– Не знаю и знать не хочу! – неожиданно вышел из себя Роберт и отключился.

Лина попыталась до него дозвониться. Но абонент сначала был занят, а потом стал вне зоны доступа. Лина покачала головой и наконец нажала на газ.

Подъехав к ресторану с красочной вывеской «Василий Блаженный», Лина осознала преимущество расположения ресторана не в центре, а почти на окраине Москвы. Клиентам всегда будет где припарковаться.

Поставив машину на сигнализацию, Лина осмотрелась и пошла к входу. Двери ей услужливо открыл одетый в костюм стрельца усатый добрый молодец, только вчера принятый на должность швейцара. Лина вошла в зал, где уже были зажжены светильники, а в воздухе витали ароматы кулинарных изысков, и, заметив молодого официанта, который обслуживал вчера их с Милой, с надеждой спросила:

– Людмила Павловна уже здесь?

– Людмила Павловна? – переспросил юноша, стараясь что-то вспомнить.

– Ну, вчера мы с ней здесь сидели, кушанья пробовали, – напомнила Лина.

– Ах да, помню, конечно, – закраснелся юноша и добавил: – Но сегодня я ее не видел.

– Это точно?

– Точно, я никуда не отлучался.

– Ладно, не видел так не видел, – проговорила Лина и, чувствуя, что горло начинает сжимать тревога, механически спросила: – А времени сколько сейчас, не подскажешь?

– Без четверти одиннадцать, – проговорил официант, взглянув на настенные часы, и добавил: – Сейчас часы бить будут.

– Кого они тут бить будут? – включился в разговор дотошный Михаил Сергеевич Гунькин, администратор, которого тоже нашла Милка.

Михаил Сергеевич, лысоватый невысокий мужчина лет сорока, уже был во фраке и накрахмаленной манишке с вишневой бархатной бабочкой. Он учтиво поклонился и, обращаясь к Лине, нараспев проговорил:

– Здравствуйте, дорогая Лина Сергеевна. Ну, как вы находите ресторан?

– Нормально, – кивнула Лина, думая о своем.

– Все только нормально? – улыбаясь, пожал плечами Михаил Сергеевич. – Мне говорили, что вы вчера заезжали вечером с Людмилой Павловной и даже откушать изволили.

– Изволили, изволили, – не выходя из задумчивости, проговорила Лина.

– Ну и как вы нашли наши кушанья? – не унимался Михаил Сергеевич.

– Нормально, – опять кивнула Лина.

– Ну вот, опять нормально. – развел руками Михаил Сергеевич. – Нет чтобы отметили: это хорошо, это не очень хорошо. А это просто здорово.

– Михаил Сергеевич, – перебила его Лина, – Людмила Павловна, Мила, сегодня сюда не приезжала?

– Я же сказал, что не было ее сегодня, – покраснев, напомнил юноша-официант.

– Ты сказал, что не видел ее. Может, ты не видел, а кто-то видел, – раздраженно проговорила Лина, с надеждой взглянув на Михаила Сергеевича.

Но тот отрицательно покачал головой:

– Нет, я ее тоже сегодня не видел.

– Но может, она все-таки заезжала в ресторан? – не унималась Лина.

– Я могу спросить у всех, – предложил Михаил Сергеевич. – Но по-моему, ее все-таки здесь не было.

С этими словами Михаил Сергеевич вышел, а Лина в растерянности так и осталась стоять посреди зала.

Через пару минут Михаил Сергеевич вернулся и покачал головой:

– Нет, не было ее, никто ее сегодня здесь не видел. А что стряслось?

– Мила, кажется, пропала, – тихо проговорила Лина, только теперь начиная осознавать весь ужас сложившейся ситуации.

– Как «пропала»? – не понял Михаил Сергеевич.

– Ее похитили, – уверенно проговорила Лина. – И я знаю кто. Нужно звонить в милицию.

Но тут раздался приятный мелодичный перезвон настенных часов. Под музыку, колокольным звоном они начали мерно отстукивать время.

– Я же говорил, что часы бить будут! – восторженно воскликнул юноша.

И тут неожиданно раздался оглушительный хлопок, и всю залу заволокло едким дымом.

