Он наподдал ей тумака вдогонку, и она вылетела за дверь, как пробка, однако, переведя дух и вздохнув с облегчением. Магическое зеркало, зачарованное Итаном, было надежно спрятано в складках ее платья. Слава морям, разъяренный Лео не заметил его!

— Ты должна будешь помочь мне получить эту самку, — раздался одержимый голос Итана, стоило Ирине сделать пару шагов, прочь, подальше от спальни юного княжича.

Драконица так и подскочила от неожиданности и испуга; ее щеки все еще пылали от пережитого страха, горло саднило, на шее наливались глянцевым отеком и болью проколы и ссадины, оставленные острыми когтями Лео.

— Ты с ума сошел! — зашипела женщина с ненавистью, отыскав в складках платья зеркало и поднеся его к глазам. С отполированной поверхности на нее глянули такие же ненавидящие, полные одержимого безумья глаза. — Не много ли ты хочешь от меня?! Я рискую своей жизнью, пробираюсь в дом драконов, и все для чего?! Чтобы ты потешил свой похотливый член в лоне этой самки?! Нет! Припомни-ка хорошенько, зачем я здесь; не ты ли посылал меня за камнем, за кусочком Сердца кита, который можно вставить в корону Когтей и Клыков! Вот это настоящая цель, и ради этого можно рискнуть! Но никак не ради сладкой самки в твою постель!

Разум Ирины пылал, ей казалось, что она сходит с ума; от ревности, от досады и от страха. Ее собственное проклятье вернулось к ней! Эта ненавистная Диана, над которой так хотелось посмеяться, слезами и страданиями которой так хотелось упиться, отразила ее проклятье, как зеркало отражает солнечный луч, и пустила его против самой Ирины! Отправляя ее сюда, к драконам, пиная ее в бушующее холодное море, думала ли Ирина, что там очарует одним своим присутствием драконов, которые не верят в любовь самок?!

Нет, не думала; Ирина не верила в это. Она была убеждена, что Диана, хрупкая, ранимая и нежная, наплачется и настрадается от холодности драконов, от их равнодушия, с которым те обычно берут самок. Она надеялась дор злобной дрожи, почти до оргазма от садистского предвкушения того, как драконы изломают Диану, изнасиловав ее. Много раз она представляла, как Диана с воплями оказывается под беспощадным драконом. Как он мнет и калечит ее тело; как ее, исцарапанную и избитую, обессилевшую, с выросшим животом, драконы снова кидают в холодное море…

Ирина мечтала об этом, упиваясь своим мечтами.

И вдруг такой провал!

Диана, казалось, будила в сердцах мужчин все самое теплое, трепетное и нежное, все человечное, что они приберегли в самые потаенных уголках своей души. Даже Итан — о, не заблуждайтесь на его счет! — расчётливый, жестокий и властный, — не залапал грязью священное чувство; он подарил не болезненный укус, метя самку, а поцелуй.

Ну, и согласится ли Итан править с ней, с Ириной?! Или все его мысли и чувства будут устремлены к другой самке, с которой он разделит любовь, корону и власть?!

Впервые в жизни Ирине было страшно; страшно оттого, что небо словно покарало ее за жестокость, которую она хотела обратить против Дианы, и оттого, что вожделенная корона уплывала из ее рук.

Итан двигал ее, как пешку на шахматной доске, ни минуты не раздумывал над тем, пожертвовать ли ею. И мог просто не поделиться с Ириной плодами ее трудов.

Властью.

А еще Диана, если Итану удастся сделать ее своей наложницей, могла нашептать про нее, про Ирину, много гадостей. И Итан легко уничтожил бы Ирину самым жестоким способом, что только нашел бы, чтобы сделать приятное своей самке...

Это ли не ужас?!

Губы Итана сжались в узкую полоску, он вздохнул так шумно, что зеркало в руках Ирины задребезжало.

