***

– Так чего же хочет осиянный светом фэй? – нервно спросил главарь Крысюков.

– Для начала – чтобы ты убрался с его дороги, – раздался надменный голос.

В рядах Крыс пошло неуверенное шевеление – к сожалению, недостаточное, чтобы появилась лазейка. Слышно было, как отступает главарь – буквально по доле сантиметра, скрежеща по камням мостовой железными подковками тяжёлых ботинок. В таких ноги потеют и натираются мозоли, зато можно удобно и быстро до смерти запинать лежачего. Видела. Знает.

– Мне нужна эта девочка.

– Да на что вам эта мышь дохлая сдалась? – «Пока не дохлая, – поправила про себя Рика, – и будем надеяться, ещё о-очень долго не дохлая!» – Хотите, я вас к одной горячей бабёнке отведу?! Сиськи – во! Больше моей башки, клянусь яйцами Номоса!

– Вот и отправляйся к своей грудастой зазнобе, пока у тебя ещё осталось, чем её пользовать, – посоветовал наступавший на него алонкей. – Я сказал: живо меня пропустили!

А голосок-то как у капитана корабля или военного, отметила Рика – зычный, и ни капли сомнения, что его не послушаются. Непонятно, что именно сработало: то ли этот командный голос, то ли авторитет алонкеев, но Крысы нестройно, тесня друг друга, переглядываясь, бормоча что-то нелестное в адрес разных мимопроходящих бездельников, расступились.

Алонкей безбоязненно шагнул в круг: долговязый, светлые волосы схвачены в хвост полусползшей бархатной лентой, медальон – серебряное перо, из Альбатросов, значит. Ухватил девушку за плечо, бесцеремонно склонил её голову набок, осматривая ухо (ты ещё башку мне побрей и под лупой разгляди, ага, проворчала про себя Рика). Проверяет, не алонкейка ли она – у тех, как известно, уши с перепонками, а на темени родимое пятно, божий знак, поцелуй Номоса, как они его высокопарно называют. Скорее клеймо, которым скот метят, жаль только, что алонкеи вовсе не беззащитные невинные овечки!

Этот овцой тоже не был – Рика успела оценить крепость рук, размах плеч, полувоенный фасон одежды – и длинный нож у пояса, судя по клейму мастера на рукояти, стоивший почище иных драгоценностей.

Крысюки топтались рядом, психовали.

– Видите же, девчонка никакая не благородная фэа! – гудел главный. – Да разве ж мы б посмели? Она даже и не ошэ. Просто воровка; словили наконец, доставим сейчас куда след… Ты, паршивка, выходи, не смей прятаться за господина!

А она и не пряталась, это сам алонкей её за себя задвинул. Спросил деловито:

– Сколько?

– Э-э-э… – донеслось через паузу. – Чего – сколько?

– Сколько за поимку обещано? Плачу вдвое больше.

Рика явственно услышала, как заскрипели заржавевшие от долгого неупотребления мозги Крысюка. Не контролируя себя, в приливе надежды схватилась за ремень внезапного защитника – Альбатрос дёрнул спиной, но не обернулся, не стряхнул её пальцы.

– Дак это… – растерянно произнёс Крысюк. – У нас же поручение было – доставить девку, значит…

Забурчали остальные – что-то явно с вожаком несогласное. Соображали куда его быстрее: если алонкею что понадобится, он это обязательно заберёт, да ещё и забесплатно. А тут всё честь по чести, у вас товар, у нас купец… Понятно, Хозяин разозлится, но у них железное оправдание – поди-ка выдери добычу у Альбатроса из клюва!

Алонкей нетерпеливо дёрнул головой.

– Недосуг мне тут с вами беседы вести, решайте быстрее! На счёт: раз, два…

– Двести! – выпалил вожак. Не поверившая своим ушам Рика даже из-за широкой алонкейской спины выглянула. Здоровяк стоял напротив, вытаращив глаза – удивлялся названной заоблачной цене. Открывшие рты Крысы переводили взгляды с главаря на Альбатроса. Тот хмыкнул:

– Ты, я смотрю, меня за лоха ачтаплисского держишь! Семьдесят и ни на малёк1 больше!

– Сотня, – быстро сказал Крысюк. – Нам же на пятерых разделить надо, господин хороший!

