Я помню тот день до мелочей. Меня унизили при всех, и это было не впервые. Но именно тогда я помню цвет стен коридора, серое небо за окном, номер кабинета у которого мы стояли – 304. В этом же кабинете был мой любимый предмет, математика, и одновременно там был мой самый нелюбимый преподаватель. Старая учительница, которая всегда всем улыбалась, а не деле нисколько не разбиралась в людях и позволяла своим прихотям быть выше справедливости. Именно у нее, в этом кабинете номер 304, происходило большинство «фрагментов», которые я помню.

Прозвенел звонок. Дети один за другим лениво и нехотя стали заходить в кабинет. Со мной мало кто хотел сидеть (в первых классах у меня было три подруги, но одна очень быстро перешла в другую школу, другая училась в параллели, а третья часто отсутствовала), поэтому та старая учительница посадила меня с самым отвратительным учеником класса, назовем его для упрощения каким-то простым именем, например, Иво. Я неоднократно просила пересадить меня, но та старушка меня и слушать не хотела. Этот вечно ухмыляющийся безрассудный мальчишка был уже тогда обречен, несмотря даже на то, что ему было чуть более 11 лет. На переменах он в лучшем случае бегал курить со старшеклассниками, а в худшем – выискивал, где бы что и у кого утянуть или над кем бы поиздеваться. И нет, он не был из неблагополучной семьи. У него были добрые заботливые родители, которые сутками работали, чтобы обеспечить Иво всем лучшим. Но бедному Иво всё-таки чего-то не хватало. Ко мне он относился также, как и практически все остальные: презрительно и надменно, но проявлял этой с ещё большей жестокостью.

– Ого, ты принесла учебник! Не тяжело? – язвительно спросил он у меня, усевшись на своё место.

– Тяжело, – тихо ответила я, пытаясь не вдыхать запах сигарет, которым весь пропах Иво после перемены. Мой рюкзак и правда был очень тяжёлым. В классе существовало правило, по которому соседи по партам договаривались носить учебники по очереди, но не в моем случае. Иво редко появлялся в школе и не всегда даже ручку при себе имел. Я носила все учебники одна, развивая себе тяжёлым портфелем сколиоз раннего возраста.

Иво бросил на меня очередной насмешливый взгляд и, выхватив резким движением из моих рук пенал для карандашей и ручек, начал оттуда всё вытряхивать на парту.

– Что ты делаешь?! – я попыталась забрать пенал из рук малолетнего негодяя.

– Иво, Мия, тихо! – раздался голос учительницы, прервав начинающуюся суматоху.

– Мия, ты должна помогать Иво, а не играть с ним в любовные игры!

Учителя редко умеют шутить, и этот случай не был исключением. Однако волна едких смешков всё равно прокатилась по классу.

− Но я… я помогаю, а он не хочет, − чуть слышно ответила я. Тогда я не умела держать зла, была очень ранимым домашним ребенком и старалась всегда доказать всем, что могу быть полезной.

− Хорошо, − прищурив взгляд, строгим голосом старушка-учительница. – Подойди ко мне после урока.

Прозвенел звонок. Я собрала вещи в сумку и, дождавшись, пока большая часть одноклассников выйдет из класса, подошла к учительскому столу.

− Вы просили подойти… − я нерешительно начала разговор.

− Да, Мия, это по поводу твоей последней контрольной, − учительница выдержала паузу и посмотрела на меня долгим задумчивом взглядом. – Ты единственная из класса решила последнее задание, которое было дано из школьной программы высшего уровня. Может ты в этом году попробуешь свои силы в отборочном школьном туре на участие в районной олимпиаде по математике?

Я была немного взволнована этой новостью, но в то же время обрадована. Впервые мне удалось в чём-то выделиться среди остальных. Моя наивная детская душа трепетала от радости. «Я смогу быть полезной!», – думала я в тот момент. Меня записали на отбор.