— Только я решаю, — рыкнул он, — зачем ты там! Я дал тебе звезду, чтобы вывести чешую с твоей спины, я отмыл твое лицо от рыбьих игл своей магией, а вернул тебе облик, глядя на который мужчина может испытать к тебе желание! И я так же легко могу забрать все это назад, — Итан мерзко усмехнулся и щелкнул пальцами. Ирина вскрикнула от боли — на обоих ее плечах, разрывая кожу, полезла чешуя, слишком быстро, слишком болезненно; покатилась яркими каплями кровь. — Вот тебе небольшое напоминание о том, кто ты есть. Эван ведь не любит раниться о чешую, так? Драконы лишены возможности менять вокруг себя и своих самок по своему усмотрению. Иначе б ты навеки оставалась прекрасной. Тебе придется чешую уничтожить, — садистки промурлыкал Итан, щуря хитрые глаза, — вырвать, чтобы Эван снова хотел тебя, хоть немного. За одним вспомнишь, что такое боль… и представишь мою, когда приходится вырывать звезду. Больно выщипывать чешую? Так вот рвать звезды намного более неприятно. Тут страдает только твоя кожа — а звезда тянет свои корни до самого сердца.

— Ты!.. — выдохнула Ирина, трясясь от злобы и досады. — Ты решил мне пожаловаться на то, как трудно тебе достается то, что я должна принести?! Я! Рискуя жизнью, а не клочком расписной шкуры!

— Нет, — издевательски ответил Итан. — Я решил тебе напомнить, кому ты обязана гладкими боками, и кто может тебя лишить всего. Пока звезда у тебя, место ее на коже и в сердце болит и саднит, и ее так хочется отнять у тебя…

— Когда ты целовал эту, ты не думал о том, как больно было срывать звезду! — с ненавистью, давясь слезами, рычала Ирина, обеими руками сжимая зеркало и вглядываясь в его гладь таким пылающим взглядом, что странно было, как это Итан не воспламеняется под ним. — А мне, той, что предложила тебе свою помощь, пожалел часть своей силы?!

— Я сам буду решать, — недовольно ответил Итан, — кому, сколько и чего мне давать. Так что иди и сделай так, чтобы драконы ее в море выкинули; я там подберу ее. Ты же этого хотела, так? Занять ее место? Так отчего ты не хочешь отдать ее мне? Что за ревность, что за соперничество? Не все ли тебе равно, с кем я стану спать?

— Не все равно! — выпалила Ирина. — Почему с ней?!

— Будешь сопротивляться, — мурлыкнул Итан так сладко, так музыкально, что голос его лился, словно мед, — и я сам скажу Эвану, что в его доме ты — шпионка…

Ирина выла в голос от отчаяния и страха. Шепот Итана — грозный, но вкрадчивый, тише шипения змеи, но ужаснее рычания тигра, — порождал в ее душе какую-то тоскливую безысходность, словно у человека, которого ведут на эшафот. Ей казалось, что Итан уже решился, что он уже ее предал, что над ее головой уже нависла опасность, и никуда не деться, не убежать, и помощи попросить не у кого.

— Я Андреасу расскажу, — задушено прошептала она, заливаясь горючими слезами, — что ты готов все — корону, власть! — потерять ради обладания этой самкой! Я расскажу, что ты меня шантажируешь, угрожаешь, я!..

Итан расхохотался, без сожаления глядя на слезы женщины.

— Каким образом, — ответил он. — Ты разве владеешь магией, самка? Ты можешь позвать его, и он услышит тебя? Или ты сможешь без моей помощи выбраться с куском Сердца кита из дома драконов? Ты угрожаешь мне?.. Ты будешь делать то, — жестко произнес он, — что я велю. А устранить самку Эвана — это в твоих же интересах. Поняла? Она будет моей! Она должна быть моей!

— Ни за что! — яростно выпалила Ирина.

В смятении и ярости она вбежала в первый попавшийся зал, красивый тропический рай с лианами, цветущими орхидеями и мягкими волнами, наползающими на белый песок.

Размахнувшись, она вышвырнула бронзовое зеркальце в воду, и голос Итана, так пугающий ее, затих.

Самки драконов обладают даром предвидения.

И сейчас этот дар нашептывал Ирине, что ее ноги ступили на скользкую дорожку. Она ощущала начало конца, предчувствовала падение в пропасть, холод смерти и отчаяние уже сковывали ее тело, но она не могла отступить, не могла сдаться.

Она ощущала, что особенная. Она чувствовала, что мир принадлежит ей; природа одарила ее редким даром — памятью, она помнила всех драконов и Звездных, с кем была, и она могла делать выбор. Другими самками руководил инстинкт, Ирина же знала, чего хочет.