Его руки широко раскрыты, и он заключает меня в объятия. Он вспотевший, твердый и просто идеальный. Мои ноги кружатся в воздухе, и его щетина царапает мою щеку.

Не отпуская меня на пол, он бросается через боковой выход на пустой лестничный пролёт.

— Я говорила, что ты справишься, — говорю я, крепко целуя его в щеку. Под моими пальцами его руки скользкие от пота. — Я говорила тебе!

Счастье на его лице показывает мне, как он, должно быть, выглядел в детстве, та же самая невинная, абсолютная радость, которую испытывают дети. Такую испытывала Энни, когда я вручила ей теплое печенье.

— Ты знаешь, что случилось? Я перестал думать обо всем. Я сосредоточился на тебе. И мы выиграли эту гребаную игру, Мэри. Ты сделала это. Ты сделала это.

— Неееет, — я качаю ему головой. — Поверь мне. Я видела. Это всё ты.

В этот момент Джимми целует меня, задыхаясь и улыбаясь. Затем он отстраняется.

— И что теперь? Ты собираешься сбежать?

— Я возвращалась в отель, — говорю я, улыбаясь ему, — ты возвращайся в команду. Тебе нужно многое отпраздновать.

Он прижимает меня к стене, и струйка пота стекает по его горлу на майку.

— Нет, красавица. Я хочу отпраздновать это с тобой. Только ты. Я думаю, ты мой талисман на удачу.

— Стоп, — я чувствую румянец на щеках и слабость в коленях.

— Я не остановлюсь, — он толкает меня бедрами. Его накладки прижимаются к моим бедрам, а его манжета упирается в мой живот. Да благословит Бог того, кто создал эту форму. Благослови, благослови, благослови.

— Открою тебе секрет, — шепчу я ему на ухо. — Я действительно не хочу, чтобы ты останавливался. Больше никогда. Продолжай. Именно так.

Джимми смеется и еще раз целует меня. Мы слышим, как кто-то наверху выходит на лестницу, и он отступает от меня.

— Жди меня в своей комнате, — шепчет он. — Потому что в одной из купленных тобой книг есть глава, которую мы просто обязаны испробовать на себе.

— Но, Джимми, у тебя есть дела. Команда…

— Мэри Монахан. Просто позволь мне поступить по-своему. Ты, блин, знаешь, что, в конце концов, я это получу, — говорит он. — Восемь часов. Ты. В постели. Поняла?

Бабочки порхают внутри меня, подрагивая.

— Поняла.

Джимми подмигивает.

— Хорошая девочка.

А потом он уходит.

______________________________

Примечание:

1 — Экстрапоинт (также называемый: очко после тачдауна, одно-очковая конверсия) — действие команды нападения в американском и канадском футболе. Экстрапоинт — это филд-гол с очень короткого расстояния. Экстрапоинт хоть и стоит одно очко, но бывали случаи, когда из-за незабитого экстрапоинта команда проигрывала матч.

Глава 44

Джимми

Послематчевое интервью пролетает незаметно. Журналисты задают мне вопросы о том, как я это сделал, и я говорю: «Думаю, сегодня просто сосредоточился. Очень сосредоточился». Они спрашивают меня о возможности использования замены, и я говорю: «Посмотрим, что принесет следующая неделя». Меня спрашивают, что там произошло, что изменило ситуацию в середине игры, и я говорю: «Если бы я мог вам сказать, я бы сказал». И они смеются, хохочут от смеха, и я смеюсь в ответ, поправляя пуговицы на своей рубашке и касаясь ее кольца в кармане. Но дело в том, что я не шучу. Если бы я мог рассказать им о ней, я бы рассказал. Я бы сказал, что есть женщина, которая меня изменила. Есть женщина, которая заставляет меня смотреть на мир немного по-другому. Есть женщина, с которой я оказался на другой планете. И у меня нет никаких долбаных планов когда-нибудь снова вернуться на Землю.

И все это время я могу думать только об улыбке Мэри. Ее коже. Ее словах. Уверенности в её глазах, которые заставляют меня верить, действительно искренне верить, что я могу сделать все, что захочу, и даже больше.

Когда я возвращаюсь в отель, то делаю вид, что устал. Я говорю Радовичу, что собираюсь расслабиться, посмотреть немного «Очень странные дела» и завалиться спать.

