Приказ о взлёте мы получаем из дивизии. В чьих интересах мы работаем, мы не знаем. Мне ставится непосредственная задача на день. Вообще всякие графики при интенсивной работе обычно ломаются. Но вначале работа идёт по графику. А потом, когда нужно идти на помощь, структура, конечно, нарушается. Мне ставится общая задача из дивизии, я собираю командиров эскадрилий и в свою очередь ставлю каждому командиру задачу, т. е. поставленную дивизией задачу я распределяю по эскадрильям.
НА ИРИ РАН. Ф. 2. Р. I. Оп. 79. Д. 6. Л. 60–63
Гвардии капитан
Татьянко Василий Павлович
Заместитель командира 32 ГИАП по политчасти. 1910 г. рожд[ения]. Член партии с [19]30 г. Парторг. Награждён орденом Красной Звезды. Имеет медаль за защиту Сталинграда[158]
Раньше работал заведующим военным отделом Калининского обкома ВКП(б). Попал в армию по мобилизации. Вскоре ЦК меня отозвал в 27-дневную «академию», где мне было поручено встречать всех смоленцев и направлять их в стрелковую дивизию. Мне была дана группа – пять человек политработников, мы встречали людей, пересматривали их с точки зрения их политической благонадёжности и направляли в соответствующие части. Дали нам полтора месяца, чтобы укомплектовать, вооружить и обучить дивизию, подготовить её для отправки на фронт. На фронт нас бросили раньше, чем предполагалось согласно первоначального плана, когда противник наседал на Новгород и Чудов[о]. Там я участвовал в боях вместе с 292[-й] стрелковой дивизией.
Потом срок моей командировки окончился, и я был направлен в 52[-ю] Армию, а оттуда – в 434[-й] полк, т. е. в теперешний 32[-й] ГИАП. Командовал тогда 434[-м] истреб[ительный] полком майор КОРЯГИН[159], комиссаром был старший политрук ФЕДУЛОВ* – оба лётчики.
Это было 25 сентября [19]41 г. Лётчики в то время уехали за пополнением, а техсостав оставался на Волховском фронте. Формирование продолжалось пять месяцев. К 30 ноября[160] лётчики прилетели на Волховский фронт, и полк начал действовать.
Как раз в день моего прибытия был один характерный эпизод, двое из участников которого и сейчас находятся в нашем полку – ГАРАМ и ОРЕХОВ[161]. Это был беспримерный по своей дерзости налёт на вражеский аэродром в Любани. Там было сосредоточено свыше 60 самолётов противника различных типов. А у нас было всего пять самолётов. Мы получили задание штурмовать аэродром, что и было поручено этой пятёрке. В числе её был ещё замечательный авторитет ВВС – лётчик КОРЗНИКОВ* – это замечательная фигура в авиации по своей скромности, его чрезвычайно любили. Он был настолько скромен, что не переносил, когда о нём писали и говорили как о необычайном лётчике.
Гарам и Орехов прикрывали, а трое штурмовали и уничтожили там 15 самолётов, причём противник знал, что наши идут, и мы были встречены соответствующим образом. Завязался ожесточённый бой, в результате которого наши уничтожили пять самолётов противника в воздухе и 10 – на земле, правда, ценой потери одного командира эскадрильи. Но это был чрезвычайно дерзкий по своему замыслу и выполнению налёт. Во-первых, нужно было лететь далеко вглубь территории противника. Линия фронта находилась на Волхове, а мы стояли от линии фронта на 60 км под Боровичами. И ещё нужно было лететь в глубину 60 км. Когда возвращались оттуда, Гарама подбили, он сам был легко ранен. В таком состоянии он летел, и за ним увязался самолёт противника, сначала один, а потом и второй. Одного Гарам сбил, а второй продолжал его преследовать, к нему пристал ещё один, и эти двое шли за Гарамом. Когда они пошли на него в атаку, Гарам ухитрился на своём подбитом самолёте сделать «горку», и два вражеских самолёта столкнулись друг с другом, в результате оба свалились на землю. Когда он пошёл дальше, то навстречу ему шёл Ю-97[162] – добыча для истребителя довольно лёгкая, которую жалко было упустить. Но боеприпасов у Гарама уже не было, все расстреляны. Тогда он решил отрубить ему хвост и пошёл на таран. Это был первый таран в нашем полку. Когда он отрубил хвост, то у него самого отлетела одна лопасть винта, а другая покорёжилась. Он кое-как на поломанном винте перевёл самолёт через Волхов и сел в расположении 292[-й] дивизии. Правда, он тогда сильно побился и три месяца не летал.
