- Разве он не боялся, что кто-то из других девушек расскажет о нем и уничтожит маску, что он так упорно носил?

- Они бы не посмели, – она наклонилась к Джулиану, понизив голос, – вы не понимаете, как он пугал их. Он знал, что делать. Он был то добр, то жесток, и так запутывал их, что они делали всё, что он скажет. Частенько он завязывал им глаза, так что они не знали, что происходит вокруг и чего ждать. Вы бы удивились, узнай, как это страшно.

- Полагаю, я знаю, – сказал Джулиан, сохраняя холодное спокойствие.

- Он не бил их… по крайней мере, не сильно. Он терпеть не мог крови и синяков. В нём жил художник. Он гордился тем, что не оставляет шрамов.

Джулиан встал и зашагал по комнате.

«Слава Богу, что сэр Малькольм не слышит этого, – подумал Кестрель. – Какое счастье, что он избавлен от худшего. Избавлен ли? Предположим, что одна из этих женщин всё же отомстила Александру, убив его? Тогда вся его двойная жизнь откроется».

Он отложил эту мысль. Прежде чем искать такую «Джейн Ноукс» среди лондонских падших женщин, нужно исчерпать более близкие источники. Он вновь сел напротив миссис Десмонд.

- Расскажите про вашу служанку, Фанни Гейтс.

- Здесь нечего рассказывать. Александр знал, что мне нужна будет служанка, чтобы убирать в доме, так что нашёл мне ту, которой сможет помыкать. Конечно, она знала всё обо мне и нём, так что он должен быть уверен, что она придержит язык. В общем, он прислал мне серую мышь лет сорока, начисто лишённую вкуса. Рекомендаций у неё не было, и я решила, что она торговала собой, но сейчас подурнела и уже не годна ни на что, кроме как готовить да скоблить полы. Александр никогда не говорил, где нашёл её, но сказал, что она – то, что нужно. Ни семьи, ни друзей, испугается даже гуся. К её чести, она хорошо работала. Она бы не рискнула работать плохо. Она знала, что иначе Александр устроит ей ад.

- Как?

- О, он изводил её. Угрожал ей исправительным домом. Он знал о ней что-то, чего не знала я. Не спрашивайте, что именно – я не знаю. Должно быть, у неё были какие-то проблемы. Ещё она была набожная. Некоторые женщины становятся такими, когда растеряют красоту. Начинают очень чопорно говорить о грехе, когда им самим уже не получается грешить.

Послушать её, так старение – это что-то, что происходит только с другими женщинами.

- Её набожность не создавала проблем?

- Она не одобряла того, чем занимался Александр. Однажды, она вошла в гостиную, когда… когда у нас была гостья. Одна из тех девушек, о которых я говорила. Как же ей было неловко! После этого Александр начал просто запирать её в комнате на чердаке, когда у нас были гости. А иногда запирал просто, потому что его раздражало её глупое лицо – он так говорил.

Внезапно её лицо потемнело.

- В чём дело? – спросил Джулиан.

- Я просто вспомнила ту ночь… когда он отвёз меня в сумасшедший дом. Он запер Фанни наверху… вернее, велел мне запереть её. Я ничего не заподозрила. Был тихий вечер. Гостей не было. Александр лежал на диване в гостиной. Он был раздражительным и надутым, потому что, – она оборвала себя, но быстро продолжила, – потому что мы немного повздорили. Когда я заперла Фанни и вернулась, он пил бренди и мне тоже налил. Я выпила, а он налил ещё, а потом ещё. Я начала засыпать. Вскоре я уже едва могла держать глаза открытыми, а всё вокруг плыло. Когда я поняла, что он добавил что-то мне в стакан, было уже поздно. Следующее, что я помню – я проснулась в камере, из который вы меня спасли.

- Ваша ссора с Александром – что её вызвано?

Она смущённо отвела взгляд.

- Ба, это не имело последствий. Милые бранятся – только тешатся.

- Если после этого он запер вас в сумасшедшем доме, вряд ли можно сказать, что это не имело последствий.

- Что же, я кое-чего у него потребовала, – она запнулась и посмотрела на графин с вином, будто внезапно испугавшись, что выпила слишком много. – Я хотела получать больше денег, жить открыто и в лучшем доме. А он хотел сохранять наши отношения в тайне. Мы всегда спорили об этом.

