Брин стоял в воротах конюшни и глядел, как бродяга растаскивает солому. Кулаки его были сжаты. Он думал о том, где мог укрыться братец с чужими вещами. Мальчик знал несколько укромных уголков, как в самой таверне, так и за её пределами - их-то и следовало проверить в первую очередь.

   - Я найду Тритора и заставлю его вернуть украденное! Дик, со мной!

   Более не теряя ни минуты, Брин убежал на поиски. Сонный пёс поднялся со своего лежбища, на котором продрых все последние часы, почесал за ухом, зевнул, лишь после чего вперевалку, но вполне бодро посеменил за мальчиком. Бродяга отметил, что если тот и припадал на заднюю лапу, то совсем немного.

   - Зря стараешься, - Георг посмотрел вослед Брину, потом продолжил работу. - Но, может, всё ещё и образумится само собой.

   ...Брин оббежал все дворовые постройки, даже залез на чердак. Он устал и запыхался. А все старания ушли в пустоту. Ворюга затаился в неведомом укрытии.

   Тритор не без основания полагал себя весьма предусмотрительным, и возможные поиски со стороны брата были им предвидены. Он ушёл подальше, на противоположный берег пруда за таверной, где в густом ивняке хранил лодку. Если малец не наврал, то, авось, и впрямь удастся разжиться чем-то стоящим. Хотя, верилось в такое слабо. Гнева бродяги он не опасался. Подобного проходимца никто не станет слушать, а уж о том, что у него украли какие-то ценности, и подавно. Уже завтра тот уберётся из их города. Как говорится, скатертью дорожка.

   Забравшись в лодку, Тритор принялся за осмотр добычи. Он положил тяжёлую ношу себе в ноги и распустил стягивающие тесёмки. Это не было первым воровство в его жизни. Парень склонился над распахнутой горловиной, заглядывая в тёмные недра. Там определённо лежало что-то большое и округлое. Что-то отсвечивающее жёлтым в пятнах солнца, пробивающихся сквозь ветви ивняка.

   Шлем - первым пришло на ум. Золотой шлем. Не может быть!

   Тритор протянул ладонь, намереваясь извлечь находку на свет.

   И с воплем отдёрнул руку.

   На его пальце, впившись острыми зубами, висело мохнатое тельце с непомерно длинным болтающимся хвостом.

   КРЫСА! Его поганая крыса! Забралась в мешок, словно только и ждала, чтобы он сунулся туда!

   Не прекращая кричать, Тритор замахал рукой, сбрасывая тварь. Но та вцепилась крепко. Парень взвыл от боли, чувствуя, как из него выдирают кусок мяса. Вся ладонь была в крови. Он уже хотел ударить ею о борт лодки - пусть он сломает себе кости, но и этой гадине не поздоровится!

   Крыса сама опустила его.

   Тварь спрыгнула на мешок, в котором устроила засаду. Морда вымазана алым. Алым же сверкают бусины глаз. Встопорщив дыбом шерсть, мышь зашипел на Тритора, давая понять, что так просто завладеть чужим добром ему не позволят.

   Парень отполз на противоположный конец лодки, зажимая прокушенную ладонь. Боль и страх смешались в нём, заставляя рычать от желания размозжить зубастую гадину в кровавое месиво, но и удерживая на безопасном расстоянии.

   Эта бестия покусала его! Да он её... да он...

   Мышь восседал на мешке, глядя прямо на него. Не нападая, но и уж точно не собираясь никуда сбегать. Тритор чувствовал, как его рассматривают, ждут, на что он решится дальше, готовясь при необходимости повторно пустить в ход игольчатые зубки. Мышцы зверька были напряжены как пружина.

   Весло в сарае, чтоб не спёрли... А, Бездна с этим мешком!

   Лучше смотаться от греха подальше и хорошенько промыть рану. Он вернётся, когда эта тварь уберётся отсюда. Не останется же она сидеть здесь.

   Мышь словно прочёл его мысли. Парень только приподнялся с поперечины, когда хвостатый охранник, тонко заверещав, бросился к нему. Тритор прикрыл лицо ладонями. Мышь прыгнул. Вцепился коготками в его безрукавку, вскарабкался по ней на плечо и там замер. Весь сжавшись, Тритор тоже замер. Всё произошло так быстро... ненормальность!.. что им овладела полнейшая растерянность. Он едва сдержался, чтобы не обмочиться.

   Не сразу он осмелился опустить ладони и скосить глаза вбок.

   Мохнатое создание восседало на плече. Внимательно гладя на него. Глядя на него. Держась коготками, что пропороли ткань, и покалывание от которых Тритор ощущал кожей. Тварь дожидалась, когда он перестанет трястись. Двух мнений тут быть не могло.

   Взирая вытатащенными глазами, он медленно сжал окровавленный кулак. Мышь оскалил сахарные зубки в "улыбке"... Тритор столь же медленно опустил руку.

   Мышь дёрнул мордой. Потом ещё раз. Тритор подумал, что сходит с ума. Хвостатая бестия придвинулась ближе к его уху. Слабенькое дыхание коснулось вывернутой, жутко напряжённой шеи. Мышь вновь дёрнул мордой. Будто чего-то добиваясь, на что-то указывая.

   Тритор проследил за кивком. Зверёк указывал на мешок бродяги.

   Он вернулся взглядом к своему плечу. Мышь "ухмылялся". Слазить и отдалять зубы от человеческого уха он был не намерен. Кивок на мешок повторился.

   Страшась малейшего неуклюжего движения в раскачивающейся лодке, Тритор приблизился к мешку. Осторожно стянул обратно тесёмки, так и не узнав, что лежит внутри. Мышь оставался спокоен. Значит, всё делалось правильно.

   Парень слабо хихикнул, скорее пискнул. Если намёк был понят верно, то избавиться от своего спутника он мог лишь при одном условии. И Тритор собирался его выполнить. Лишиться уха, а тем более глаза, никого не прельщало.

   Когда Брин возвратился в конюшню, Георг закончил вычищать стойла, в том числе и те, что были заняты, переведя из них лошадей в свободные. Он снёс старую солому в кучу за конюшней и теперь догребал мусор из прохода.

   - Я не-не нашёл его, - признался мальчик. В глазах, как и в горле у него стояли слёзы. - У-убежал куда-то... ворюга!