– О, да, Мелитон пишет восхитительно! – согласился Севериан.

Внезапно архиепископ заметил, что монах Палладий сидит за столом праздно.

– Что-то ты не ешь, Палладий? – участливо спросил он, вытягивая шею. – Да у тебя и миски нет… Как так?

– Простите, авва… – смутился Палладий.

– Да ты-то за что прощения просишь? Кандидий, ведь это твой недосмотр!

Он гневно взглянул на мальчика, сидевшего напротив Севериана.

– Что ж ты, глупая голова, не сообразил еще одну миску поставить, раз еще один гость к нам прибавился?

– Простите, авва, – мальчик густо покраснел.

– Сам-то, вон, уже все стрескал, а гость голодный сидит и по смирению своему голоса подать не решается.

Кандидий бросился прочь из трапезной и через несколько минут вернулся с еще одной миской моченого гороха.

– Прости меня, господин Палладий!

– Бог простит, и я прощаю… – смущенно пробормотал Палладий, которому неприятно было такое внимание к его персоне.

– Распорядись, чтобы подавали питье, – приказал Иоанн.

Кандидий вновь исчез, потом вернулся, и вслед за ним вошли две диакониссы, несущие подносы с глиняными же кубками и принялись расставлять. Это было слабо разбавленное и чуть подогретое сладкое вино.

– А что, авва Иоанн, правда ли, что василевс подписал указ, чтобы церкви не иметь права убежища, – спросил широколобый и смуглолицый, похожий на египтянина, человек средних лет, сидевший рядом с Кандидием, в конце стола.

– Первый раз слышу! – встрепенулся Иоанн. – Когда?

– Да, говорят, вчера… – пожал плечами спросивший.

– Не может быть, я бы знал… – решительно покачал головой архиепископ. – Но не удивлюсь, если это рано или поздно случится… Евтропий хитер и коварен, давит на василевса. А тот…

Он пожевал тонкими губами и махнул рукой.

– Нет, что ни говори, Аркадий не то, что его отец! Тот был заступник, а этого самого защищать надо…

– … от его жены, – вставил широколобый.

Все засмеялись, и архиепископ тоже.

– Да, жену надо бы построже держать… – кивнул он головой. – Не дело, если женщина в семье становится главной. Нет у нее этого права, – за прегрешение Евы, на которой лежит основная вина за наше грехопадение…

– Вáрварка она – вот и вся причина, – пробурчал широколобый.

– Ты прав, Серапион, – согласился Иоанн. – Вáрварка, да дочь полководца и консула к тому же. Однако надо отдать ей должное, – в ней есть то, чего не хватает ее мужу: ревность и пламенность. Я все еще не теряю надежды перевоспитать ее в добрую христианку. В вере горяча, этого не отнять…

– Да не вера это у нее, а суеверие! – перебил его Серапион. – Благополучия хочет, да за детей боится. А Христос ей не нужен!

– Ну, я бы не стал выносить такое скоропалительное суждение, – возразил архиепископ и, помешав ложкой содержимое своей миски, сделал первый глоток.

– А разве василисса новокрещенная? – удивился Палладий. – Я слышал, еще до замужества епископ Пансофий ее наставлял.

– Наставлять-то наставлял, – вздохнул Иоанн, – а свое бабье место знать не приучил. Да и избалована она, как и большинство из них… Что ни день – бани, притирания, ароматы… Тьфу! Но не будем. Из всех наших сложностей эта – наименьшая. Вот Евтропий – матерый волк…

– Как ни меняются времена, а истинная церковь всегда гонима… – вздохнул Палладий. Да и что говорить, если Самим Христом так предречено?

– Да, верно, верно, – согласился Иоанн. – Последние времена, конец мира приближается…

– А как здесь насчет иудеев, – спросил Севериан, доедая последние горошины. – Дозволяется ли им жить в Городе? Можно ли сносить синагоги?

– В Городе синагог я не потерплю, – Иоанн нахмурился и сжал руку в кулак. – С иудеями по-прежнему боремся, но решительности правительству недостает. Я бы сказал, что их надо совсем изгнать за пределы царства. А им привилегии, то да се… Государству нужны деньги, вот и продает Христа.

