Внутри поднялось раздражение.

   - Не обижайся на старика. Память у меня ни к черту. Все мужики - дяди. А бабы - тёти! Не запоминаю я, как вас зовут. Если только долго у нас проживешь, тогда запомню, да, бобик? - Он оглянулся на собаку. - Вот и шавку свою то по имени - Лупо - то бобиком кличу. Так-то! - Гена снова широко улыбнулся. - Пойдем, дядя. Путь до деревни неблизкий. А ты пока рассказывай, как здесь очутился.

   До деревни? Какой еще деревни? Мы же в городе. Кажется. Я снова попытался вспомнить. Машина. Парковка. Лес. Нет, парк. Какой? Не помню. Сокольники, кажется. А зачем я приехал в парк? Погулять с детьми?

   На лбу выступил пот. У меня есть дети? Точно, есть! Дочь! Таня. Перед глазами картинка: темненькая девочка, лет пяти, надутые губки, сощуренные карие глазки, сжатые кулачки. Она чем-то недовольна. Дочка приехала в парк со мной? Где она? Я заозирался. Взгляд наткнулся на собаку. Ее глаза. Как они похожи на глаза Тани! И тут - как взрыв. Смеющееся лицо уже взрослой, лет двадцати, девушки. Таня? Так сколько ей?

   - Дядя, а дядя!

   Я обозлился. Он меня отвлекает. Но тут же успокоился. Густой жизнерадостный голос Гены придавал сил и внушал уверенность, что все в порядке. Все как надо.

   - Ты, видно, головой сильно приложился. Ничего. Это пройдет. Пойдем. Вылечим тебя. Я кой-чего в медицине-то понимаю, хоть и неграмотный. Пойдем!

   Я покорно потащился за Геной. Странная у него была куртка. Ни одного шва. И цвет вроде меняется. То становится ярче и сочнее, то тускнеет и темнеет. Или это от солнца?

   Огляделся. Вокруг точно была не Сосновка. И не Сокольники. Деревья похожи на сосны, но стволы намного шире, с коричневато-желтой толстой корой. Иголки с красными и желтыми пятнами.

   Где я? И как сюда попал? В голове крутилось торнадо, разрывая воспоминания на несвязные роящиеся кусочки.

   Гена тараторил не умолкая.

   - Помню, тут два белых нашел! От таких! - сделал рукой движение, видимо, пытаясь передать мне размер грибов. - УУУ! А вон там - целый ворох опят! УУУ! И шрипиньков! Целое ведро набрал! На неделе только их мариновал! Вкусные! Что т-ты! Прям объеденье! За ягодами с тобой пойдем, дядя! Я тебе место покажу, там летом толчинога растет! УУУ! А осенью клюквы - море! И крупная, как слива! Не веришь? Спроси хоть у меня!

   Я слушал его вполуха. Лупо бежал то впереди, то сзади. Ни разу не гавкнул, не посмотрел по сторонам. Он лишь иногда останавливался и поднимал вверх длинный шерстяной нос, глубоко и долго втягивая воздух. Потом подбегал к Гене, и они пару секунд смотрели друг на друга.

   - Гена! А почему твоя собака не лает?

   - Лает? Дядя! Видать, ты сильно головой-то ударился! Скажешь тоже! Хех! - Гена засмеялся ухающим добрым смехом и зашагал дальше. - Слышь, барбос, дядя что говорит. Ты лаять должен! Хех!

   Пес остановился. Гавкнул. Лай был глухой, скучающий. Мотнул головой. Снова тяфкнул и побежала вперед.

   - Ну что, доволен? Надо тебе - вот он и лает. Только зачем? Ну да ладно. Лупо! Глянь, что впереди! Ушел там другой дядя или нет?

   Собака сорвалась и умчалась вперед.

   - Постой! Пущай бобик возвернется сперва. Давай отдохнем чуток. - Гена оперся о палку. Прищурился, цепко меня осматривая. - Как дела, дядя?

   - Вроде нормально.

   - Обосрались все буквально! - заухал Гена.

   Из леса выбежал Лупо. Сел рядом с Геной.

   - Ога, ога. Понятно. Ладно. Ладно... - забормотал дед.

   - Гена! Что происходит?

   - Лупо, покажи ему.

   Собака подошла и уставилась прямо в глаза. Голову заломило. Меня закружило, мир вокруг рассыпался как калейдоскоп и собрался заново. Вот только пес и Гена исчезли.

   Опушка леса. На земле сидел голый калека. Да какой! Обрубки рук и ног, обрезанные уши, черные дырки вместо глаз. Коричневатая в рубцах кожа по всему телу съежилась. Меня передернуло от отвращения. Но оторвать взгляд не получалось, и в голову полезли мысли, что сие существо - не получалось назвать это человеком - нуждается в срочной помощи. Пересиливая тошноту, шагнул вперед и... мир снова рассыпался, а через секунду рядом, опершись о палку, улыбался Гена.

   Горло сдавило, пот лил градом.

   - Ч-что эт-то б-было?!

   - Известно, что! Даже такому тупице удалось научиться разговаривать с Лупо. Бобик столько раз пытался! Только не обижайся, дядя. Вылечим. И головушку подлатаем. Совсем она у тебя пустая сейчас. Все забыл. Но ничего. Идем, еще шагать и шагать.

   - Но... там. На опушке. Че-человек. Ему же, наверное, по-помочь надо?

   Язык еле ворочался. Уродливый образ всплыл перед глазами, и желудок скакнул к горлу.

   - Дрангу-то? Помочь? - Гена прищурился. - Или шутишь? - Он заржал, заухал, хлопнул ладонью по колену. - Ну чудишь, дядя! Бобик, значит, лаять должен, а ты помогать Дрангу собрался! Да, дядя. Весело с тобой. А то пойдем, познакомлю с ним. Может, и впрямь поможем чем. - Гена поднял руку и неопределенно помахал перед собой.

   ***

   Чтобы не повторилось происходящее с другими новыми старшими, он изучал, почему те погибали. Давалось непросто. Ему никто не хотел помочь. Всем было не до него. Но ему повезло. Одна новая старшая осталась. Он верил, что в этом была и его заслуга. Он много времени проводил с ней. Они научились понимать друг друга. Он привязался к ней, но старшая решила иначе. Она не захотела остаться с ним, но, наверно чувствуя, что чем-то обязана, решила поспособствовать. Она подсказала, кого выбрать, указала на что обратить внимание, как помочь освоиться. Они долго планировали. Сначала старшая вела себя странно. То бросалась в работу, отстраняла его, то, наоборот, сама переставала что-либо делать, становилась пассивной, задумчивой. Он решил, что новая старшая сама не может решить, чего хочет. Но в конце концов план был готов.