Вернулся на кухню, выбрал кухарку потолще, решив, что она и есть тут главная. Показал пальцем на себя. Потом на кувшин. Потом махнул в сторону ручья. Еще раз повторил всю цепочку и глянул на нее грозно-грозно! Надеюсь, баба поймет, что я от нее хочу.

Я же, вернее, мое нетренированное тело хотело в свою комнату. Конечно, стыд-позор, но, с другой стороны, сегодня я сделал много. Заслужил отдых.

Вечером она пришла одна. Моя служанка. Моя маленькая женщина. Не знаю, чья это была инициатива: сама девочка отшила напарницу или наверху решили, что «императору» надо теперь отправлять только ту, что полюбилась. Но она пришла одна. Уверенно несла блюдо на голове, а кувшин с водой – в свободной руке. Я улыбнулся ей – искренне и от души.

«Что там у нас?» – потянулся я к блюду. Зажаренные окорочка поросенка! И овощи – порубленные и сырые. Похоже, кухарки так меня перепугались, что наложили всё, во что я тыкал своим царственным пальцем. И даже готовить не стали, вдруг я хотел это всё в изначальном виде?

«Ничего! Пойдет!» – я подсел к столу. И поманил рукой мою служаночку. Та поначалу смущенно качала головой, но подчинилась, когда я начал шутейно хмуриться. Вся раскрасневшаяся, она подсела к блюду сбоку, а я внимательно следил за каждым ее движением: как тут принято сидеть, как брать еду. По счастью, никаких молитв перед началом она не творила, ничего не отливала, не откладывала для каких-нибудь духов. Значит, можно просто есть. Есть и любоваться на почти неприкрытое тело девушки. После вчерашнего она мне казалась намного симпатичнее. Юное тело начало кипеть и требовать. Но мы погодим. Я, конечно, решил следовать своему Оно и трудиться исключительно для своей пользы и удовольствия, но польза она ведь разная. И эта девушка – ресурс не только для любовных утех.

И тут меня озарило! Я привлек ее внимание и указал пальцем на глиняное блюдо. Девчушка тут же смутилась, силясь понять, что же я от нее хочу. Пододвинула миску мне поближе. Я помотал головой. Ткнул пальцем в блюдо и показал на ее губы. Служанка перепугалась еще больше. Робко взяла кусочек какой-то еды и сунула в рот. Я закатил глаза. Отнял еду, снова ткнул пальцем в посуду, даже постучал им по стенке, указал на ее губы и изобразил кистью процесс говорения.

– Пацитла? – неуверенно произнесла она.

Я взволновался. Как проверить: назвала ли она миску на их языке или просто спросила меня: чё те надо? Начал суетливо оглядывать комнату, увидел, наконец, еще какую-то чашку и метнулся к ней. Вытряхнул прямо на пол мелочевку, которой та была заполнена и снова начал тыкать пальцем в новую чашку.

– Пацитла, – уже чуть увереннее подтвердила девушка.

Я перевел указующий перст на прежнее блюдо с едой.

– Пацитла, – уже с улыбкой подтвердила моя маленькая красавица.

– Вема! – максимально невнятно воскликнул я, достал из миски самый вкусный кусочек и скормил ей с руки.

Наверное, можно подумать, что я занялся дрессировкой человека? Более того – женщины? Да ни в коем случае! Просто девушка должна думать, что это просто странная игра. Причуда «царя-батюшки». А в игре должна быть победа и приз. Девочка будет играть, а я – учить язык.

И мы продолжили играть. Я не позволял ей есть, покуда она не выполнит задание, а именно не назовет какую-нибудь очередную вещь. Передник, матрас, жареное мясо, пол, накидка из перьев, сандалии, окно, чашка, нож (да, я нашел в своих закромах черный каменный нож с изысканной рукояткой). И так далее. Девчуля уже наелась до отвала, а я всё еще не утолил голод знаний. Как же мне не хватало сейчас блокнота с ручкой, чтобы всё тщательно написать! Я по двадцать раз повторял про себя каждое новое выученное слово, пока служанка двадцать раз пережевывала очередной «приз победителя».

Наконец, я ткнул пальцем прямо в ямочку на месте сплетения ее чудных ключиц.

– Ти-иуайицли, – пропела девушка на редкость музыкальное слово.

«До чего же красиво» – улыбнулся я. Ткнул пальцем в себя.

