Юлий почти сказал мне правду в своей гневной речи этим утром, что я была всего лишь куском дерьма.

Если бы только я могла быть такой, как Линг, с характером, способной. Может быть, тогда смогла бы найти свое место в этом запутанном мире. Может быть, если…

В моей голове зажигается лампочка, освещая мои мысли, делая их кристально ясными.

Вот так мой план меняется с А на Б.

Я не собираюсь становиться, как Линг.

Тайная улыбка скользит по моим губам.

Я собираюсь заменить ее.

Глава 27

ЮЛИЙ

— Не уходи от меня, — рычу я, следуя за ней через весь дом. Проклятый маленький воробей заставляет мою голову взрываться с каждым безмолвным взглядом. Если она хочет и дальше держать язык за зубами, я заставлю ее говорить. Может мои слова о том, что я должен был просто позволить Джио забрать ее, были жестокими, но ее реакция была той, которую мне нужно было увидеть. Единственный человек, на которого она так реагировала всякий раз, когда упоминался брат Дино.

Мои губы дергаются от гнева, я борюсь с желанием схватить ее за запястье, чтобы удержать на месте, и обвиняю:

— У тебя был роман с ним, с Джио? Разве не так? Вот почему ты хотела убить Дино. — Я делаю паузу, чтобы оценить ее реакцию, но она уходит как можно дальше от меня. — Мне следовало догадаться. Он не выглядел таким уж расстроенным из-за смерти брата. — Я смотрю на ее удаляющуюся спину. — Я могу покляться своим левым яичком, что именно поэтому он предложил найти тебя сам. Это так? — Она продолжает идти, и мой живот горит, сжавшись и свернувшись в волнении, и ярость пылает, опаляя мои внутренности. — Поговори со мной.

Она хромает при ходьбе, не так сильно, как накануне, но достаточно сильно, чтобы мой желудок сжался от желания подхватить ее и отнести на диван, куда-нибудь, где мягко и удобно. Моя гордость, конечно, никогда не позволит этому случиться, но для протокола я хочу.

— Пошел ты, — рычит она, делая круг по дому, это был наш второй раз через кухню. Я тайком улыбаюсь, зная, что она понятия не имеет, куда идти, но это не замедляет ее темп.

Я пробую более мягкий подход.

— Алехандра. — Дерьмо. Мой тон все еще слишком резок. Я пробую снова. — Детка, прекрати. Давай поговорим.

Когда я называю ее деткой, она поворачивается на каблуках, слегка вздрагивая, и я чуть не сбиваю ее с ног от неожиданной остановки. Она сердито смотрит на меня, поднимает руку и тычет мне в грудь твердым пальцем. Ее глаза пылают, и она говорит сквозь стиснутые зубы:

— Перестань… — Тычет. — Называть… — Тычет. — Меня… — Тычет. — Деткой. — Тычет, тычет, тычет.

Гребаные.

Отношения.

Так сложно для меня.

Мой член шевелится в моих черных штанах, и я переступаю с ноги на ногу, бросая на нее угрожающий взгляд.

— Я буду называть тебя так, как захочу, детка. — Я двигаюсь медленно, вторгаюсь в ее пространство, пока мы не оказываемся нос к носу. — Во всех отношениях ты принадлежишь мне.

И, боже мой, как бы я хотел, чтобы это было правдой, чтобы я мог использовать ее так, как мне действительно хочется. Спать рядом с ней достаточно тяжело. Мой член плачет влажными, густыми слезами каждое утро в ду́ше, но это едва ли удовлетворяет меня.

Линг отчитала меня накануне вечером, и, хотя я не согласен с ее обвинениями, она была права. Я начинаю к ней привязываться. Это была ошибка новичка, дать ей доступ к моему пространству. И как бы сильно я не хотел избавиться от нее, моя грудь сжимается при мысли о том…

Мой разум произносит слова, на которые я не осмеливаюсь.

Чтобы снова оказаться в одиночестве.

Линг мой друг, но она больше партнер. У нее свои интересы, и они меня не касаются. Честно говоря, я не копаюсь в том дерьме, в котором существует Линг. Мы не взаимодействуем в социальном плане, не ходим на ужин, наши отношения не становятся глубокими и значимыми. Не то чтобы Линг была способна на глубокие и осмысленные поступки. У нее свое место наверху, а у меня — внизу. Мы иногда едим вместе только потому, что это удобно, но делаем это по большей части в тишине, периодически говоря о работе.

