Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Будка помещалась в глубине вестибюля, в углу. Ближе к двери ему видны были тяжелые кожаные кресла, медные плевательницы, слоняющиеся без дела люди. В конторе звонил колокольчик, мальчишки-рассыльные сновали с чемоданами. В отворившейся двери мелькнула улица. Но он не знал, где он. Детали воспринимались его сознанием, как бессвязные обрывки сна. Сейчас он будет говорить со своей женой, задаст ей один вопрос. Больше ничего он не знает... "Это Дэвид", - скажет он, и он твердит эти слова как школьник свой урок. "Это Дэвид...", а потом - вопрос. Весь мир заключен в ответе Элен. Телефонный звонок...

Он медленно подошел к аппарату; трубка, когда он поднимал ее, весила много пудов.

- Элен... да, Элен, я только что узнал. Элен, скажи мне сейчас же, как он?

Ее слабый, далекий голос был необъятнее, чем расстояние между ними. Она сказала:

- Тони умер... Дэвид, ты меня слышишь?

- Я тебя слышу.

- Вернись домой. Тебе тяжело одному. Где ты сейчас?

...Она думает обо мне. Как он умер?..

Он спросил, и она ответила.

- Дэвид, ты чувствуешь, каково мне - знать, что тебе тяжело одному, и не знать даже, где ты...

Он сказал ей, где он.

- Я вернусь домой, - сказал он, - как можно скорее.

У него было ничем не объяснимое ощущение, что ему предстоит невероятно длинное путешествие.

Он повесил трубку и стоял в будке наедине с вестью, рожденной ею. Потом он открыл стеклянную дверь и, не взяв у клерка сдачу, вышел на улицу.

На третий день его отсутствия на работе Денди пошел навестить его. Посетителям нравился Маркэнд, он придавал бару тон; и, если он попал в беду, Денди готов был обратиться к помощи суда или больницы (смотря по тому, что могло понадобиться). Маркэнд лежал ничком на постели, и, когда он повернулся, чтобы поздороваться с Денди, у него закружилась голова. Просто бродяга, - решил Денди, постукивая шляпой о набалдашник трости, из тех, что больше месяца нигде удержаться не могут и только рады шататься с места на место. - Он ушел, и Маркэнд опять лег ничком.

Так голова не кружится и голод чувствуется меньше. Чего он ждет? Сам не знает. Когда это кончится? Теперь уже никогда. Много лет тому назад мальчик Дэви Маркэнд видел человека, которому отрезал ноги товарный поезд, груженный клирденским мрамором. Человек лежал на рельсах, и ужас застыл у него на лице. Этот только что рожденный ужас теперь всю жизнь будет с ним. - Так и со мной: что бы я ни делал, теперь мой уход из дома необратим. Смерть Тони наложила печать на него. Я могу возвратиться, но уже другим... искалеченным навсегда.

Жизнь сына Маркэнд ощущал всегда радостно и свободно, как свою. Тони было три недели, когда беспомощный кусочек мяса вдруг (так Маркэнду показалось) стал человеческим существом. Маркэнду нравилось ползать с ним по полу, подбрасывать его на руках, петь ему, слушать первый его милый лепет; ему нравилось пеленать его (когда разрешала Элен) и кормить с ложечки. Когда каша текла по подбородку малютки, мазала нагрудник и капала на пол, ему нравилось и это. И когда дитя превратилось в мальчуган", Маркэнд испытал радость, как при наступлении первых дней весны. Теперь два образа сковали его сознание дремотой, в которой не шевельнется ни одна ясная мысль. Один из них - вся жизнь его сына, от самого рождения до девятилетнего возраста. Другой образ страшен (Элен прошептала в трубку: "Менингит"): мальчик в постели, тельце его иссушено жаром, полураскрытый рот хватает воздух, остекленевшие глаза не видят ничего. В этом образе Маркэнд видит _свое отсутствие_. Его жизнь дома была неразрывной частью жизни сына; его отсутствие слито со страшной сущностью второго видения. И в этом разница между двумя образами, между жизнью и смертью его мальчика его отсутствие.

Тяжкое бремя - такая мысль, и у Дэвида Маркэнда, когда наконец он вышел из своей комнаты, чтобы поесть, был вид человека, придавленного и разбитого совершенно. Целую неделю он ничего не делал, ни о чем не думал; теперь надо было действовать. У него почти не осталось денег. Искать другую работу? Он покачал головой. Он был слаб, принижен. "Вернись", сказала ему жена. - Ненавидит ли она меня? Знает ли, что это я убил Тони? Может быть, это ее христианская добродетель призывает меня домой? Что с того? Не могу же я умереть на улице... - Но откуда взять денег? Ему казалось, что телеграфировать он не должен. Он покинул свой дом украдкой и украдкой хотел вернуться домой. Элен тоже поймет, что так лучше. Блудный сын. Но как же деньги? В бумажнике у него еще лежали визитные карточки.

ДЭВИД МАРКЭНД

Вице-президент фирмы "Дин и Кo"

Директор-распорядитель финансов

Объединения табачной промышленности

Это откроет любую дверь. Достать деньги будет нетрудно.

В прошлом месяце Маркэнду приходилось просматривать местные газеты: работая в баре, полезно было, как он скоро понял, быть в курсе городских новостей. Одно имя всплыло в его памяти: Фрэнсис Джеймс Нунан. Президент Первого национального банка и известный благотворитель. Лишь несколько дней назад добряк произнес речь на открытии госпиталя, выстроенного на собранные им средства. Занять деньги у мистера Нунана не представит труда. Он скажет ему правду... большую часть правды.

Банк, уютный, весь белый, похожий на греческий храм, находился рядом с облупившимся коричневым зданием почтовой конторы. Маркэнд передал свою карточку служителю, одетому в ливрею, с револьвером у пояса, и вскоре высокая женщина, напомнившая ему его секретаршу Софию Фрейм, сказала приглушенным голосом:

- Мистер Нунан сейчас вас примет, сэр, - и повела его лабиринтом стеклянных дверей в кабинет, разделенный перегородками. Дверь закрылась за ним. Перед Маркэндом сидел Старик, хозяин - тот, что был с Айрин в кабинете, наверху, куда он подавал виски и коктейли...

Старик встал, крепко пожал Маркэнду руку, усадил его в кресло красного дерева и сказал:

- Очень рад вас видеть, мистер Маркэнд. Что привело вас в наш городок?

Холодное прикосновение его руки вывело Маркэнда из оцепенения.

- Мистер Нунан, - сказал он, - я пришел сюда занять небольшую сумму, которая мне нужна, чтоб вернуться домой...

68
{"b":"75198","o":1}