И услышал такую длинную тираду в ответ, что практически ничего не запомнил. Только концовку: «митла» или «метла».

«Ну, побуду пока Метлой» – улыбнулся я. Решил, что урок надо заканчивать, опустил руку вниз и указал пальцем на ее потайное место, укрытое простым, нерасписным передником. Ти-иуайицли покраснела, захихикала, прикрыв ладошкой лицо. И ученик с учительницей занялись совсем другими упражнениями.

Стало совсем темно, когда мы обессиленные рухнули на постель. Ти-иуайицли тяжело дышала, смуглое лицо ее пылало. Наконец, вспомнив о своих обязанностях, она поднялась, взяла крохотную лампадку – единственную, что освещала комнату и от нее зажгла несколько фитилей. Полумрак почти не рассеялся, но приобрел приятный желто-красный оттенок. Я поманил девушку к себе. Из-род матраса вынул забытый ею браслетик. Показал, а потом прижал к себе: мол, оставлю на память. Но тут же утешил ее и принялся снимать широкий браслет зеленого камня с недоделанной своей правой руки. Служанка поняла мои намерения и совершенно искренне пришла в ужас.

– Намо! Намо! – затараторила она, выставив перед собой крошечные ладошки.

Я понял, что дал маху. Это, видимо, не просто украшение.

«Может, я ей сейчас чуть не подарил местный скипетр или державу?».

Потом опять начал шарить по полочкам. Нашел что-то вроде шкатулки, в которых обязаны водиться украшения. Вынул первую попавшуюся висюльку: какая-то маленькая птичка распахнула крылья и летела вверх. Камень был полупрозрачный, резьба – весьма искусная.

– На, – протянул ей и выдохнул с облегчением: девчуля радостно улыбнулась и прижала подарок к груди.

А потом наступила ночь.

«Ти-иуайицли» – смаковал я имя моей… наложницы. Что уж скрывать! Такое нежное, певучее имя – словно, маленькая птичка насвистывает, сидя на веточке. Соловей какой-нибудь (который в этих краях уж точно не водится). Соловушка… Не знаю, как перевести «Ти-иуайицли»; пусть это и будет «Соловушка».

Воспоминания о ночи были сладкими. Отрадно знать, что вечером она снова придет, и всё опять повторится. А потом она просто тихонько уйдет… куда-то, где она обитает. Конечно, это было очень эгоистично! Ужасно эгоистично! Но такие мысли роились в моей голове, и они доставляли мне удовольствие.

Не так уж это и плохо – быть «императором»! Даже такой деревни. С ее ужасами и отсутствием банальных удобств.

При том, что секс стал моим регулярным спутником, я не забывал и об «образовательных играх». Соловушка наедалась до отвала, а я расширял свой словарный запас. За три-четыре дня я уже знал почти двести слов на местном языке. Боялся их забыть, поэтому часто просил девушку повторять уже изученное. Проблема в том, что почти все они были существительными и в основном описывали предметы в моей комнате. Но, по счастью, я вспомнил о росписях на стенах – и мы резко расширили лексический арсенал. Я узнал, как местные называют оленя, мелкую хрюшку, здоровую хищную кошку (ягуар, наверное) и так далее. Сложнее было с глаголами. Что-то я пытался изобразить сам. Как сплю, как ем, как хожу, бегу. Но всегда была опасность передать смысл слова неточно.

Когда Соловушка уходила, я старательно повторял выученные слова – уже вслух. И здесь обнаружил приятный бонус: у меня не было никаких проблем с артикуляцией и произношением. Речевой аппарат моего нового тела годами привык говорить именно на местном языке. Мышечная память дала свои плоды: все слова я произносил легко и чисто. Главное, научиться эти слова правильно комбинировать.

Но, конечно, говорить я не мог. Зато на слух начал потихоньку разбираться. Меня ведь надолго одного не оставляли. Хотя, четыре следующих дня «императора» никуда не таскали, зато гости были постоянными. «Матушка» приходила, как на работу. Медработник тоже проведывал, и всё норовил осмотреть язык. Был Глиняный Толстяк, Хозяин один раз зашел. И все они говорили. Кто просил, кто объяснял, что делился новостями. Я уже четко слышал фразы, начинал понимать принцип их построения. Узнавал отдельные слова. Пару раз мне казалось, что я даже понял в общих чертах отдельные реплики. Жаль, проверить это было нельзя.