- Понимаю.

- Я ведь говорю вам - вы тоже как-то связаны с этим. Если здесь есть безумие, то оно во всем. А что такое, собственно, безумие?

- Что именно я должен для вас сделать?

- Я вам сказал. Я хочу, чтобы вы стали моим поверенным. Я выдам вам генеральную доверенность. Все будет лежать на вас: помещение капитала, уплата налогов - все. А доход вы будете выплачивать Элен.

- Почему вы думаете, что можете верить мне, Дэвид?

Маркэнд не улыбнулся.

- Откуда вы знаете, что я позабыл обиду? А ведь обида еще жива, говорю вам откровенно.

- Я не верю вам, Том, - сказал Маркэнд. - Доверие тут ни при чем. - В эту минуту он был похож на своего сына, когда тот не находил слов, чтобы выразить то, что его существо знало. - Вы думаете, я верю в то, что должен уйти от дел? Уничтожить все, что отделяет мою семью от улицы? Думаете, я верю в будущее? Когда человек делает движение, чтобы спасти свою жизнь, он двигается, вот и все.

- Если бы я согласился - а я еще не согласился, - то лишь при одном условии: вы не будете ставить мне никаких условий. Вы должны предоставить мне свободу распоряжаться вашими деньгами, как своими собственными.

- Давайте, я подпишу все, что нужно.

- Вы торопитесь!

- Мне тридцать пять лет.

- Торопитесь, быть может, обречь себя и свою семью на разорение.

- Возможно, - сказал Маркэнд.

- Дэвид, это безумие!

- Возможно, - сказал Маркэнд.

Наступило продолжительное молчание; Реннард внимательно смотрел на Маркэнда; Маркэнд не мог разглядеть лица Реннарда, сидевшего против света, глаза его блуждали по комнате, по голым стенам, по гравюрам с изображениями судебных заседаний.

- Что, если я соглашусь, - голос Реннарда был слаб и, казалось, шел издалека, - с тем чтобы погубить вас? Вы подумали об этом? - Он вышел из-за стола и сел в кресло рядом с Маркэндом. - Может быть, вы считаете себя в безопасности потому, что я - честный юрист. Я - преуспевающий юрист, а это не одно и то же. Хотите знать, сколько денег я сделал за прошлый год? Восемьдесят семь тысяч долларов. Если б я был только честным юристом, я бы заработал, может быть, десять тысяч. Восемьдесят тысяч в год нелегко истратить разборчивому холостяку, даже если его окружает толпа друзей, значительно менее разборчивых. Каким путем достигает удовлетворения нравственно испорченный человек? В вас так мало испорченности, что вам не отгадать. Так вот: один путь - это доказать себе, что весь мир такая же дрянь, как ты сам... Предположим, для того, чтобы кое-что выжать из этого дела, которое вы на меня взваливаете, я решаю разорить вас... И посмотреть, сохраните ли вы и в нужде свою нравственную чистоту.

Маркэнд не отводил глаз от Реннарда; спокойная улыбка появилась в них.

- Разве у меня не было оснований помнить обиду? Двоих людей я любил в своей жизни... за всю свою жизнь. Это были Корнелия, моя сестра, и вы. Где они? Кто отнял их у меня?

Маркэнд покачал головой.

- Может быть, я сам виноват? - сказал Реннард.

- _Вы_ сказали это - не я.

Страсть, бушевавшая за каменной маской лица, исказила его черты.

- Берегитесь, Дэви! Я предупредил вас. Последнее слово осталось за вами, как всегда. Но я не христианин. Я - ловкий юрист.

- Идет! - сказал Маркэнд.

- Это - ваш ответ?

- Я жду вашего.

Реннард встал и нажал кнопку звонка на своем столе.

- Я велю приготовить необходимые документы.

...В тот же день, пока Маркэнд еще сидел у Реннарда и, не читая, подписывал бумаги, в кабинете Луи Соубела шел о нем разговор. Маленький президент, прямой, как всегда, сидел за своим столом, а Сандерс, Поллард и Эдвард Картрайт, казначей, удобно развалясь в креслах напротив него, курили сигары с ранчо Долорес из Веракруса. Всем было не по себе. Неотступный образ молодого человека, неглупого, которому посчастливилось занять превосходное положение и который по собственной воле от него отказывался, как-то разъедающе действовал на их нервы. Им не хотелось мириться с этим образом, и ощупью они пытались найти и поставить на его место другой, более соответствующий их взглядам и представлениям. Поллард успокаивал остальных.

- Вы же знаете, что Маркэнд - чудак. Но у него замечательная голова, это вы тоже знаете. - Он лукаво улыбнулся: он намекал на роль Маркэнда в слиянии фирм.

- Вы думаете, это дипломатия? - спросил Соубел. - Что же, он хочет повышения оклада, большей доли в прибылях, другой работы?

Поллард покачал головой.

- И да, и нет. Ему кажется, что он выдохся, но на самом деле он просто устал. Вы мудро поступили с ним. Когда он вернется из своего отпуска...

- А предположим, - сказал Сандерс, - что он в сентябре не возвратится? Предположим, он действительно продаст свою часть? Через год он снова захочет работать, но к нам не пойдет из гордости, хотя бы мы и хотели взять его.

Соубел проницательно посмотрел на Сандерса и понял его мысль.

- Я вовсе не желаю, чтобы он перешел к Пальмерстону, - сказал он.

Сандерс подтвердил свою мысль, перехваченную начальником:

- А он именно этим и кончит, ясно как день. Вам меня не убедить, что этот мальчишка хочет вообще уйти от дел.

- Жить на десять тысяч долларов в год! - пробормотал Картрайт таким тоном, каким говорят: "Жить на хлебе и воде!"

У Полларда едва не сорвалось с языка замечание относительно преданности Маркэнда фирме "Дин и Кo", но он вовремя удержался, вспомнив, где находится.

- Как вы полагаете, Чарли, что могло бы его заинтересовать? - спросил Соубел. - Например, наш южноамериканский проект! Целый материк ожидает завоевания.

- Это вполне могло бы, я уверен. Но пока предоставим все естественному ходу событий.

Сандерс обернулся к Картрайту:

- Проследите за тем, чтобы ему регулярно выплачивалось жалованье, пока он будет в отсутствии.

- Вносите деньги на его текущий счет, - сказал Соубел.

Полларда вызвали из комнаты, и Картрайт ушел вместе с ним. Сандерс выпустил совершенно круглое кольцо дыма и продел в него волосатый палец руки, корявой и узловатой, так мало подходившей к его гладкому лицу и вкрадчивому голосу. Он сказал:

- Значит, вы думаете, Луи, что все это, может быть, штучки диновской клики не без участия Полларда?