит он ему на ухо, приобнимая за плечи, когда музыка сменяется на медленную композицию. Все его мысли сейчас как на ладони.

– Продолжаем, – шипит Аллен сквозь улыбку, ощущая, как боль выходит на новый круг.

– А ты уверен? Зуб даю, что сейчас твой мечник примчится сюда выяснять отношения, – хихикает Вайзли.

– Так вот пока не примчался, попробуем все успеть, – теперь улыбка становится угрожающе злобной, и он обнимает его за талию. – Ты же быстро бегаешь, если что?

Ной боязливо дергается, но Аллен держит крепко.

– Пройдемся по тому краю, – говорит он, давая понять, что выхода нет, и им придется довести дело до конца.

И конечно же, у нужного столика их перехватывают. С несколькими парнями из группы Линка он знаком, и те без зазрения совести и честно, не смущаясь, выражают свое пошлое восхищение их представлением.

– Как насчет приватного танца для нас троих? – ржет один, и Аллен возвращает улыбку, крепче прижимаясь к Вайзли.

– Боюсь, мне и его одного сегодня хватит, – он игриво прикусывает ухо Ноя, обвивает руками тело и чувствует, как вместе с возбуждением парней растет и полыхает гнев Канды. Теперь ему точно не отвертеться.