– Пятьдесят, – хладнокровно произнёс алонкей. – Иди с Серебром торгуйся. Ну что ж, я сейчас произношу слово «три»…

– По рукам! Но осиянный светом фэй так нас подвёл-подставил…

– Мне ваши подставы и прочие делишки совершенно неинтересны. Получи!

Алонкей развязал кошелёк на ремне и под шестью жадными взглядами (Рика не исключение) отсчитал пять монет. Не удосужился сунуть их в протянутые лапы вожака, кинул веером в ноги: деньги зазвенели по мостовой, бандиты кинулись их подбирать, а Альбатрос схватил Рику за шиворот и, подталкивая перед собой, быстро повёл прочь.

***

Арон не боялся, что бандиты, забрав деньги, попытаются вернуть и ускользнувшую добычу – пусть только попробуют! Но запросто могут решить прикончить ненужную свидетельницу провёрнутой вопреки воле местного хозяина «торговой сделки», а потом всё свалить на развлёкшегося приезжего алонкея. Потому и спешил уйти как можно дальше.

Они шли быстро и молча; оба прислушивались – не будет ли погони. Через какое-то время Арон понял, что вовсе не он ведёт купленную девчонку, а та его: петляя в лабиринте тёмных улочек-проходов, поднимаясь на мостки, проскальзывая между заброшенных зданий… Не бывавший дальше освещённых шумных, «гостевых» улиц, он такие трущобы на Таричесе увидел впервые. Альбатрос крепче сжал руку девицы, чтобы не упустить ненадёжного проводника. Воришка наконец подала голос – негромкий, сипловатый:

– Что вы собираетесь сделать со мной, господин Торо не-знаю-вашего-имени?

Нахалка обошлась без «осиянного», одним традиционным обращением его Круга – Круга Альбатроса.

– А что, у тебя имеются какие-то интересные предложения? – полюбопытствовал Арон и почувствовал, как напряглась её рука. Вообще-то он был в своём праве – праве алонкея, да ещё и покупателя, может делать, что пожелает. Вот только никаких планов и хотений на ненужную живую покупку у него совершенно не было, да и вообще сейчас не до того. – Доведёшь меня до Старой пристани – и свободна! Воруй себе дальше.

Ожидалось, что девчонка если не поблагодарит, то хотя бы обрадуется. Но в голосе её была лишь напряжённая настороженность:

– Зачем вам туда?

Удивлённый Арон рассмеялся:

– Я должен изложить тебе свои планы? Или спросить твоего разрешения?

Девчонка мрачно пробурчала «нет» и умолкла. Ещё полчаса блуждания в темноте, и двое вышли на освещённый лунами ровный берег, где ютились разномастные хижины; кое-где горели костерки и фонари. Воришка остановилась, указывая на мостки, уходящие в море.

– Пристань, – сообщила неприветливо. С намёком подвигала локтем: мол, делай, что обещал! Задумчиво обозревавший ночной пейзаж Арон отпустил её не сразу, прикидывая, не приказать ли заодно довести себя к нужному человеку. Но с таким «доброжелательным» отношением с девчонки станется увести его прямо песчаным крабам на поживу. Наконец разжал пальцы – «покупка» тут же отскочила, потирая руку (наверняка с синяками) и насторожённо наблюдая за ним: вдруг передумает и вновь схватит? Арон небрежно махнул на неё рукой:

– Проваливай и больше не греши! Или хотя бы не попадайся.

Уже направился по мокрому песку к пристани, когда девчонка неожиданно догнала его, крепко обняла-обхватила со спины:

– Спасибо, что спасли меня, добрый господин Торо!

Арон остановился. Слегка удивлённый, на мгновение даже заколебался, не растрогаться ли, но девица, словно опомнившись, отпрянула, поклонилась и зашагала вглубь острова. Альбатрос проводил взглядом быстро удалявшуюся маленькую фигуру, скептически дёрнул ртом и ступил на шаткие доски пристани.

Он сидел на коленях, безнадёжно глядя на того, кого так долго искал.

Как выяснилось, безумца.

Алонкеи не могут жить на суше, иначе последует разрушение разума, тела, а потом и смерть. Даже опустившись, спившись, упав на самое дно жизни – в Пену, что тает на гребне волны и остаётся на грязном берегу – они продолжают жить, всегда ощущая движение моря под ногами: на старых, стоящих на вечном приколе кораблях; лодках; выстроенных над водой помостах. Или на таких вот заброшенных пристанях.