Уроки закончились, и я отправилась домой. Идти было недолго. Мы с мамой и братом жили недалеко от школы, в небольшой квартире на окраине района. Моя мать была властной женщиной и категорически отказывалась принимать не подходящий по её планы расклад событий, в прочем, как и мнение других. Единственным человеком, в котором она души не чаяла, был её сын, он же мой брат – опять же, для обозначения назовем его, к примеру, Алек. Я уже о нем упоминала ранее, тот самый, который с рождения стал центром вселенной нашей семьи. Он был младше меня на шесть лет и только в этом году пошёл в школу. Моя мать ещё с его рождения верила, что у Алека большое будущее и всех в этом убеждала. Те, кто хоть как-то пытался противоречить суждениям влюблённой до безумия в своего сына женщины, автоматически заносились в «чёрный список».

Придя домой, я почувствовал вкусный запах свекольного супа, приготовленный мамой. Надо признать, готовила она вкусно. В животе урчало после голодного дня, состоящего из семи уроков, факультатива и репетиции в театральном кружке, в который я начала ходить пару лет назад, так как мне нравилось выступать на сцене. Я не ходила обедать в столовую как все дети по простой причине: у меня практически никогда не было карманных денег. Моя мама обычно выделяла мне деньги строго, когда того требовали в школе на что-то вроде обязательных экскурсий и различных мероприятий.

– Как прошёл день? – моя мама зашла на кухню в тот момент, когда я в нетерпении искала черпачок, чтобы налить себе в тарелку суп.

– Отлично, – я на мгновение отвлеклась от поисков и обернулась, в моем сердце уже трепетала радость от того, что я расскажу это маме.

– Ну, ну, рассказывай, – моя мать присела на стул и с интересом посмотрела на меня.

– Я была сегодня была на факультативе по математике, и знаешь, что? Мы готовимся к олимпиаде! – с гордостью ответила я и посмотрела на маму в ожидании похвалы.

– Хм, – задумчиво протянула она и уголки её губ чуть приподнялись, – очень хорошо, молодец! Это куда полезнее, чем твой театр. Умные люди многого добиваются в жизни.

– Спасибо! – налив себе в тарелку суп, я села напротив. – Знаешь, о чём я мечтаю?

– И о чём же?

Зачерпнув ложку супа и проглотив его, я громко и с гордостью ответила:

– О том, что я после школы выучусь на какую-нибудь важную должность юриста или того, кто управляет компанией, стану очень богатой куплю тебе большой дом, ‒ я даже на этом моменте вытянула руки в ширину, ‒ и какую захочешь дорогую красивую машину!

Детским языком я несла бред, но мысли у меня были чистые и искренние: я хотела, чтобы мой гордились.

– Скорее, это сделает Алек, – усмехнулась в ответ моя мама. – Кстати, пора его будить, а то уже полдень.

В те годы я была очень привязана к ней и ее мнению. Моими любимыми моментами тогда было, когда она, почитав сказки на ночь Алеку, подходила ко мне и желала спокойной ночи, гладя рукой по волосам.

– Спокойной ночи, – говорила она при этом тихим, приятным голосом.

Ещё до рождения Алека это было каждый день, то потом раз в три дня, раз в неделю, раз месяцев, а после и то реже.

Через год мое положение в школе улучшилось, но сомнительно. Я стала отличницей, побеждала на олимпиадах по математике, химии, физике. И одноклассники ко мне стали тянуться, жаль лишь, что тогда я путала лицемерие с дружелюбием. Меня использовали, чтобы списать, бесплатно получить помощь и прочее. А при удобном случае опять же издевались, и не только мои одноклассники, по-своему издевались даже учителя.

В любимом 304-м кабинете на одном из уроков моя нелюбимая старушка-учительница иногда делала непонятные для меня вещи для взрослого человека.

Как-то в самом начале урока, когда весь класс уже уселся за парты, и нам уже было по 14-15 лет, она внезапно начала занятие таким словами:

– Ребят, знаете, что я думаю? – на этих словах весь класс напрягся. В это время на заднем парте одноклассники нещадно использовали мою тетрадь, чтобы по-быстрому списать домашнее задание. Они периодически тыкали меня в спину, чтобы возмущаться, какой же все-таки у меня отвратительный почерк. Я же, в свою очередь, спокойно сидела раскрашивая ручкой квадратик в тетрадке.