Я открываю глаза.

Время игры сокращается. Радович рычит из-за боковой линии, и защитники начинают наступать нам на пятки.

Пора, Фалькони. Сейчас или никогда. Любовь изменит ваш мир, если вы верите, что это возможно.

Верю ли я в это?

Да, чёрт подери. Я чувствую её на кончиках пальцев. Я чувствую это в своей крови.

Я снова вызываю 525 F Post Swing, используя наши специальные жесты, но тактика та же. Если я прорвусь на десять ярдов вперед, мы победим. Нам это нужно. А потом я буду беспокоиться о том, что будет дальше.

Я произношу это вслух. Красиво и громко, но в конце я добавляю «Омаха!». Стиль Мэннинга, чтобы разозлить противника и заставить его понять, что пусть они и неплохо играли, но сейчас они ослы. Просто кучка второсортных игроков в подержанной одежде с неподходящими носками. Вот как они начали, и вот как я заставлю их почувствовать себя снова ...

Передача мяча хороша, но Бронкос взволнованы и злы, что заставляет защитников драться прямо передо мной в стиле регби.

Это именно то, что мне нужно.

Мой нападающий проходит небольшую защиту, а моя спина выпрямляется со скоростью, о которой я забыл, что когда-то имел. Я делаю обманный манёвр один раз, затем второй, и защитники сужают периметр.

Затем наш нападающий оказывается в конечной зоне, и солнце светит в его шлем.

Перестань так много думать.

Я смотрю на Мэри. Ее глаза говорят: «Сделай это».

Я не знаю, могу ли я быть хорошим мужем, отцом, или тем мужчиной, которым хочу быть. Но я знаю одно: я могу избавить футбол от дерьма. Так я и делаю. Я остаюсь на месте и пытаюсь сконцентрироваться. Я делаю то, для чего я здесь — чертовски сложный бросок, который принес мне мое прозвище: высокий, изогнутый пас, которого нет ни у кого в игре, и я не мог повторить его минимум год. Но теперь я могу.

Сокол вернулся.

Я отшатываюсь, когда линия защиты рассыпается вокруг меня. Все замирает. Толпа затихает в моей голове. Я хлопаю ладонями по шлему, наблюдая, как мяч летит по небу.

Миллисекунда превращается в минуту, а мяч пролетает 85 ярдов за время, необходимое мне, чтобы вдохнуть. Я слышу собственное дыхание и ее голос. Тот голос. Этот хриплый красивый голос, кричащий: «Да!» На самом-самом верху.

Да.

Пожалуйста, да.

Я смотрю, как Бенитес приседает, а затем прыгает в воздух, и все шесть футов пять дюймов его роста оказываются на три фута выше в небе. Его ноги болтаются в воздухе, как будто он подвешен. Его руки поднимаются вверх, вытянутые в ожидании мяча.

Я тоже жду.

Жду.

Я держу руки по бокам своего шлема.

Не думать так много.

Я сосредотачиваюсь на Бенитесе — его руках, перчатках и его языке, торчащем изо рта.

А потом мяч летит ему в руки.

И он ловит проклятый мяч.

Боже.

Дерьмо!

Я поворачиваюсь и вижу, как Мэри прыгает в объятия Радовича. Банка Red Bullа летит, поворачиваясь в воздухе.

В системе громкой связи звучит голос диктора: «Это Джимми Фалькони с тачдауном для Медведей».

Бл*, да.

______________________________

Примечание:

1 — 525 F Post Swing — одна из видов стратегии нападения в американском футболе.

Глава 43

Мэри

Американский футбол — это жестокий, громкий, агрессивный и грязный спорт, но к тому же совершенно потрясающий. Теперь, когда табло показывает 7:6, я слышу, как Радович что-то кричит одному из игроков. Затем они зовут Джимми, и все трое собираются в тесную кучу.

Игроки, находящиеся в стороне, молчат. Вальдес говорит мне:

— Ты хоть представляешь, что происходит?

Я смотрю на него. Сегодня он действительно выглядит в точности как медведь. Он так сильно вспотел, что черная, жирная краска потекла по его щекам, отчего вокруг его глаз образовались черные круги как у панды. Вальдес достает медовую палочку откуда-то изнутри своей майки.

— Без понятия. Вообще.