– Я совершенно с тобой согласен, твоя святость! – подхватил Севериан. – С иудеями надо бороться решительнее. У себя в Гавале и в ее окрестностях я снес все имевшиеся синагоги. Как писал наш с тобой общий учитель, Мелитон:

Неблагодарный Израиль, прииди и судись передо мною

о твоей неблагодарности!

Ты же, не оценив их, воздал Ему неблагодарностью,

воздал Ему зло за добро,

и скорбь за благодать,

и смерть за жизнь,

за что и должно было тебе умереть…

Севериан читал нараспев, а Иоанн, захваченный ритмом чудесного слова, кивал в такт и пристукивал костяшками пальцев по столу. Мальчик Кандидий переводил восторженный взгляд то на одного, то на другого собеседника. В конце концов архиепископ, не выдержав, подхватил:

…Ведь если у народов царь похищен врагами,

из-за него война начинается,

из-за него стена сокрушается,

из-за него город расхищается!

Потом, прервав речь на полуслове, решительно стукнул кулаком и устремил на Севериана почти обожающий взгляд.

– Слава Господу, приведшему тебя в столицу. Я счастлив заполучить такого соработника!

– Но, мне кажется, последние законы вполне в духе тех, которые издавались при покойном Феодосии, – заметил Палладий.

– Пока – да, но в недрах двора зреет сопротивление, – Иоанн, нехотя сделав еще один глоток, откинулся на кресла и прижал ладонь к своему впалому животу. – Евтропий – страшный человек, влиятельнее самого василевса. Если он чего захочет, добьется!

– Ну, видели мы уже таких, – вступил в разговор седоволосый старик, сидевший напротив Севериана и до сих пор, как и большинство присутствующих, не проронивший ни слова. – Руфин тоже высился, как кедры ливанские, а оказался колоссом на глиняных ногах и рухнул в одно мгновение…

– Будем надеяться, что Господь не оставит свое малое стадо, – подытожил Иоанн, поднимаясь. – Возблагодарим же его за дарованную нам пищу…

С этими словами он прочитал благодарственную молитву и направился к выходу.

Все остальные последовали за ним.

У самого выхода из архиепископии, в просторном атрии, служившем для приемов, архиепископа ожидали несколько клириков, но он шел вперед решительной походкой, как будто не замечая их.

– Ваша святость, помилуйте, – клирики, один за другим повалились ему в ноги, преграждая путь.

– Кто такие? – спросил архиепископ, нехотя замедляя шаг

– Это провинившиеся, ваша святость, – пояснил Серапион. – Кто за поборы, кто за роскошь. Отстранены от своих приходов и должны отправиться в изгнание.

– Ваша святость, не слушайте его, послушайте нас, – быстро заговорил один из провинившихся, рыжеволосый человек лет сорока с мясистым лицом. – Да, я виноват! Взял деньги из церковной кружки и потратил на свои нужды… Но…

– Так чего ты от меня хочешь, волк в овечьей шкуре?!! – Иоанн повысил голос почти до надрыва. – И знать ничего не желаю! Убирайся прочь и не смей ко мне больше подходить!

– Владыка святой, пощади! – не унимался рыжеволосый. – Жена была больна, деньги нужны были для врача!

– Ври больше! – грубо оборвал его Серапион. – Не слушай его, твоя святость! На наряды бабе своей он деньги потратил. Как же, больна она была без шелковой паллы! И сам себе вон какую харю наел!

Рыжеволосый схватил Иоанна за полы длинной одежды, но тот резким движением вырвался, отчего чуть не потерял равновесие, и, немного попятившись назад, обошел просителей стороной.

– Так-так, твоя святость, – одобрительно кивнул Серапион. – Жезлом железным их надо упасать, иначе толку не будет! А ну вон отсюда все!

Севериану стало неловко, что он невольно сделался свидетелем столь некрасивой сцены. Иоанн же, который обещал, что распорядится препроводить гостя в предназначенные ему покои, как будто забыл о нем и направился к двери, возле которой стояли двое стражников.