Я сглатываю.

– Убогая, ведьма…Много как…Вейлы не было…

Он хмыкает, досадливо трёт переносицу, прикрыв глаза, и наконец отворачивая лицо к огню. Облегченно выдыхаю. Когда ярл не сверлит меня своими душевыворачивающими глазами – врать гораздо легче.

– А почему обвинили в смерти Головы? – интересуется Хотборк.

– Я её предсказала,– пожимаю плечами, – А сородичи решили, что прокляла.

– А они разве не знали про твой дар? – Хотборк косится с явным сомнением.

– Я-я…– боже, как это сложно- придумывать, когда так мало вводных, – Я всегда предсказывала какие-то несчастья. Так получалось. Мор там, голод…

Облизываю губы и вдохновенно продолжаю.

– А они винили меня, будто это именно я постоянно кликаю беду. Голова стал последней каплей.

Повисает пауза, а потом Бьорк медленно кивает, не смотря на меня. В груди становится легко-легко от пузырьками схлопывающейся радости. Кажется, поверил!

– А мне что предскажешь? – ярл криво улыбается, задумчиво смотря на огонь,– Я бы многое отдал за то, чтобы увидеть нить своего пути. Тем более сейчас…

В его голосе мне чудится тоскливая обреченность, ознобом прокатившаяся вдоль позвоночника. Ежусь и аккуратно отвечаю.

– Богиня Вель, как ты говоришь, посылает мне видения. Я не могу их выбрать, ярл. Только рассказать…

– И часто у тебя видения? – голос варрава моментально звякает раздражением. И мне становится страшно, что сейчас он решит, что пользы от меня никакой…

– Не очень,– глухо отвечаю, смотря на свои сложенные на коленях руки.

Ярл хлопает себя по бёдрам и резко встаёт. Я поднимаю голову, чтобы проследить за ним и с тихим испуганным всхлипом замираю, потому что Хотборк вдруг перехватывает пальцами мой подбородок, жестко фиксируя, и наклоняется так близко, что его черные гипнотические глаза начинают двоиться, а горячее дыхание, наполненное нотками кедра, обжигает моё лицо.

– Как удобно, да, Хель? – низкий голос полон угрозы, от которой меня буквально парализует,– И ведь не проверишь твои бредни…Поиграть решила, печорка? Зря. Я – проклятый ярл, меня боится сам конунг. И не зря боится, Хель, не зря…И тебе бы стоило…

Он отпускает мою челюсть, оттолкнув от себя так, что я чуть не делаю сальто с лавки. Черные глаза мерцают опасным огнем.

– Что ж, скоро старая Вейла придет. От нее тебе не утаить правду, печорка. А пока…Будешь жить в работном доме, отдам тебя Борге. За жизнь не переживай- не тронут. За честь…

Он окидывает мою фигуру оценивающим снисходительным взглядом.

– Постарайся не улыбаться на пиру сегодня лишний раз. Авось и пронесет…Зубы у тебя хорошие, все на месте.

– Пошли, – грузная женщина лет сорока на вид подходит ко мне, нетерпеливо вытирая руки о мокрый передник, – Ну, что? Вставай! Пир на носу, работы невпроворот, а она рассиживается!

Я провожаю тоскливым взглядом исчезающую в дверном проёме высокую фигуру ярла и покорно поднимаюсь с деревянной лавки. Я не знаю, что именно сказал Борге Хотборк обо мне, когда шептался с ней сейчас, чуть отойдя в сторонку, но то, что служанка меня и не думает бояться, как воины на ладье, было очевидно.

Больше ничего не добавив, женщина, несмотря на свои внушительные габариты, стремительно шагает к дальней неприметной двери в конце залы, из которой и появилась пару минут назад. Мне приходится чуть ли не бежать, чтобы поспеть за ней.

– Я – Борга Магнусен, – домоправительница ярла Хотборка, – сообщает мне женщина, не потрудившись обернуться,– А значит после хозяина главное лицо для тебя, печорка. Это ясно?

Тут она резко тормозит и распахивает передо мной дверь. Её почти прозрачные слегка на выкате глаза впиваются в меня подобно гарпунам, толстые губы поджимаются в злую линию. Я неуверенно киваю, показывая, что мне ясно. Она, удовлетворенно хмыкнув, отворачивается.

– Будешь расторопной и тихой- поймешь, как повезло тебе попасть в столь изобильный дом, дикая. Но не дай боги, тебе меня злить…– и мне чудятся в голосе домоправительницы злорадные нотки,– Высеку, поняла?

И снова чуть притормаживает, но уже не оборачиваясь. Поэтому мне приходится подать голос и выдавить из себя "ага".

Мы ступаем в темный узкий коридорчик, минуем ещё одну дверь, и меня тут же сбивает с ног стоящие здесь галдеж, жара, пар и миллион смешавшихся между собой запахов. Кухня. Большая и темная, забитая людьми под завязку, с несколькими очагами вдоль стены, с большим столом посередине, растянутым на всё помещение, заваленным горой разных продуктов.

– Уна, тебе привела, забирай! – Борга толкает меня в спину к какой-то старушке в углу, ощипывающей гуся,– Помощница…

Я неловко переступаю с ноги на ногу, с легким ужасом взирая на наполовину лысый труп птицы в руках кухарки. Э-э-э…Я так-то городская…

-Ох, давно пора, – всплескивает красными воспалёнными руками старуха и пихает мне несчастного гуся прямо в грудь.

К горлу подкатывает вязкая дурнота. В нос лезет запах сырой птичьей кожи и перьев. Хочется отпрыгнуть подальше, но в реальности ничего не остаётся, как только принять наполовину ощипанную дохлую тушу.

– Садись, – Уна встаёт со своей низкой табуреточки, – А я пока потрошками займусь.

При упоминании потрошков я как-то разом веселею. В конце концов, перышки выдирать- не самое страшное. И опускаюсь на табурет.

– Сегодня тут поможешь, печорка,– деловитым тоном вещает над моей головой Борга, пока я кручу в руках гуся, не зная, с какой стороны к нему подступиться. Аккуратно дергаю перышко и зачарованно рассматриваю его, – А вообще поставлю тебя дом мести да мыть. Как раз Бри, этим ведущая, второго дня померла.

Я вздрагиваю от излишне будничного тона домоправительницы, так не вяжущегося со смыслом её слов, и кошусь на продолжающую быстро вводить меня в курс дела женщину.

– Вот и настил её в женской займешь, – Борга энергично потирает руки, видимо, довольная, что не надо думать, куда меня отправлять спать, – Вечером покажу твоё место. Сейчас все равно рано тебе отдыхать. И Уну слушайся, печорка, Помни…

Толстый палец Борги назидательно взлетает вверх.

– Розги у меня всегда наготове, девочка…

Я сглатываю, киваю и утыкаюсь взглядом в несчастного гуся на моих коленях. Борга, больше не обращая на меня внимание, начинает зычно раздавать указания, поторапливая итак суетящихся как муравьи красных от духоты, замученных служанок. В носу стоит запах вареного мяса, лука, чадящих очагов и кисловатых потных тел.

С неожиданно накатившей злостью вырываю клок пуха из гуся. Руки дрожат от сдерживаемых эмоций. И вот это теперь моя жизнь? Вот это? Это долбаный ярл называет "я пока о тебе позабочусь"? Я грязная, вонючая, босая, лохматая, вся чешусь и сижу посреди каких-то варваров на огромной кухне своего "хозяина" с трупом птицы в руках. Если бы Хотборк спросил у меня про свою судьбу сейчас, я бы с удовольствием рассказала ему что-нибудь про медленную унизительную смерть.