Георг вздохнул. Сияние его глаз и ладоней тускнело, тускнело, а затем ушло. Но порождаемое им тепло осталось. Не могло не остаться.
Перешёптывания разносятся по общему залу, приглушённые звуки от возвращаемых на место лавок и откладываемых на столы бутылок и ножей. Тихо. Даже как-то грустно. Мгновения истекают. Ещё оставшиеся в таверне переминаются. Георг стоит, уронив подбородок на грудь. Растрёпанные, тронутые сединой волосы свешиваются на лицо. Все ждут, что он ещё скажет.
А если сказано уже всё, что должно? Что тогда?
Рассесться обратно за столы, продолжить есть и пить, казалось кощунством. Едва ли не святотатством. Просто уйти? Тоже как-то странно.
Но именно это бродяга полагал лучшим завершением беспокойного вечера.
- Идите, - сказал он. - Возвращайтесь в свои дома. Там ваше место. Вы устали, вы уже давно, как следует, не отдыхали. Прежде чем о чём-то думать, вам следует выспаться. Завтра большинство из вас не вспомнит о произошедшем - не захочет вспомнить. Но кто-то всё же вспомнит.
Народ потянулся к дверям. Друг за другом, не толкаясь. Не так много оказалось в зале посетителей, чтобы ломиться по головам, без того все легко выйдут. Нужно лишь немного подождать своей очереди.
Вояки лорда давно убрались прочь. В том числе и их начальник Карл, что исчез под шумок, да так, что никто этого не заметил. Должно быть, выскочил через кухню и заднюю дверь. Арбаса тоже нигде не было видно. Никто их и не искал.
Оглушённого Марией парня подняли вчетвером. Он принялся что-то несвязно бормотать. Кроме здоровой шишки на макушке и разбитой рожи, иных повреждений у него не нашли. К утру оклемается - голова, конечно, поболит, но то будет меньшим из возможных наказаний. Тащившие его посмеивались, как этот кабан влачил ноги, не способный стоять на них твёрдо.
Мами и Силия потирали ушибленные бока и переплетали волосы - друг друга они будто не замечали. Муж кухарки уже вполне пришёл в чувство, Силия увела его.
На Георга с Тритором поглядывали искоса и лишь мимоходом.
Таверна быстро пустела.
Мария с оставшимися кухарками начали прибираться. Хозяйка была безмолвна. Но не стоило расспрашивать её о том, о чём она думала в этот момент, ведь то были только её сокровенные мысли. И оставим их ей.
Мами вдруг сдавленно вскрикнула, все обернулись.
Ни денег, ни других "даров" на полу более не лежало. Всё исчезло. Исчез и зубастый белый зверь, про которого все отчего-то и думать забыли.
- Вам они не нужны, - сказал Георг, поняв, что вновь встревожило женщин.
Продолжили уборку. Ни о чём между собой не говоря. Завтра, если захотят, они смогут обсуждать случившееся сколько угодно. Завтра, не сегодня.
Маленький мышь - незаметный и безобидный - свободно рыскал под ногами в поисках крошек. Никто не мешал ему заниматься любимым делом. Тритор подошёл к столбу, к которому до того жался Арбас. Протянул руку и почти без усилий извлёк свой нож из дерева. Удивлённо посмотрел на бродягу.
Тот кивнул. И Тритор хмыкнул разбитым ртом.
- Трит! Я видел, как ты его бросил. Здорово! - От входа меж последними уходящими просочился неугомонный Брин.
- Ты как... - вскинулась на него мать.
- Мышь сбежал от меня, - тараторил мальчик. - А я за ним! Мне показалось, он сделался таким огромным. Я даже... Трит, сзади!
Из-за опрокинутого стола у стены, где он прятался всё это время, словно хищник из засады, выпрыгнул Арбас. В руке бывший стражник сжимал кинжал - с локоть отличной стали, которой так удобно колоть свиней!.. Его распирала ярость. Ярость, что не испытывал ещё никто в этом мире. Слова бродяги растревожили и его, что скрывать. Но ярость быстро отрезвила... Он поквитается с опозорившим его сучёнком. Проучит! Если не самого чужака со шрамом, то хотя бы его дружка.
Один удар в грудь. Кинжал по самую перекладину - уж у него рука не дрогнет! Тогда и посмотрим, кто будет смеяться. И будет ли.
Предупреждающий крик мальца ещё висел в воздухе, а Арбас уже замахнулся. Тритор стоял от него вполоборота. Спастись сучёнок не мог.
Взвизгнул мышь. Ещё раньше ахнула Мария. Взгляд бродяги полыхнул с новой силой. Георг вскинул перед собой раскрытую ладонь...
Тритор всё же что-то почувствовал или уловил стороннее движение краем глаза. Заслониться он не успевал, но сумел отклониться. Лезвие вспороло рубаху на боку. Кожи коснулся холодный металл, легко рассёк её, и лишь твёрдость кости остановила его бег. Парень застонал.
Бывший стражник не совладал с разгоном, налетел на гада, опрокинул его и повалился с ним вместе. Забарахтался на полу. Он промахнулся! Ударить ещё раз!
- БРОСЬ!
Рука Арбаса тянулась к Тритору, что скорчился рядом. На половине движения она остановилась. Задрожала. Ладонь сама собой разжалась, и кинжал выпал из неё.
Брин подбежал помочь брату отползти подальше от несостоявшегося убийцы. Тритор зажимал пылающий бок. К ним спешила Мария. Белый мышь семенил следом, скаля зубы. Мами голосила и призывала проклятья.
Арбас не обращал на них никакого внимания. Продолжая сидеть на карачках в соломе, выгнув шею под неестественным углом, он снизу вверх смотрел на Георга. А Георг смотрел на него. Глаза в глаза.
По помятому лицу бузотёра ручьями стекал пот. Арбас издал натужный вздох. Попытался отвернуться. Подбородок его дёрнулся, глаза скосились в сторону и вернулись обратно. Рот бывшего стражника раскрылся и уже не закрывался - из него исходил глухой мучительный стон.
Бродяга не сводил с него лучащегося ледяной синевой взгляда.