Кот не спасовал и вальяжно протянул болт наконечником вперёд, стараясь в отместку хотя бы уколоть женщину в руку остриём, делая вид, что сильно качается на пляшущей под ногами палубе корабля.

Не получилось. Маг неожиданно ловко, как истинная Змея, обвила тонкой ухоженной кистью серебряное древко арбалетного болта и всмотрелась в старое серебро с полустёртыми магическими рунами. Со снарядом она старалась обходиться осторожно, даже при том, что была в перчатках: маги не любят серебра и даже его прикосновения для них болезненно, а раны, нанесенные серебряным оружием вполне могут стать и смертельными.

– Так вот, Кот, эта стрела с рунами принесёт тебе сначала неудобства, потом радость. А затем боль и… смерть. Она так и просит крови. Сначала чужой, потом и твоей.

И она небрежно отдав ему дорогой снаряд, двинулась дальше. Кот, вытаращив и так круглые глаза, отшагнул в сторону. Расступилась и вся остальная разгульная братия, на которую сейчас как холодом подуло от слов пророчества мага.

Когда она удалилась достаточно далеко, Кот процедил тихо, чтобы она не расслышала:

– Старая карга! Наговорит всякой ерунды для дурачков, а те уши развесят и только внимают подобным «пророчествам».

Собутыльники же переминались с ног на ногу и отводили глаза: даже подвыпившие оруженосцы почувствовали в них Силу и достоверность предсказания. Коту показалось, что дружки немного отодвинулись от его как от чумного. А кое-кто даже сложил пальцы, творя отводящий от сглаза знак. Ситуацию надо было переломить самым решительным способом. Кот деланно рассмеялся и махнул рукой, перекрикивая шум прибоя:

– А вон и наш Бычок-простачок! Идём подколем нашего знаменитого снайпера.

Бык действительно отлично стрелял на короткой дистанции, до ста шагов, на удивление точно. А вот фехтовал мечом не артистично. Как никак сказывались долгие годы работы на ферме, которые больше располагали к мощным размашистым ударам тяжёлым топором или булавой, чем изысканное фехтование шпагой или рапирой.

Рогач тряхнул головой и вытер с лица брызги высокой волны, разбившейся об борт корабля. Как всё перевернулось! Сейчас же, как только стало известно об вторжении степняков-кочевников, их корабли срочно отправили в столицу. О, кто не мечтал попасть хоть на время в отпуск белокаменную столицу империи Рая! Все изыски, удовольствия и пороки, желанные для горячих оруженосцев только и ждали их там.

– Только не сегодня, – сплюнул в воду желчь Рогач.

И тут на его плечо опустилась рука в богато отделанной золотом кожаной перчатке. Он медленно развернулся, всё ещё погружённый в свои невесёлые размышления.

– Всё рыбок балуешь обедом, Бык? – ехидно осведомился Кот, подмигивая окружению. – Тут мы поспорили, попадёт ли такой увалень как ты в реальную цель, а не в соломенную мишень на тренировочной площадке. Кое-кто поговаривает, что крестьянам это не дано. Тем более на галере в море даже при такой небольшой качке.

Здесь он задел Рогача за живое. Да, Бык провёл пятнадцать лет на ферме, которая закалила его, но упоминать о таком провинциальном прошлом среди напыщенной «золотой молодёжи» было почти оскорблением. Конечно, за это не вызовешь на дуэль, поскольку являлось чистой правдой, но намёки на грубую работу и низкое крестьянское происхождение всегда вызывали у скучающих барчуков гримасы пренебрежения.

Бык отодвинулся, насупился и тупо уставился на докучливого Кота, с которым, как уже неоднократно убедился, лучше было вообще не спорить, поскольку тот всегда оказывался победителем в словестных перепалках – изворотливым и остроумным, как настоящий Кот.

– Ну и что? Стрелять придётся по тебе, Котяра?

Шутка вышла так себе, никто не рассмеялся, а Кот махнул рукой и один из пажей тут же протянул боевой ручной арбалет. Делая вид, что ищет подходящий болт, Кот обернулся и вытащил из колчана фамильный, который он за минуту до этого вложил туда и немного выдвинул над остальными вверх, чтобы легче найти на ощупь:

– Этот подойдёт? А цель… вот попади вон в ту акулу, что плывёт за нами. Попадёшь и пять серебряных монет твои.