- Миссис Десмонд…

- О, ни к чему эти церемонии. Я никогда не была замужем – просто решила, что «миссис» больше подходит женщине, что живёт одна, – она ласково добавила. – Я бы хотела, чтобы вы звали меня «Марианна».

- Хорошо, Марианна, – в таких мелочах он был готов ей уступать. Видит Бог, её чары для него не опасны. Одной мысли о ней и Александре Фолькленде достаточно, чтобы избегать женщин неделями. – Если Александр не хотел удовлетворять ваши желания, почему он просто не отказал вам, как раньше?

- Он… он не мог. Я угрожала ему. Я сказала, что расскажу… личные подробности. То, чего не знают его светские друзья.

- Какие подробности?

- О… те, о которых я уже рассказывала. То, что я служила ему сводницей и водила других девушек, – она вспыхнула, – Не смотрите на меня так, будто я лгу!

Он откинулся на спинку и впился в неё холодным взглядом.

- Я не думаю, что вы лжёте. Но ещё я не думаю, что вы говорите всю правду. Понимаете… я знаю про вас и миссис Фолькленд.

- Ч-что?

- Я знаю, что вы подошли к ней на Стрэнде в точности за две недели до того, как Александр увёз вас в сумасшедший дом. Вы были одеты в платье вашей служанки и какой-то историей заманили её в свой дом. Александр подтолкнул вас к этому, и он был там, чтобы убедиться, что всё пройдёт как следует.

- Это… это был просто розыгрыш… Я никогда не хотела вредить ей… Это всё Александр!

- Не пугайтесь, миссис Десмонд. Преступление, что совершили вы и Александр в тот день, волнует меня только потому что проливает свет на его убийство. Я даже не буду спрашивать, зачем вы заманили миссис Фолькленд в свой дом, потому что думаю, что уже знаю. Но скажите мне – вы знали, что произойдёт, когда она попадёт в дом?

- Нет, – с сожалением произнесла та, – я ничего не знала. Он не дал мне остаться.

Джулиан был готов её поверить. Её неудовлетворённое любопытство говорило в её пользу весомее любых следов невиновности.

- Вы угрожали Александру именно этим, верно? Если станет известно, что он составил такой заговор против собственной жены, его честь и репутация будут уничтожены.

- Я хотела, чтобы он был справедлив ко мне, – принялась защищаться она, – если он втянул меня в свои замыслы, пусть бы оценил по достоинству.

Джулиан задумался.

- Вы сказали, что в ту ночь, когда Александр увёз вас в сумасшедший дом, он велел вам запереть Фанни в её комнате.

- Да.

- Вы не задумывались, что потом стало с ней?

- Я ведь не могла. Быть может, он выпустил её, чтобы она помогла увезти меня.

- Скорее, чтобы избавиться от вашей одежды и других вещей. Он хотел, чтобы всё выглядело так, будто вы сами уехали.

Её глаза загорелись.

- Так вы думаете, мои драгоценности у неё? О, хитрая карга, уж я вытрясу их из неё! Вы знаете, где она?

- Наутро после вашего исчезновения, – тихо сказал Джулиан, – на кирпичном заводе около Хэмпстеда нашли женщину её лет с разбитым до неузнаваемости лицом. А в вашем доме нашлись следы глины, из которой там делают кирпичи.

- О, господи, – прошептала она, – это Александр?

- Очень вероятно.

«Хотя одному дьяволу ведомо, как мы это докажем», – подумал он.

- Но… это не очень на него похоже. Я говорила вам, он не терпел крови.

- Я не думал, что лицо жертвы с завода разбили ради потехи. Убийца не хотел, чтобы её узнали. Мог ли Александр изуродовать женщине лицо, если это было в его интересах?

- В его? Он мог сделать что угодно и с кем угодно, если этот кто-то был слаб и боялся его. А Фанни была слаба и боялась, – женщина склонилась к Джулиану, и дёрнула его за лацкан, стремясь донести свою мысль. – Он никогда не принимал Фанни в расчёт. Она была некрасивой и слабой, а значит, была никем. Он бы и шагу не замедлил, чтобы убить её – по крайней мере, если бы смог сделать это, не боясь, что его поймают. Для него это как муху прихлопнуть.

Джулиан дернулся на стуле. Со времён своего первого расследования он немало читал о преступлениях. «Ньюгейсткий календарь» рассказывал о жизнях и смертях сотен закоренелых, бессердечных преступников. Но это не подготовило его к проблеску того, что крылось под маской Александра Фолькленда.