– Все мы слышали о происходящих на севере событиях. Готов поспорить, здесь нет ни одного человека, ни одной семьи, которую бы они не затронули. День за днем, месяц за месяцем до нас доносятся тревожные слухи о неведомых жутких тварях, нападающих на города, o том, что они вот-вот подойдут к столице. Говорят – эти существа выходят из порталов, сбиваются в стаи и подобно чуме проносятся по нашей земле, сея смерть и разрушение. Их, будто бы, нельзя поразить ни сталью, ни магией, они безжалостны и непобедимы.

Глашатай замолчал, выдерживая очередную паузу. Из рядов внимательно слушавших его зрителей начали доноситься крики и громкие стоны, откуда-то с трибун послышался женский плач. Немного понаблюдав за реакцией толпы на свои слова, глашатай продолжил свою речь, заметно повысив голос:

– Братья и сестры, сограждане – это ложь!

Над Ареной повисла гнетущая тишина. Тысячи взглядов буравили стоящего на ее песке мужчину. Тысячи зрителей удивленно смотрели на безумца, осмелившегося заявлять, что доносившиеся до них ужасные слухи, каждодневный страх за собственную жизнь, есть всего лишь плод их воображения.

– Угроза существует, – продолжал меж тем глашатай, будто опровергая собственные слова. – Твари реальны. Но поверьте мне, сограждане, они отнюдь не настолько опасны, как их описывают. На самом деле, это просто измененное дикой магией зверье, не страшнее обычных волков и медведей, – голос набирал силу, передавая толпе звучащую в нем уверенность.

– Разве волки и медведи не опасны? Безусловно, но это не делает их непобедимыми! Наши воины не раз уже сражались с тварями и не раз побеждали. Уже сейчас наш храбрый король направляется им навстречу, чтобы дать бой и раз и навсегда убрать эту заразу с нашей земли. Так неужели мы позволим себе усомниться в нем – в человеке, приведшем нашу страну к величию. Разве мало было угроз, которые тревожили нас год за годом? Разве не подчинили мы своей воле Арагонию? Не отбрасывали раз за разом назад в Пустыню пытавшихся завоевать нас аджадов…

С каждым словом, с каждым предложением невзрачного оратора менялось и настроение в толпе. Печаль на лицах людей сменялась надеждой, страх уступал место решимости. Словно и не было последних месяцев, медленно подступающего, хватающего за горло отчаяния, страшных вестей о разрушенных деревнях и городах.

– Разве не пережили мы гнилостное дыхание “Серого Косаря”?! Разве могут какие-то жалкие твари угрожать нам?!!!

Толпа ответила громогласным ревом.

Амфитеатр, Ипподром, Арена. Не было, наверное, страны на Западе и Востоке, чей правитель не создал бы место, призванное развлечь толпу, притупить ее страхи, переживания, заставить людей на несколько часов отрешиться от своих забот, забыть о суровой реальности. И это срабатывало, всегда.

Гладиаторские бои, гонки на колесницах, рыцарские турниры… Бурным, смывающим все на своем пути, потоком люди неслись к любимым развлечениям, не осознавая, что они созданы для того, чтобы их подчинить и обмануть. Многорукий и многоголовый зверь под названием 'толпа' жадно набрасывался на брошенный ему кусок мяса, не замечая, как те же руки, что бросили ему этот кусок, аккуратно застегивают на его шее ошейник.

– Сограждане! – голос глашатая становился все громче, с трудом перекрывая крики собравшихся на Арене людей. – В этот день, здесь и сейчас, Его Величество милостиво предоставляет всем нам возможность своими глазами взглянуть на одну из жутких тварей, ставших источником стольких тревог и страхов и убедиться, что они ничем не отличаются от обыкновенного зверья, которое водится в наших лесах.

Выдержав небольшую паузу и убедившись, что напряжение толпы достигло апогея, человек громогласно возвестил:

– А теперь… Жители Сарагассы, представляю вам ваших героев!

Дальнейшие слова и объяснения были излишни. Рев толпы поднялся, казалось, до небес. Люди были в экстазе.

На Арену медленным, грациозным аллюром выехали пятеро всадников. Кожаная броня плотно облегала их мускулистые фигуры. На надетых поверх нее ярких туниках пестрели гербы со знаком рода.

