«Ты сказал».

Даритель одним движением пальцев остановил вращение золотой сферы и сжал ее в кулаке. Аллен протянул ему руку ладонью вверх, и Даритель накрыл его руку своей. Приняв холодный дар, легший в самую середину ладони, Аллен почувствовал его легкое шевеление, будто монетка ожила. Он дернул руку к себе и взглянул. По ладони, шевеля щекочущими лапками, ползла большая зеленая муха с короткими слипшимися крыльями.

С раннего детства Аллен более всего ненавидел мух. Он испытывал к ним то инстинктивное непередаваемое отвращение, которое многие женщины чувствуют к мышам. Худшей мукой для него было бы ощутить прикосновение шести холодных лапок – под такой пыткой он, наверное, выдал бы любую военную тайну. Вот и сейчас, вскрикнув от неожиданности и отвращения, он резко стряхнул насекомое на землю – даже показалось, что он услышал, как оно жирно шлепнулось оземь, не успев взлететь.

Аллен проснулся и лежал на спине с сильно колотящимся сердцем. Проспал он, кажется, часа два; небо уже светлело, звезды меж ветвей стали бледными. Ничего себе, он вчера даже не снял ботинки… В душе было тихо и совсем пусто, как в комнате, житель которой недавно умер. Аллен тихо, стараясь не разбудить друзей, прижавшихся друг к другу в своих спальниках, встал и подошел к реке.

Он перешел бурный поток по камешкам и на другом берегу встал коленями на замшелый мокрый валун.

Он посмотрел в светлеющее предутреннее небо, небо самой короткой ночи в году.

«Господи, прости меня. Теперь я вижу, что во всем был не прав. Я отказываюсь. Я более не искатель Грааля. Я просто кусок дерьма, маленький вонючий кусок дерьма. Но это не важно, Господи. Пожалуйста, только верни мне Роберта, верни мне моего брата. Я Тебя больше никогда ни о чем не попрошу. Дай мне только это».

Аллен встал с колен, намокших от пропитанного влагой мха, и внезапно почувствовал себя очень грязным. Дрожа от утреннего холода, он снял ботинки, потом штаны и куртку. Под курткой оказалась белая шелковая рубашка с гербом на груди. Аллен снял ее через голову и долго смотрел на три серебряные полосы через алое поле, алое, как кровь на камнях, как розы его снов. Он прижался к гербу губами и постаял так, нагой и худющий, на холодной земле, а потом оторвал рубашку от лица, скомкал и бросил в поток. Река, не прерывая своей бурливой песни, подхватила комок белого шелка и уволокла в пенный водоворот. Аллен вошел в ледяную воду, так что кожа его моментально покрылась мурашками, и омыл себя.

Из воды он вышел, как выходят дети из утробы матери, как иные выходят из купели крещения. Только для него это было крещение наоборот, ибо там он не обрел, но потерял все, что до этого называл собой. Сильно дрожа и с трудом попадая ногой в штанину, Аллен оделся, тщательно завязал шнурки на ботинках. Пригладил руками мокрые, темные от воды волосы. Посмотрел на другой берег, на спящих друзей, похожих в спальниках на закуклившихся гусениц. Вон – Клара и Мария тесно прижались друг к другу. Вон – Йосеф с белеющей замотанной рукой. Вон – Гай, с головой залезший в свой потрепанный ватный спальник.

Птицы уже начинали свои утренние песни, и небо почти совсем побелело. Аллен перешел реку подальше от лагеря и направился вниз по течению тем путем, который дважды проделал вчера. Идти ему было легко – при свете и без поклажи, и поднявшийся утренний ветер, ударяясь в его голую под курткой грудь, казалось, продувал сквозь нее.

…Пусть я увижу их. Нормальные человеческие лица, мама, братик, Лара, тетя Елена. Друзья. Пусть я буду видеть их, а не эти звериные меняющиеся морды, пока все не кончится. Пока все не кончится. Господь Бог, прости меня за все, что я делал не так, и дай мне сил умереть правильно. Пока все не кончится, Господи.

