Франция.

8.30 утра.

Шикарная просторная комната для гостей была обставлена редкой антикварной мебелью восемнадцатого века. С потолка высотой в пять метров свисала большая бронзовая многоярусная люстра, окружённая лепниной, которая разбегалась в разные стороны как паутина, закручивая вензеля и узоры.

Стены, выполненные в объёмной композиции молочного и кофейного оттенка, содержали в себе различные картины европейской природы, заснеженные горные вершины и зеленеющие долины летнего периода. Массивные дубовые двухстворчатые арочные двери были закрыты, а плотные шторы из расшивной узорчатой ткани не пропускали ни одного солнечного луча, пытавшегося ворваться через бронированные стёкла в огромный особняк, стоящий на берегу Средиземного моря.

На тумбочке из тёмного дерева возле наполовину осушенного стакана с апельсиновым соком завибрировал коммуникатор. Тело, сладко распластавшееся в белой пижаме на кровати поверх одеяла, заворчав, нехотя потянулось за коммуникатором.

Вскрыв один серый глаз и посмотрев в четырёхдюймовый экран на кодовое обозначение звонящего, Максим Орлов с взъерошенными по обычаю волосами улыбнулся и прохрипел заспанным голосом, – Антон, ты сейчас такой сон мне оборвал…

– Что, снова во сне девчонок тискал? Настя про это знает? – раздался бодрый голос Антона Разумова в динамике коммуникатора.

– Завидуй молча! – протянул Максим Орлов, сразу вспомнив свою блондинистую жену и ухмыльнувшись, хрипловато добавил, – кстати, ещё неизвестно у кого из нас двоих сны извращённей. Ладно, опустим. Чему обязан?

– Короче, внимай… – отозвался Антон Сергеевич на другом конце закрытого цифрового канала, защищённого криптостойкой шифровальной системой, и принялся будить Максима информацией.

Максим тут же сел на кровати в позу лотоса и озираясь по сторонам фешенебельной комнаты, внимательно слушал рассказ, периодически задавая вопросы и получая развёрнутые ответы.

Спустя двадцать минут диалога, Максим почесал затылок с взъерошенными тёмными волосами, и, встав с кровати, довершил, – хорошо Антон, сделаю. Думаю, Кристоф всячески поддержит эту затею. Завтра говоришь, будите уже на Восьмом, хм… К вам присоединиться я так быстро, скорее всего, не смогу. Может быть позже. Сегодня вечером у нас запланирована светская тусовка и совещание с Андерссоном, четой Берковских и Никольской. Последние прибудут днём в поместье. В любом случае на связи!

– Добро! – отозвался Антон Разумов и прервал сеанс связи.

Максим Орлов положил коммуникатор на тумбочку, допил апельсиновый сок и подошёл к высокому окну. Резким движением он распахнул плотные тяжелые шторы и сразу же прищурил ещё сонные глаза от яркого света, озарившего шикарную комнату.

Привыкнув к утреннему солнцу, Максим Орлов с высоты третьего этажа посмотрел на раскинувшийся перед ним вид лазурного побережья Франции. Поместье стояло на скалистом берегу, и здесь же имелся собственный причал для яхт и прогулочных катеров. Солнце поигрывало пляшущими зайчиками на воде, слабый ветер гнал на скальный берег пенные барашки, и Максим сейчас улыбнувшись, от души и по–доброму позавидовал другу, который в эту секунду стремился на Страннике к острову в Тихом океане.

Покачав довольно головой, и с почтением глядя на красоты Средиземного моря, юный Орлов прошептал, прежде чем пойти в ванную комнату и официально начать новый день, – чует моё мягкое место, просто так это не кончится…

В море.

20. 00 по-местному времени.

Миновал тот час, когда в последний раз на горизонте наблюдалась земля. Солнце всё ближе клонилось к линии горизонта на западе и массивные кучевые облака по привычке окрашивались в алый, красный и местами огненно–оранжевый цвет, и лучи заходящего светила пронзили их, дотягиваясь до тёмно-синего цвета бесконечной воды.