Это был подвиг по тому времени очень большой, все оставшиеся в живых были награждены орденами. Гарам получил тогда орден Ленина, Орехов – орден Красного Знамени. Корзников – второй орден Красного Знамени, ПАНИЧЕВ[163] – тоже получил орден Красного Знамени. Впоследствии он погиб.
Это были первые награждённые в нашем полку.
В этот же период Гарам потерял своего первого брата. У него было два брата – лётчики в нашем полку.
В то время мы были на Волховском фронте в направлении Новгорода и Демянска. У полка материальная часть как следует ещё не была освоена. Работали лётчики на ЛаГГ-3.
Затем с декабря началась борьба за освобождение Тихвина[164]. Входили мы тогда в 4[-ю] Армию, которой командовал Мерецков*.
Здесь мы работали с 20 самолётами, работали в течение декабря [19]41 г., января, февраля и марта [19]42 г. И 7 машин мы ещё сдали. В основном у нас остался старый состав – ГАРАМ, ОРЕХОВ, КОРЗНИКОВ, ПАНИЧЕВ, КОРОВЧЕНКО*. Из выдающихся лётчиков у нас тогда был МИТРОШИН, командир эскадрильи*.
В этот период наш полк занимался двумя видами работы. Во-первых, мы действовали как истребители, с одной стороны, а с другой стороны, как штурмовики.
В борьбе за Тихвин мы работали в интересах 4[-й] Ударной армии. Полк тогда сделал очень много, в особенности в отношении штурмовок. Истребители противника действовали мало, а, главным образом, действовали бомбардировщики и штурмовики. Положение было такое, что, когда противник отступал от Тихвина, он мог идти только по двум дорогам, а вправо и влево были леса и болота, и здесь противник представлял собой прекрасную мишень для штурмовок наших самолётов.
С Корзниковым был такой интересный случай. Перед этим мы вычитали в газетах, как один лётчик, возвращаясь с задания, не имея уже боеприпасов, наткнулся на немецкую колонну. Он тогда утяжелил винт и с рёвом пронёсся над их головами, создав среди немцев страшную панику. И вот однажды Корзников с другим лётчиком возвращались с задания. Боеприпасов у них уже не было. И вдруг они видят по одной дороге большую колонну противника, по дороге тянулись лошади, автомашины, люди. И они также понеслись низко над их головами. Началась паника, лошади съезжали с дороги, повозки падали в канавы, людей давили. Они тут же вернулись на аэродром, заправились, зарядились и стремительно поднялись снова. У каждого было по шесть снарядов[165], у каждого была пушка и два крупнокалиберных пулемёта, два «шкаса», и они их били и колотили. Там было после настоящее кладбище людей и лошадей. Потом туда приезжали несколько грузовых машин и долго убирали раненых и убитых. Всё было расколочено в пух и прах. Люди прятались в кюветы, но и там их находили и строчили по ним пулемётами. Потом Корзников видит – стоит крытая машина, и думает – там, наверно, что-нибудь, да есть. Оказывается, там был госпиталь. Он пустил туда два «эрэса». А после один пехотный командир нам рассказывал, что он слышал от жителей, что там ни одного живого из 40 лежавших не осталось, всех немцев побили. Так что, когда немцы шли по дороге от Тихвина, их всё время здорово гоняли.
Этот период был значительно сильнее первого периода[166], но недостатков было ещё много. Во-первых, полк имел несовершенную материальную часть, во-вторых, эта материальная часть не была должным образом освоена, и даже такие лётчики, как Корзников, садились с парашютом[167], бывали случаи, когда наши самолёты сбивались уже над аэродромом при посадке самолётов.