Бык прикинул: пять серебряных монет – большие деньги и искушение для крестьянского сына, которому даже медяки давалась с большим трудом.

«А что? Я ничем не рискую. Попаду, так месяц смогу кушать от пуза. А не попаду— так значит есть на то воля Великого Отца-Быка».

Он кивнул и взял в руки арбалет, взвесил его. Натянув тетиву одним решительным движением приспособлением «козья нога», он вернул её пажу и вскинул оружие. Арбалет оказался с удобным прикладом из красного дерева и отлично полированным ложем. Вот только тетива немного провисла, возможно и промокла, хоть и была добротно сплетена. Арбалет видно принадлежал какому-то богатому отпрыску. Да и стрела-болт не из дерева, а серебра, тускло сверкнувшая в полусумраке – такую умеренный ветерок на двадцати шагах сильно не сдует. Прицелившись, он сделал поправку на качку, ветер и толчок оружия при выстреле. Затем затаил дыхание и мягко нажал на спусковой крючок, помолившись своему тотему: Большому Быку.

«Не оставь меня, Большой Бык в беде, и я не забуду о тебе в радости, сделав подношение».

Арбалет послушно тренькнул, мощно толкнув болт. Все примолкли, невольно затаив дыхание: спина акулы покачивалась, корабль то поднимался, то опускался, ветер дул порывами.

Болт послушно скользнул по гладкому ложу. Стремительно набирая скорость, он мелькнул синеватой молнией и вонзился в голову огромной морской хищнице. И вошел на треть, пробив череп и застряв в кости. Но даже такой сокрушительный удар в голову не умертвил морскую волчицу: она в бешенстве завертелась в пене, потом бросилась на судно, ударив его. Потом она подпрыгнула вверх, клацнув зубами перед носом у Быка, перекусив при этом арбалет. Вся братия оруженосцев и пажей отхлынула от борта, поражённая её живучестью и яростью. А когда все осмелились приблизиться и опасливо взглянули на барашки волн, там уже никого не оказалось.

Кот довольно рассмеялся и высыпал в мозолистую широкую ладонь Быка монеты-таллеры:

– Не промахнулся, увалень! Снайпер! – и отошёл вместе со «свитой», ухмыляясь и снова став весёлым.

«Вот старый болт и попробовал крови, как желала карга. Да ещё и сгинул вместе с акулой. Жизнь хороша и длинна, если ты умён и предусмотрителен!»

Бык же недоумевал:

«Чего он щерится, проиграв монеты и дорогущий болт, которые стоят больше моего годового жалования оруженосца?»

Теперь у борта он стоял в одиночестве, все остальные кучковались в центре палубы, инстинктивно прижимаясь к нескольким неразговорчивым старым рыцарям, которые сквозь зубы раздавали приказы и распоряжения перед предстоящей высадкой в порту, до которого оставалось всего ничего. И вот наконец показался огонь малого маяка над входом за волноломом имперского порта Столицы. Галера, убрав вёсла, сманеврировала и едва успела приостановиться, аккуратно приставая.

– Первый взвод! Выгружайся! – скомандовал рыцарь. – Второму приготовиться!

Едва корабли причалил, весь десант тут же выгрузили в самом спешном порядке, разве что не подгоняя пинками нерасторопных. Там оказалось ещё более неуютно, чем в море. Даже от территории порта ясно слышались крики, ржание коней, звон оружия, ночное небо вспышками расцвечивали всполохи взрывов магического огня.

Из двухсот уцелевших десантников только пятеро оказались младшими старыми рыцарями, остальные – оруженосцы и пажи. На третьем корабле находились в основном подростки-пажи, обслуживающий персонал, снаряжение, породистые кони, да провиант. Причалив, галеры десантников тут же оказались окружёнными парящими в воздухе маленькими красными светлячками. Светлячки в кромешной тьме ночи давали хоть какой-то слабый свет, достаточный для людей из кланов Котов и Волков. Для Быка же с его неразвитым ночным зрением светлячки оказались больше украшением или отвлекающей помехой.

На причале их встретил высокий чиновник, скорее всего, судя по его внушительным габаритам и хищности движений, клан Медведя. Он видимо уже побывал в гуще боя: голова забинтована окровавленным бинтом, а левая рука присутствовала на половину. Обведя прибывших сумеречным взглядом человека, присутствующим одновременно в трёх местах, он наконец выразительно выругался и начал горячо объясняться с новоприбывшими рыцарями-ветеранами: