- Он спит. Ему нужно набраться сил. Завтра нам предстоит дальняя дорога.

   - Ты видишь в темноте? - понял Брин. - И... ты всё-таки уходишь?

   - Да, вижу, - ответил Георг. - И ещё раз - да. Ухожу. У меня есть важное дело, которое я должен завершить. Я дал клятву. Понимаешь?

   Обойдя спящего, Брин погладил пса и взобрался на ветвь. Дик вернулся на прежнее место, растянувшись у свисающих ног - одних босых и маленьких, других в сбитых сапогах, которым давно было пора на помойку.

   Ночь укрывала их: умиротворённая, мягкая, волнительная. На небосклоне меж ползущих серых клочьев проглядывали звёзды. Ветер покачивал начавшие лохматиться свечки камышей. Рядом в ивняке раздались трели полуночной пичужки. Одинокой, но очень голосистой. Ей подпели лягушки в пруду (лягушки осенью?). Их совместный напев пришёлся мальчику по душе.

   Люди во всём городе, весь мир, все, кроме них двоих, спали.

   Брин ощущал себя так спокойно. Забыв надеть не только башмаки, но и куртку, он совсем не мёрз. Казалось ветвь, на которой они сидели, отдавала скопленное за день тепло и тем согревала их. Мальчик прижался плечом к своему странному другу. Именно другу, пусть они были знаком всего один день и уже завтра простятся.

   Было грустно. Но это была светлая грусть.

   - Сыграй ещё, как ты играл, - попросил Брин.

   Бродяга поднёс гармошку к губам. Его пальцы перемещались, закрывая и открывая определённые отверстия на металлическом боку инструмента. И нехватка одного из них совсем не мешала игре. Чуть заунывные звуки разнеслись над матовой гладью пруда, похожей на жестяное зеркало. Перекатываясь, ослабевая, а затем вновь усиливаясь, они улетали всё дальше и дальше. Будто волны, скользящие по наброшенному на весь мир бархатистому покрывалу ночи.

   Мальчик поразился, как здорово это получается. Совсем не грубо, а мелодично. Он бы тоже хотел уметь так. И ещё многое другое, что умел бродяга.

   Брин почувствовал касание чего-то щекотного к руке помимо бугристой ивовой коры. На ветви сидел мышь, тыкая носом ему в запястье. И этот вздумал пугать его! Глазки зверька поблескивали булавочными искорками. Брин погладил хвостатого проныру и подосадовал, что не взял для него угощения. Мышь скрылся в темноте.

   Георг играл, потом вернулась тишина.

   - Сейчас наступает моя любимая пора, - заговорил бродяга. - Я люблю, когда дождь и осень. Печальная краса.

   - Но дождь прекратился.

   - Он возобновится, будь уверен.

   Брин не ответил. Дождь он точно не любил, да и лето стократ лучше осени. Подбирая слова, мальчик задал вопрос, который давно вертелся на языке.

   - Старичок в церкви рассказывал, что Творец порой спускается с Небес на землю и бродит здесь, как простой человек. Смотрит, как мы живём, запоминает наши грехи и благостные дела, чтобы потом, когда мы умрём, все их сосчитать. Ты и есть Бог, что гуляет по миру?

   Брин сглотнул вязкий ком. Но он уже спросил, и отступать было поздно. Бродяга помолчал, усиливая тревогу мальчика.

   - Бог? Хм... Не верь всему, что слышишь. А поддаваться минутным впечатлениям вовсе не стоит. Да и не выдержала бы земля такую сущностью как Творец-Вседержитель, вступи он на неё во всей своей тяжести.

   Мальчик не знал, как понять его слова.

   "Если земля держит целые горы, то Бог ещё тяжелее их?"

   - Но ты веришь, что Бог создал наш мир?

   - Людям надо во что-то верить. - Георг вдохнул ночную свежесть. - Я верю в мудрость природы - нашей всеобщей матери. Да... я, пожалуй, верю в Бога-Творца. Должен же был кто-то всё это устроить, - он кивнул на окружающие их деревья и пруд, - затем запустить в вечное движение и продолжать следить, чтобы "механизм" действовал исправно. Работёнка не из лёгких. Это тебе не кучу дров наколоть.

   Брин хихикнул.

   - А куда ты отправишься? Пойдёшь в другие города? Или поплывёшь на корабле в чужеземные страны?

   - Я никогда не плавал на корабле, - сказал бродяга. - Предпочитаю ходить на своих двоих - так, знаешь ли, безопаснее. Если свалишься, дальше земли не упадёшь... Не то, что в морскую пучину. Как подумаю, что она вовсе не имеет дна и там полно русалок и гигантских морских драконов, только и ждущих, чтобы утащить тебя в зелёный сумрак, аж дрожь пробирает.

   - Драконы бывают только в сказках. - Брин смеялся. - А ты совсем заврался!

   Георг не спорил:

   - Я хочу тебе кое-что подарить.

   Бродяга повернулся к нему. Брин только теперь увидел, что глаза у него светятся, и это не был отражённый свет звёзд. Но они светились и не так, как в таверне. Перед мальчиком в воздухе словно бы парили два тусклых огонька.

   - Твоему брату я подарил нож. - По лицу Брина скользнула мимолётная горечь. - Хочу, чтобы и у тебя осталось что-то в память о нашей встрече.

   Смутившись, мальчик признался:

   - Мама не велит ничего брать у чужих... Но я бы тоже этого хотел.

   Георг поднял мешок, что висел на ветке возле него. Начал рыться внутри, что-то перекладывая и звеня то ли стеклом, то ли металлом. Затаив дыхание, Брин следил за ним. Он попривык к темноте, и всё сделалось различимо чуть лучше.

   Бродяга передал ему небольшой предмет.

   Губная гармошка, точно такая же, на которой играл он сам.

   - Держи.