Идальго. Одно это слово вызывало зависть у катреонских мужчин и обожание у женщин. Быстрые отряды застрельщиков, созданные по образцу аджадских и в противовес им, со временем стали элитой катреонской армии, с равным успехом сражаясь на полях своей родины и в песках Пустыни. Они первыми бросались в самую гущу боя, первыми взбирались на стены крепостей. Ловкие и неустрашимые – они почти всегда приносили катреонской армии победу, зачастую превращая в нее даже поражение. Бесшабашно и почти легкомысленно проживая свои жизни, они с улыбкой смотрели в лицо смерти, бросая вызов любому врагу, будь то человек или зверь. Арена была их вотчиной, местом, где они кичились перед толпой своим мастерством, ловя восхищенные и обожающие взгляды.

Толпа скандировала, женщины бросали на песок цветы.

Давнишний глашатай, пользуясь царящим на трибунах ажиотажем, потихоньку проскользнул прочь, подойдя к фигурам в ярких мантиях, одна из которых вручила ему увесистый кошель.

Совершив обязательный круг почета, идальго заняли места в центре Арены, сдерживая разгоряченных коней, которые, казалось, чувствовали то, что вскоре произойдет и готовились к этому.

С громким лязгом открылась решетка в дальнем конце Арены. Из темного провала медленно, опасливо, привыкая к яркому свету, вышло существо, внешне напоминающее гигантского скорпиона. Кто-то, возможно, сравнил бы его с серпенкором[6] – существом, обитающим в тарантских лесах. Основное отличие состояло в том, что у этого существа было два хвоста, напряженно подрагивавших в такт его шагам. Жала на них то и дело обращались в разные стороны, словно помогая огромному скорпиону ориентироваться в пространстве.

Зверь, однако, был явно дезориентирован. Не понимая – где именно находится, он был сбит с толку, обескуражен и… опасен.

Наконец, тварь что-то почувствовала. Оба ее хвоста синхронно повернулись в сторону неподвижно замерших всадников. По Арене разнесся громкий рык пополам со змеиным шипением. С невероятной для своего крупного тела скоростью скорпион ринулся в атаку.

Один из всадников коротко бросил отрывистую команду.

Пришпорив коней, идальго прыснули в разные стороны, подобно косяку рыб при виде хищника, буквально за несколько секунд составив широкий круг, в центре которого оказался яростно шипящий скорпион. Окружив тварь, всадники то и дело стремительно проносились рядом. В воздухе при этом мелькали брошенные умелой рукой копья – дротики, с невероятной точностью поражающие мягкие ткани существа, не задевая при этом толстый панцырь.

Толпа ликовала. Даже самые несообразительные из зрителей успели понять, что смотрят не на бой, а на банальную травлю. Травлю одного из существ, многие месяцы бывших источником их постоянных страхов.

Люди кричали, охали и скандировали, забыв о недавних переживаниях. Каждый из них превратился в зрителя, от всей души наслаждавшегося подаренным ему зрелищем. Организаторы представления явно добились своей цели – глухой ропот, в последнее время медленно, но верно зарождавшийся среди жителей Сарагассы, казалось, вот-вот схлынет, сметенный потоками радости и азарта.

Однако внимательный взгляд, пройдясь по рядам зрителей, заметил бы двоих, явственно выделявшихся из собравшейся в амфитеатре толпы.

Не обращая ни малейшего внимания на происходящее на Арене и на трибунах, эти двое мирно беседовали, откровенно игнорируя редкие взгляды недовольных соседей, которым они, видимо, мешали наслаждаться зрелищем. Тема их разговора, в свою очередь, была далека от смертельного поединка всадников с тварью. Своим поведением они более всего походили на философов времен древней Тилланы, которые, по утверждениям историков, порой спокойно дискутировали и вели неторопливые беседы, даже находясь на поле боя.

– Я искренне благодарен тебе, друг Лорега, за внимание к нашим верованиям и нашей культуре, такое не часто встретишь среди смертных, – на вид говорившему мужчине было чуть больше двадцати лет. Однако глаза, с невероятным для человека ярко-синим оттенком, на спокойном, вдумчивом лице прямо опровергали это предположение, указывая на принадлежность их владельца к расе сильфов[7], бывших обычными жителями катреонских городов.