— Более странных дел, чем что? — спрашивает Радович.

Я так устал, что у меня уходит целая секунда на то, чтобы понять его вопрос. Объяснение этого Капитану Очевидность займет больше времени, чем просто притвориться, что это не имеет значения.

— Да, нет, неважно.

В кармане гудит телефон. Я чертовски надеюсь, что это Мэри спрашивает, где я, и пишет, что ждет меня. Я достаю телефон так, чтобы убедиться, что Радович не увидит никаких сообщений — например, может быть, ее обнаженное селфи перед зеркалом.

Но не тут-то было.

Конечно, это Майкл.

Чертов ты мудак, Джимми.

Ставлю против тебя и что? Ты идешь и выигрываешь.

Сначала я чувствую прилив гнева и желание швырнуть телефон через всю комнату в долбанные поддельные деревья у окна. Но так же быстро я беру себя в руки. Надеюсь, он потерял свою гребаную рубашку в этой игре. Я надеюсь, что эти ублюдки забрали каждую чертову копейку из тех десяти тысяч, которые я ему дал, и, кроме того, каждую копейку, украденную у меня.

Я молча сую телефон обратно в карман.

Я снова смотрю на Радовича.

Он кивает и, черт возьми, улыбается, чего я никогда не видел. Это полностью меняет его лицо.

— Хорошо, сынок, — говорит он, хлопая меня по плечу. — Продолжай делать то, что делаешь. Что бы это ни было, это работает.

Это не что-то. Это она. Но на этот раз он прав.

— Это отличная идея.

Затем я направляюсь к лестнице.

***

Я вхожу в свою комнату, но там темно и тихо. На самом деле так темно и тихо, что я думаю, что Мэри здесь может вообще не быть. Затем я слышу сексуальный мягкий шелест простыней.

— Привет, — шепчет она.

Я закрываю дверь и запираю ее за собой, бросая сумку.

Звук зажигалки рассекает воздух, и вспыхивает небольшое пламя, освещающее лицо Мэри. Она берет свечу с тумбочки и зажигает ее. Я смотрю на ее улыбку при свечах, чертовски захватывающую и прекрасную. Затем на ее волосы и лицо.

— Привет, — шепчу я в ответ.

Она зажигает еще одну свечу, а затем еще одну.

— Где ты это взяла? — спрашиваю я, наблюдая, как ее лицо оживает в тени пламени.

— «Barnes & Noble» в некотором роде универсален. Нам даже принесли шоколада на потом. Так как насчет него?

— Как насчет вот этого, — я притягиваю Мэри к себе и ловлю в том месте, где ее ягодицы соединяются с ногами. Боже.

— Ты уверен, что тебе не следует быть с командой? — мягко говорит она. — Потому что я не против побыть одна.

К черту все.

— Ты не понимаешь? — спрашиваю я, беря простыню и одеяло в руку и медленно стягивая их с ее тела, чтобы она оказалась обнаженной на матрасе.

— Думаю, нет, — я слышу улыбку в ее голосе еще до того, как свет свечи позволяет мне ее увидеть.

— Нет такого места, где я бы сейчас предпочел быть, кроме как внутри тебя. Прямо здесь. Сегодня ночью.

Она перекатывается на колени на матрасе. Свет мерцает на ее профиле, отбрасывая великолепные тени по ее изгибам.

— Ты был таким потрясающим. Ты знаешь это? — я потом она начинает расстегивать пуговицы на моей рубашке. — И, кстати, ты выглядишь очень сексуально в костюме.

— Некоторые ребята после игры остаются в своей форме... Я не из тех парней, — я смотрю, как ее маленькие изящные пальцы расстегивают пуговицу за пуговицей, а затем ее рука скользит по моей груди.

Я беру ее за задницу и подтягиваю ее колени к краю кровати, чтобы мы были телом к телу.

— До тебя, Мэри Монахан, — говорю я, проводя пальцами по ее руке, — я был гребаной катастрофой. Я не мог сосредоточиться. Я не мог думать.

— Я вообще ничего не делала.

Я думаю, это не так. Я провожу пальцами по ее спине, провожу пальцем вниз по изгибу ее бедер, вниз по ее бедрам. Я чувствую ее запах, влажный и горячий, но не трогаю ее киску.