Алехандра — сложное создание, и, господи, помилуй, меня тянет к ней. Весь день она не прекращает говорить, но как только мы идем в спальню, чтобы поспать, она замолкает, становясь нервной и жесткой. И это чертовски убивает меня.

Я понял. Она не знает меня как Адама, и по ночам я могу фантазировать о разных способах, как заставить ее кричать от удовольствия, но я не сделаю этого. Даже если она сама этого захочет.

Ну, блин.

Ладно, я бы, скорее всего, сопротивлялся некоторое время, но, черт возьми, я всего лишь человек. Не знаю, хватит ли у меня сил отказать такой женщине, как Алехандра. Она миниатюрная, то, что я люблю. Она красивая, это бонус. И она умна, совсем не такая глупышка, как мне казалось.

Песок в ее песочных часах ускоряет свой бег с каждой минутой. Завтра у нее крайний срок.

Если она не даст мне что-нибудь — хоть что-нибудь — к этому времени, ее отправят домой, как ягненка на убой.

Я даю ей возможность спасти себя, но она все усложняет.

Слегка схватив ее за ворот льняной рубашки, я смотрю, как ее большие карие глаза расширяются, словно блюдца, и предупреждающе рычу:

— Что же будет?

Ее глаза блестят, она тяжело сглатывает и смотрит мне в глаза, когда говорит:

— Ты такой же, как они.

Мой лоб хмурится.

— Как кто?

Она делает шаг назад.

— Они. — Потом еще один. — Все до единого. — Внезапно ее охватывает выражение чистой печали. — Ты не хочешь мне помогать. Вы хотите помочь себе сами. Единственный человек, на которого я могу положиться, — это я сама. — Ее глаза встречаются с моими, и в них что-то есть. Горе, возможно. — Я думала, что ты другой, но ты даже не видишь, что перед тобой.

Я делаю шаг к ней, без разрешения беру обе ее руки и крепко сжимаю их, умоляя:

— Дай мне повод помочь тебе. — Я отпускаю ее руки и беру в ладони ее холодные щеки. — Я весь во внимание. Просто скажи мне, детка.

Ее глаза наполняются слезами, и она крепко их закрывает, прежде чем они успевают ее предать. Она издает хриплый шепот:

— Жаль, что я не могу доверять тебе, Юлий. — Когда Алехандра опускает подбородок, я отпускаю ее, и мои руки опускаются по бокам. Она сильно бьет меня своими следующими, мягко произнесенными, словами: — Ты похож на парня, которому девушка может рассказать все, что у нее на душе. — В ее голосе я нахожу следы задумчивости.

С этими словами у меня сдавливает грудь. Я хочу, чтобы она осталась со мной. Навсегда.

Дерьмо.

Это то, что случилось с Твитчем и Лекси.

Какого хрена этот маленький воробышек делает со мной?

Потому что теперь я понимаю. Я понял. И должен извиниться перед Твитчем за все те насмешки, которыми осыпал его.

Когда Алехандра поворачивается, чтобы войти в мою спальню, чувство страха проходит через меня при осознании того, что у меня есть кто-то особенный в моих руках, и что я, возможно, должен отпустить ее. От этих мыслей я впадаю в панику.

Мое следующее предложение шокирует даже меня:

— А если я скажу, что защищу тебя?

Она останавливается в дверях и, не оборачиваясь, отвечает:

— Я бы сказала тебе не давать обещаний, которые ты не можешь сдержать.

Мое тело напрягается от беспокойства, она закрывает за собой дверь, мягкий щелчок защелки эхом отдается в моей голове.

***

— Ты звонил, — произносит Линг, входя в мою ванную.

Эта идея мне не нравится, но у меня нет выбора.

— Ты сегодня не спишь. У меня встреча, которую я не могу пропустить.

Ее глаза опасно сужаются.

— Значит, ты пойдешь и выпьешь с ребятами, а я останусь нянчиться с маленькой п*здой, которая любит болтать без умолку?

Поправляя волосы перед зеркалом, я не предаю особого значения своему следующему замечанию.