Несколько лет тому назад, должно быть в 1908 году, он завтракал по приглашению дяди Антони с двумя незнакомыми ему людьми, по фамилии Соубел и Сандерс.

"Надо тебе время от времени встречаться с большими людьми, мой мальчик. Пойдет тебе на пользу. Смотри и учись..." А за завтраком: "Этот юный бездельник - сын моей сестры. Но за свою работу он получает у меня меньше, чем если бы он был сыном моей кухарки".

Во время завтрака Маркэнд открывал рот только для того, чтобы есть и пить. Что-то произошло на табачных плантациях "Дин и Кo" в Коннектикуте. И когда в 1911 году зашла речь о слиянии, Маркэнд вспомнил этот завтрак и голодный огонек, сверкавший в глазах обоих "больших людей", когда его дядя говорил о своих землях в округе Авон. Это случайное воспоминание дало Дэвиду Маркэнду отправную точку: ОТП заинтересовано в наших владениях. Это было первое положение. Второе составляла надежда Маркэнда, втайне разделяемая его дядей, что, если они будут настаивать на очень высокой цене, ОТП откажется, и фирма "Дин и Кo" останется тем, чем она была в течение тридцати лет: сравнительно небольшим, независимым, неизменно процветающим торгово-промышленным предприятием. Маркэнд полусознательно исходил из обоих положений сразу, хоть они, несомненно, в корне противоречили друг другу. Он бегло ознакомился с табачными плантациями, которыми располагало в Америке ОТП, и ему стало ясно, почему именно земельные владения "Дин и Кo", больше чем какие-либо другие, теоретически ни в чем им не уступавшие, подходили для того, чтобы расширить поле деятельности объединения. Это помогло ему отстаивать свою точку зрения перед Поллардом и Тиббетсом, которые хотели, чтобы слияние состоялось, и опасались запрашивать чересчур высокую цену. А тайное несочувствие слиянию заставило Маркэнда настаивать до тех пор, пока дядя Антони, побуждаемый той же надеждой, не сломил упорства остальных. Они назначили непомерно высокую цену; они не отступились от нее, несмотря на протесты своих компаньонов, несмотря на усмешки, пожимание плечами и попытки отказа со стороны представителей ОТП; и они добились своего вплоть до последней акции, до последнего доллара дивиденда. После чего жалованье Маркэнда было значительно увеличено, а Чарли Поллард с уважением стал прислушиваться к мнению Маркэнда по всем вопросам - будь то о сравнительных достоинствах пльзенского и мюнхенского пива или даже об ужении рыбы на муху (искусство, в котором Поллард был специалистом).

Дверь тихо открылась - на пороге стоял девятилетний мальчик, посмеиваясь над "ленивцем", который неподвижно лежал, закинув руки за голову и высунув ноги из-под голубого одеяла. У него была отцовская круглая большая голова и черты лица матери, только окрашенные нежной мальчишеской суровостью, но трепетная живость его движений не свойственна была ни одному из родителей.

- Хелло, папа! - сказал он.

- Хелло, сын!

- Пойдем сегодня в парк?

- Представь себе, не могу. - Рука Маркэнда протянулась и погладила волосы мальчика.

- Ну, вот! Никогда ты не можешь.

- Но-но, это неправда.

- Мы хотим взять с собой мой новый велосипед.

- Я бы с радостью. Но сегодня важное собрание у тети Лоретты.

- Дело? В воскресенье? У тети Лоретты?

- Ты мне не веришь?

- В воскресенье не занимаются делами, папа. Воскресенье - веселый день.

- А какой же день скучный?

Тони поднял свои глубокие серые глаза на отца, и у обоих в зрачках заискрился смех. Маркэнда снова охватило изумление: жизнь, которой дышит тело его сына, живее, чем все привычное в нем самом.

- По-моему, все дни веселые, - заявил Тони.

- Вот это правильно, - согласился отец.

Тони направился к двери.

- Ну, ты поскорее. Я подожду тебя с завтраком.

- Превосходно. А может быть, отложим прогулку до послеобеда?

- Ах, папа, никак не могу. После обеда я занят. Вечеринка у Питера.

- Ну вот, видишь. Двум занятым людям не так легко сговориться. А что, Марта тоже идет?

- Что ты, папа! Еще малышей звать! Будут только несколько мальчиков из нашего класса.

- Ну, иди пока. А пирожки будем есть вместе. - Маркэнд вскочил с постели.

Нежность и радостное изумление взрослого вызвали бессознательный отклик в ребенке.

- Вот это будет здорово! - Он подбежал к двери. Но тут же спохватился, как бы устыдившись своего порыва. И стремительно распахнутую дверь притворил за собой очень осторожно.

Значит, даже в Тони нет мостика от мира знакомых представлений к миру необычного? Несмотря на его любовь к мальчику, несмотря на возможность ласкать его и порой направлять, он никогда не сможет коснуться его существа. Маркэнд стал под теплый душ, мягко окутавший его тело, и продолжал думать. - Значит, в этом все дело? Оба мира взаимно исключают друг друга? В каждом исключено то, что есть в другом и что мне необходимо. - Он пустил холодную воду. - Какое-то наваждение. Разве я не вижу мальчика каждый день, разве не играю с ним по воскресеньям? - Но, несмотря на холодную воду, от которой его тело, дрожа, приходило в себя, по-прежнему он продолжал видеть в своем сыне что-то чуждое, непонятное... точно в далеком обиталище богов! - Мой сын. Только ради необычного стоит жить в мире знакомых вещей. Именно необычное мы любим. - Он стал думать о том времени, когда он впервые приехал в Нью-Йорк вместе со своим другом, Томом Реннардом. Том дразнил его и спорил с ним... и любил его за эти сумасбродные мысли. А сестра Тома заступалась за него и тоже любила его. Они поощряли детское в нем. Корнелия лишила себя жизни, а с Томом он вскоре разошелся. Сумасбродные идеи как будто выветрились, брак сделал его трезвее и уравновешеннее. Но вот уже около двух лет (да, примерно со времени слияния с ОТП), как старое тревожное чувство возвратилось к нему; к нему, человеку семейному и с положением в обществе. Тревожность необычного... свет необычного. Маркэнд вспоминает о лучах, которые недавно показывали на Электротехнической выставке в Мэдисон-сквер-гарден; икс-лучи, так они называются; когда они прошли сквозь его руку, стали видны кости. Это длилось всего мгновенье. Ему сказали после, что, если живую ткань подвергнуть длительному действию этих лучей, она будет разрушена. Луч чудесного изумления в минуты пробуждения по утрам... направленный на него самого, на Элен, на Тони... если действие его будет длиться изо дня в день - не разрушит ли он его жизнь?