А что, пожалуй, для ребят был изрядный сюрприз, да и праздник у них не удался? Кого они ожидали встретить в ночном лесу, какого подарка ожидали от своего покровителя? Захудалого туриста, сына лесника или заблудившуюся старушку? Хорошо еще, эти дураки не успели понять, что Йосеф – священник. Прежде чем приносить кого-нибудь в жертву, о дорогие сэры, служащие Нижним, мой вам совет – посмотрите в его личную карту. Вы можете найти там много интересного, например, рыцарское звание. Прости, Господи, меня и этих идиотов, которые не ведают, что творят. Мне им уже не объяснить.

«Поклонники Меча» хреновы, хоть бы название свое не позорили. Я не ненавижу их, нет, я не ненавижу никого из них.

Такой уж у них, видно, сложился ритуал. Все могло быть очень эффектно – пять костров, круг камней в середине, две фигуры в нем. Одна – темная, с мечом в руках. Другая – светлая (всего-то в серой футболке, но в темноте не разглядеть), в руках – палка. Темная фигура заносит меч… Точное движение, короткий размах. Как горят костры. Это в самом деле играет музыка или я схожу с ума?

– Скажите, а что будет, если я не проиграю поединка?

– Мы посмотрим.

Главное – не выдать себя. Взять в руки палку так, будто это зонтик старой тетушки. Помнить о том, что половина из них – сумасшедшие дети и могут внезапно открыть стрельбу. Четыре пистолета я видел точно, но скорее всего их больше. (Как им удалось раздобыть оружие? Прав у них точно нет… Хотя, может быть, у старших…) Не важно. Заодно тянуть время. Пусть все успеют уйти. Он поклялся, но лучше им все же уйти подальше. Кстати, если он так помешан на своей чести, у меня есть шанс. Есть.

– Если я проиграю, вы возьмете у меня кровь для жертвоприношения – и это все?

– Еще кое-что. Не смерть, не бойся. Ты кое-что сделаешь. Узнаешь после.

– А если я не проиграю? Я смогу уйти?

– Мы посмотрим. Становись, довольно тянуть время. Да сними крест, если он на тебе есть.

Роберт мотнул головой. Нет, не сниму, вот что это значило, но черный человек, кажется, понял это как знак, что креста нет. Да он мой ровесник, а издали кажется младше, подумал Роберт, всматриваясь в человека, который собирался его убить. Или сломать. Во славу Нижнего.

Главное – не выдать себя. Это не сложнее, чем турнир. Не выдать себя до самого… ответственного… момента. Ждать. Ждать. Чуть отклониться… Пора!

Удар в висок был сокрушительно силен. Противник, успев издать лишь короткий всхлип, грохнулся за пределы каменного круга. Кто-то заорал, по камням вжикнул выстрел. Роберт высоко поднял руки. Его хорошо видели из тьмы, он же видел только множество теней за кругом света.

– Не стреляйте. Я выиграл поединок. По чести будет дать мне уйти.

В этот момент большой камень с глухим стуком вломился ему в затылок, и он упал на колени, хватая ртом воздух. На него набросились со всех сторон.

…Пусть я увижу их. Пусть я вспомню свет, весь свет, какой был в моей жизни, – день рождения, мама, мне пять лет, мне подарили лошадку. Я в зоопарке, дедушка в соломенной шляпе, пони. У пони карие глаза. Аллен тащит букет цветов: «Па-здра-вля! Чем-пи-он!» Братик, закат, старое дерево. Я буду защищать тебя. Луг под Дольском, река. Лето, Лара, белые туфли на платформе. Ромашки. Ее глаза. Серебряный крестик, он качается на тонкой цепочке. Как звали эту кошку? А, Галка. Она была черная и толстая, и я ее любил. Йосеф в огромных ботинках, месса в разрушенной церкви, свет… свет, Господи, Отче наш. Свет во тьме светит. Рыцари стояли вокруг, рыцари с опущенными лицами. Пусть я буду видеть их, пусть я смогу умереть правильно. Небо, небо – дневное, с быстрыми облаками, утреннее, солнечное, всякое. Оно существует. И Святой Грааль существует. Я буду думать о нем, и никто не сможет причинить мне зла, потому что свет и сейчас есть, он разлит надо всем, выше их темноты, прости меня и их, о прекрасный свет. Никто не может причинить нам зла.