— Дело в том, что… — он открывает палочку и посасывает. Затем протягивает мне ещё одну, и я делаю то же самое. — …идея в том, что мы ударим в ту штуку. Если мы это сделаем, мы получим очко. Но, — говорит Вальдес, наклоняясь и делая вид, что завязывает уже завязанный шнурок. — Джимми попробует остановить их. Так что они позволят ему пойти на конверсию¹. Если мы это сделаем, мы выиграем. Если мы облажаемся, мы облажаемся.

В отчаянии я пытаюсь вспомнить фрагменты игры, которой меня научила Википедия.

— Два очка?

— Бинго. И теперь все зависит от твоего мужчины.

Я с силой грызу свою медовую палочку.

— Сможет ли он это сделать? — Вальдес подносит руку к уху и наклоняется ко мне. Я повторяю вопрос в его огромную, вспотевшую, грязную руку. — Он может это сделать?

Вальдес не смотрит на меня, расплющивая соломинку с медом.

— Их защита хороша, но я тебе кое-что скажу. Когда этот ублюдок в игре, — он смотрит на меня сверху вниз, — он в игре. — Я киваю.

А потом Вальдес хватает свой шлем и снова выбегает на поле.

Я сосредотачиваюсь на Джимми. В целом они выстроились по той же схеме, что и раньше. Близко к конечной зоне. Я чувствую, насколько напряжены мои нервы. Я смотрю, как громадный парень, должно быть, семи футов ростом и ни дюйма меньше, грызёт ногти. Я смотрю, как Бреннер, который был таким серьёзным в самолете, смотрит в небо и прижимает ладонь ко рту

Вальдес бросает мяч между ног, и Джимми ловит его. Его ноги медленно, уверенно, но осторожно идут назад, вдавливая дерн, когда он отступает. Противоборствующие игроки, самые большие, самые мощные, самые подлые, начинают двигаться за ним. О Боже, чертова игра. Конечно, это захватывающе, если только мужчина, которого вы любите, не тот парень, которого все пытаются обидеть.

Парень, который поймал тачдаун, что-то кричит Джимми из задней части зачетной зоны. Но он попадает под подкат сбоку и вылетает за пределы поля. И что же делает Джимми? Он смотрит на меня. Один взгляд. А затем хватает мяч и бежит. Его ягодицы двигаются, а квадрицепсы напряжены, он наклоняется, отчего его шлем оказывается впереди остального тела.

Бух.

Толпа мужчин нападает на него как волки. Он теряется в путанице ног, тел и маек. Я ничего не вижу и не понимаю, как вообще кто-то может что-то увидеть. Один из судей попадает прямо в клубок мужчин, и 70-тысячная толпа замолкает.

Медленно, тело за телом все высвобождаются. Пара игроков из «Медведей» вскидывают руки вверх в знак того, что, как я знаю, обозначает очки!

Толпа рычит на них, но судьи не вмешаются.

Еще больше тел отделяется от кучи. Неожиданно появляется туфля. Шлем. Человек за человеком отделяются от кучи. Внизу я вижу его.

Мой Джимми лежит, растянувшись на животе и раскинув руки, как будто собирается нырнуть в бассейн. В его огромных сексуальных руках в перчатках — мяч. Под ним ярко-оранжевая краска.

Напряжение вокруг меня превращается в самое чистое, самое заразительное счастье, которое я когда-либо видела. Взрослые мужчины заливаются слезами, а Радович высоко поднимает руки, заставляя взлететь его русскую меховую шапку. Табло это подтверждает — 7:8. «Медведи» побеждают!

***

В раздевалке царит радостный хаос. Я заглядываю в дверь, но внутрь не захожу. Это их время, их дело, их празднование после такой большой работы, такого количества игр и таких больших надежд. Я обнимаю себя и начинаю думать, как теперь вернуться в отель. Это пустое и грустное чувство — неплохое, но немного похоже на то, когда вы заканчиваете любимую книгу или фильм, и вам так хочется, чтобы вы могли испытать все это снова. Когда я направляюсь к указателю «Выход» в конце коридора, то слышу, как позади меня доносится тяжелый тук-тук-тук. Мое сердце бешено колотится, и я поворачиваюсь. Это Джимми в полном снаряжении — без шлема, но все еще в накладках и краске — бежит ко мне.