Книжник застывает в оцепенении и так же хмурится, не сводя с Аллена напряженного взгляда.

– Уверен? – и Аллен слабо кивает.

– Поэтому… не звони…

– Хорошо, мы пока оставим этот разговор, но обязательно вернемся, когда тебе станет лучше, – констатирует врач.

А Аллену ничего не остается, кроме как соглашаться. Разговор повторяется через три дня в присутствии еще и Лави с Тикки. Голос Аллена достаточно окреп и обрел интонации, так что злоба отчетливо слышна.

– Вы не посмеете ничего ему сказать, – тихо, но строго говорит он, пытаясь справиться, с вышедшим на третий круг, спором.

– И как ты себе это представляешь? – Книжник складывает руки на груди. – Ты помнишь, что в прошлый раз с тобой было, когда он отверг вашу связь?

– Вот именно, Аллен. Вам нужно хотя бы поговорить, – вторит ему Лави.

– Ему нечего здесь делать, – рычит Тикки за двоих, полностью принимая сторону Аллена.

– Я справлюсь, – упорствует Аллен. – И врачебную тайну еще никто не отменял.

Книжник на это лишь поджимает губы. Не сказать Канде – мучить их обоих. Сказать – они будут мучить друг друга. И так – и так выходят лишь страдания. Но ему, как врачу, важно здоровье пациента, а если Аллена опять начнет беспокоить метка, то ничего хорошего не будет точно. Но теперь у него есть в запасе предостаточно времени, чтобы понаблюдать за его состоянием, пока он восстанавливается. Аллен не сводит с него взгляда, и ему ничего не остается, кроме как сдаться.

Тикки же получает немую просьбу в глазах, и все понимает – он убедит Лави ничего никому не говорить. А до рыжего и так доходит, что Аллен хочет отомстить, причинить ту же боль, что испытал сам. Но он не ожидал от него такой жестокости. Он знает Канду, и каким бы он ни был, он все равно всегда считал его своим другом. Поэтому сомневается в правильности решения. Поставить себя на место Аллена и Тикки – на место Канды он не пытается. Даже мизерная вероятность пугает до чертиков, и он и представить себе не может, что чувствует Аллен. Так что Тикки почти наверняка его уговорит.

***

Аллен медленно восстанавливается. Реабилитация проходит хуже, чем должна, и не приносит всех ожидаемых результатов. Левую руку он почти не может поднять, зато правая возвращается в норму уже через месяц. Хуже обстоят дела с ногами и позвоночником, но Аллен не теряет надежды, выполняя все предписания и процедуры с двойным упорством. Он заново учится сгибать и разгибать ноги, пальцы, колени. И вместе с тем учится жить с постоянной болью в груди. Книжник помогает ему препаратами, подбирая и пробуя комбинации обезболивающих, успокоительных и релаксантов. Лекарства действуют, но, опять же, не в той степени, как должны. Они не рассчитаны на купирование связи, снимая лишь поверхностные синдромы. Первый приступ случается на третий месяц, и тогда Книжнику приходится использовать даже психотропные. Аллен бредит около двух суток, не переставая трястись и всхлипывать от удушающих слез. Кое-как приведя его в чувство, Книжник снова пытается его убедить в необходимости присутствия Канды, но Аллен еще острее реагирует на предложение, запрещая вообще упоминать о том. Он старается держаться изо всех сил, и Книжник, видя его упорство, опять отступается. В глубине души он осуждает Канду и злится на него, и это останавливает его от звонка.

Со временем Аллен оставляет инвалидную коляску, перебираясь на костыли, а потом и к трости. Левая рука все еще плохо двигается, и Книжник боится, что на нее уйдет раза в три больше времени, но им некуда спешить – под его присмотром Уолкер проведет столько времени, сколько потребуется.

Через пять месяцев у Аллена даже появляется компания – Миранда случайно ломает ногу, и теперь они почти все время проводят вместе. Аллен учит ее играть в карты, а она то смущается, то раздражается, то беззаботно смеется. Приподнятое настроение сказывается на тонусе обоих, повышая его, что не может не радовать Книжника. Часто к веселым посиделкам присоединяется Алистер и даже в шутку ревнует, но тоже не может не отметить, что Миранда становится все более уверенной и спокойной, а Аллен чаще улыбается искренне, а не через силу. Они не спрашивают его об отношениях с Кандой, просто оказывая молчаливую и всепонимающую поддержку, и Аллен благодарен им как никому. Тикки и Лави, конечно, тоже его навещают, но от их общества он устает быстрее, пока они, наконец, не смиряются с положением вещей и не оставляют эту тему.