Время очередного ужина подошло, и компания сидела на открытой верхней палубе в носовой части яхты за овальным стеклянным столом, уставленным белыми тарелками. В них источали аромат обжаренные лобстеры и отваренные королевские креветки, ещё была пара блюд с овощными и фруктовыми салатами, а также запотевшие графины с охлаждённым соком манго и вишнёвым. На краю стола поодаль тарелок и салатниц лежала пара раскрытых лэптопы с поступающей в них информацией обо всём и вся, а над головой простиралось вечереющее небо с медленно проплывающими облаками.

Внешнее освещение яхты слабо подсвечивало открытую деревянную палубу перед входом во внутренние помещения, и многочисленные динамики изливали из себя тихий ритм саксофона, пианино и барабанов, смешивая звуки в невероятно гармоничный коктейль. В дополнении ко всему люди наслаждались шумом волн за бортом, и просоленным бризом, дувшим со всех сторон.

Яхта неумолимо неслась вперёд, и казалось, ничто не могло её остановить.

Анабэлла Берковская, откинувшись на удобном стуле, посмотрела вдаль на восток, на темнеющий горизонт. Улыбнувшись, она прошептала, – Прометей, наверное, уже извлёк это из вазы.

На открытом воздухе к вечеру становилось прохладней, и Кристина Бино, предусмотрев это, сидя в синих джинсах и футболке рядом с юношей, одетым по привычке в жёлто–белые шорты и такую же по цвету футболку, пережевывая креветку, ответила, – что же там…

– Очередной артефакт, подсказка, ключ. Или дезинформация, уводящая в совершенно другую сторону… – ответила одетая во всё тёмно-синее Анабэлла и налила себе в бокал свежевыжатый манговый сок.

Сокольский, прожевав кусок лобстера, дополнил, – хотелось бы, чтобы это был ключ к символам, нарисованным на сосуде. Не разгадав их, мы не поймём, что нам делать на Кауаи, куда идти, и что вообще искать.

– Ничего, есть время в запасе! – уверенно протянула Анабэлла, и, посмотрев на то, как Сокольский улыбнулся Кристине украдкой, Берковская спросила невзначай, насаживая большую креветку на вилку. – Не думали по поводу даты и места свадьбы?

– Думали, – кивнула Кристина, и, потянув немного времени, ответила, – с учётом нашей узкой компании и образа жизни мы бы хотели сыграть свадьбу в таких вот местах!

Кристина обвела тёмно-карим взглядом просторы океана. Затем вернулась взглядом к Бэль, и, сияя жизнерадостной улыбкой, довершила, – а дата, в конце августа, двадцать второго числа этого лета. Ну или как пойдёт.

– Счастливые вы… – искренне радуясь, ответила Бэль, и, устремив взор к горизонту на восток, где занималась очередная ночь, притихла, а её тёмно-синие глаза вдруг стали серьёзными. Тёмные густые локоны поигрывали от бриза, и вся она как будто унеслась куда-то далеко, за пределы Странствующего.

Сокольский поймал нить её энергетического настроя, Кристина тоже ощутила это, и они оба посмотрели на Бэль с пониманием. Сколь многое имеет человек, сидящий за столом напротив них, но всё материальное меркнет в отсутствии той энергии, которая дарит жизни больший смысл, и придаёт для самой жизни сил.

Сокольский тихо прошептал, – не печалься Бэль, есть пара для тебя во Вселенной этой. В скором времени ты её найдёшь, и обретёшь это великолепное всепоглощающее чувство.

Берковская вернула тёмно-синие очи к паре молодой, и улыбнулась им. Убрав с лица тёмные локоны волос, она добавила, – скорее бы. Иногда мне кажется, что и вовсе мой удел бродить по миру одинокой, так и не подарить никому те чувства, в которые я верю, в которые я вкладываю жизненную энергию свою.

– Я тоже так считал, когда смотрел на счастливых людей, идущих по вечерним улицам в обнимку, – ответил Сокольский, и, потупив взор в салатницу с нарезанными овощами, продолжил. – Тогда казалось, что я и делаю-то всё правильно, веду себя адекватно, знакомлюсь, общаюсь. Но всё мимо и мимо. Теперь я понимаю, что моя энергетика дремала даже в те моменты, когда я шёл с новой дамой в кино, бар, ресторан, держал её под ручку, целовал её, жил с ней…