Перед отъездом в Москву свой парижский дом и клинику, где лечились в основном арабы, Ахмед оставил на дядю Джамила. Того самого, с появлением которого жизнь усыновленного еще в младенчестве семьей русских эмигрантов Дашковых арабского юноши Ахмеда круто изменилась. Дядя Джамил, как и Ахмед, имел медицинское образование, и проконтролировать работу врачей для него не составляло труда. Джамил, отлично разбираясь в людях, был уверен, что руководителю или тому, кто его замещает, достаточно делать серьезное лицо и время от времени указывать на недостатки. Любые работники, а врачи в особенности, в таком случае начинают так активно контролировать самих себя и друг друга, что руководитель может отдыхать. Правда, в рассчитанной на мусульман клинике Ахмеда была одна особенность – она делилась на две половины и даже имела два входа. Мужчин принимали врачи исключительно мужского пола, а женщин – женского. И чтобы проконтролировать то, что происходит на женской половине, как предупредил Ахмед, нужно обращаться к доктору Мариам, миловидной, еще молодой женщине, в свое время с отличием окончившей Московский медицинский институт. Она была настоящим профессионалом, ей можно было доверять. За свою клинику Ахмед мог не волноваться.

А вот ему самому, как он понял со слов дяди, предстояло выполнить в Москве достаточно ответственную миссию.

После того как дядя Джамил по кличке Меченый стал ключевой фигурой в одной опасной исламистской группировке, его тут же взяли под особый контроль все спецслужбы мира. И «путешествовать», наблюдая за проведением в разных странах секретных операций и терактов, пришлось Ахмеду. Его, правда, тоже очень скоро вычислили. Но Ахмед, будучи талантливым практикующим врачом, умел шифроваться лучше Джамила. В Москве у Ахмеда были и свои планы. И, понимая, что за ним будут следить, он решил своими делами заниматься параллельно с делами Джамила. Хотя в этот раз дядя его ни о чем особенном-то и не попросил. Он хотел, чтобы Ахмед оценил возможность проведения терактов в центре Москвы. При этом он не уточнял, когда и где планируется их проводить. Главное, чтобы Ахмед свежим взглядом оценил, какие объекты наиболее сильно охраняются, то есть в принципе недоступны для бойцов, а какие находятся под меньшим контролем.

Ахмед, которому его приемная мать сумела передать трепетное отношение к русской культуре, решил, что в этот раз забракует все амбициозные планы возглавляемой Джамилом террористической организации. В память о своей приемной матери и ее родителях, которые отдали ему столько тепла, любви, сбережения и всю недвижимость, он считал обязанным отвести беду от русских. Поэтому все возможные места проведения терактов он решил даже не посещать. Доводов, почему именно сейчас целесообразнее перевести свое внимание из России, Москвы в другие части света, у него хватало. Он еще в самолете придумал, что напишет дяде из Москвы. Для Ахмеда было важно совсем другое.

В Подмосковье ему нужно было во что было ни стало отыскать могилу приемной матери – Екатерины Дашковой и по возможности договориться с кем-то из местных, чтобы они согласились ухаживать за могилой. Об этом дядя Джамил не знал, как не знал он и о том, что после смерти своей приемной матери Ахмед не выбросил, не продал, не уничтожил ни одной иконы, которых в доме было немало. Его усыновители, люди глубоко верующие, проявив такт, не стали принуждать Ахмеда принимать христианство. Даже став после появления в его жизни дяди Джамила глубоко верующим человеком, мусульманином, а можно сказать, исламистом, Ахмед не испытывал к христианству неприязни и тем более ненависти.

А все иконы Дашковых, которые после смерти приемной матери стали частыми гостями в его доме, ÂXMÂA перенес и развесил в бывшей спальне Дашковой. Он всегда держал ту комнату запертой. Туда, кроме него, заходила только его помощница по хозяйству Глаша, сама русская, очень аккуратная и глубоко верующая девушка. Но Глаша умела держать язык за зубами.

Пользуясь частыми, иногда довольно длительными отъездами Ахмеда, дядя Джамил, который еще не успел приобрести в Париже собственное жилье и жил на съемных квартирах, любил оставаться в бывшем доме Дашковых за хозяина. Он оборудовал там себе кабинет-спальню. Дядя Джамил был бы, наверное, не против переселиться к Ахмеду насовсем, но в целях конспирации удобнее было снимать отдельную квартиру. Ведь квартиру можно поменять. А новый дом так скоро не подберешь.