Полгода он проводит в больнице, собирая себя и свою жизнь заново по частям. И привыкает жить без Канды. Да, болит. Да, ощущение потери и предательства накатывает приступами неконтролируемого отчаяния. Да, он просыпается от кошмаров каждую ночь в слезах и нервных всхлипах. Но он никогда, никогда и ни за что не захочет больше испытать эту близость. Он одергивает каждую мысль, так или иначе, затрагивающую скользкую тему и безжалостно давит все возникающие порывы. Канда в очередной раз доказал, что не нуждается в этой связи. Что ж, тогда он тоже попытается не нуждаться. Рискнет выстоять в борьбе с собственной природой и победить.

После выписки случаются еще два приступа, почти один за другим. Аллен успевает оба раза вызвонить Лави, а тот мчится, ругаясь, сначала в больницу к Книжнику за препаратами, затем к Аллену, уже успевшему «опять начать общаться с праотцами». Рыжий лишь вздыхает, глядя, как ломает друга. Его жалко до слез, и все, что он может сделать, точнее, то, что Аллен позволил ему сделать, это быть вот такой неуклюжей опорой в трудную минуту. Он пытался надавить на него через Тикки, но все бесполезно. Это как если бы он попробовал заставить Панду побриться налысо. Но вместе с тем, он испытывает и иррациональную радость. От того, что спустя столько времени и пережитого, Аллен, хоть и с трудом, но все еще может улыбаться.

***

Теплый вечер наступившего лета застает его в полутемном переулке недалеко от окраины. Аллен навещал Джасдеби и с трудом отбился от предложения продолжить праздновать его выздоровление в каком-нибудь баре. Во-первых, он еще не скоро прекратит принимать таблетки, а во-вторых, даже в такой приятной компании ему хочется тишины и покоя, а с братьями такое вряд ли получится. Он расстается с ними у какой-то забегаловки и медленно шагает в проулок, решая проветриться. Сдавленная ругань и звонкий девичий голос привлекают его внимание уже на выходе. Несколько достаточно массивных фигур пристают к молодой длинноногой омеге. Аллен вздыхает и обходит их стороной, перелезая через дыру в решетчатом заборе. А потом возвращается на улицу в десятке метров от ссорящихся. Конечно, в таком состоянии, лезть в драку – заведомо проигрышное дело, но он бы с удовольствием просто попытался. Если бы не знал, что с ним за это сделают Книжник, Тикки и Лави. На его счастье рядом достаточно оживленная улица и несколько приличных автомобилей, один из которых он с силой пинает. Рев сигнализации заставляет мужчин недовольно попятиться и уйти, а девушка выскакивает в свет фонаря, где ее уже встречает Аллен.

– Ты как? – спрашивает он, осматривая разбитую коленку с сильным кровоподтеком справа и припухлость внизу у щиколотки, отмечая, что девушка старается не переносить весь вес на одну ногу. А потом поднимает взгляд на лицо и удивленно восклицает. – Линали?!

– А-аллен? – так же недоумевает она. – Это ты?

– Это я. А это – ты? – смеется Аллен и обнимает хихикающую в ответ омегу. – Я столько лет тебя не видел.

– И я, – она счастливо улыбается и осторожно переступает с ноги на ногу.

– Так, давай не здесь. Тебе нужно в больницу, – Аллен замечает, как она чуть морщится и торопливо берет ее под руку.

– Ну что ты, Аллен! Я просто неудачно упала. Разбитая коленка – это не так серьезно, – отмахивается она и следует за ним на освещенную улицу.

– Как знаешь, мне тебя не переспорить, – Аллен вспоминает, что Линали бывала упертой еще хуже, чем он. – Кто они? И как ты здесь оказалась?

– Я здесь по делам: нужно было проверить одну фирму. А этих увальней вообще впервые вижу, тут уже прицепились. Я попыталась уйти, но поскользнулась и упала, – вкратце рассказывает она.