— Ты вправе поступать, как сочтёшь нужным, но я не могу позволить, чтобы ты стал обычным простолюдином. В конце концов, когда-то ты правил Нарнией, и тебя здесь уважают. Ты можешь не быть королём, но лишать тебя почётного титула я не буду, прости.

— Я не собираюсь покидать двор, — пожал плечами Эдмунд. Он ощущал, что компромисс близок, и его не могло это не радовать. — И против титулов в принципе ничего не имею — особенно если ты настаиваешь. Лорд Эдмунд меня вполне устраивает, я уже почти привык.

— Отлично, — слегка расслабился Каспиан. — В таком случае, нужно решить, какую должность ты будешь занимать теперь.

— Например, ты можешь войти в совет, — предложила Лилиандиль, включаясь в разговор. Её бледное, как мел, лицо обрело лёгкий розовый оттенок, из чего Эдмунд сделал вывод, что её уже не так гнетёт обстановка.

— Нет, я же сказал: никакой политики. — Эдмунд и тут уже всё решил, поэтому сказал: — Если вы оба не против, я бы занял какую-нибудь военную должность — стал бы придворным стратегом или занялся бы подготовкой новобранцев. Что думаете?

В этом Эдмунд тоже ни капли не сомневался: в Золотом веке именно это было его обязанностью. Питер и Сьюзан искусно владели оружием, ну а Эдмунд брал на себя не менее важную часть — стратегическое планирование военных операций. Кроме того, будучи самым талантливым мечником Нарнии, он нередко наведывался в казармы, где обучал солдат всему, что умел сам, и сейчас ему вновь хотелось именно этого. К тому же, войско и политика неизменно находились в разных плоскостях, и Эдмунд знал, что таким образом сможет отгородиться от нежелательных дел, оставив разбор законов, дипломатию и прочие вопросы Каспиану и Лилиандиль.

— Если ты этого хочешь, я согласен, — кивнул Каспиан после недолгого молчания. — Я тут же займусь всеми документами.

— Я тоже не имею ничего против, — слабо улыбнулась Лилиандиль. — Уверена, что Нарнии это назначение пойдёт на пользу.

— Отлично, решили, — Эдмунд тоже выдавил улыбку, но она быстро потухла, когда он вспомнил, о чём ещё хотел поговорить за завтраком. Но стоило ему открыть рот, как двери столовой распахнулись, и в них вошёл знакомый Эдмунду человек — доктор Корнелиус собственной персоной. Впрочем, Эдмунд знал, что теперь к нему будет правильнее обращаться лорд-канцлер Корнелиус: об этом назначении Каспиан рассказал в один из первых дней на «Покорителе», и Эдмунд был с ним вполне согласен.

— Прошу прощения за беспокойство, — Корнелиус низко поклонился. — Я не хотел отвлекать вас от завтрака, но должен был убедиться, что… — он красноречиво посмотрел на Эдмунда, и сразу стало ясно, что именно стало причиной визита.

— Приветствую, лорд-канцлер, — вежливо поздоровался Эдмунд. — Я действительно навсегда вернулся в Нарнию, однако не собираюсь ничего менять в устоявшейся системе управления. Мы с… его величеством Каспианом и её величеством Лилиандиль как раз обсуждали моё новое назначение.

— О, — лицо Корнелиуса вытянулось, но он всё же, как и всегда, поборол любопытство и спросил только по делу: — Как мне теперь следует к вам обращаться?

— Лорд Эдмунд, — ответил он. — Я теперь буду занимать военную должность.

— Желаю вам в этом удачи, — вновь поклонился Корнелиус. — В таком случае, раз вы теперь не правитель… Ваше величество, вопрос будет касаться лишь вас, — он повернулся к Каспиану. — В зале совета возникла очень напряжённая ситуация, которая требует вашего срочного присутствия.

— Что произошло? — обеспокоенно спросил Каспиан.

— Ничего критичного, но без вас спор не решится, — покачал головой Корнелиус. — Поэтому, если это возможно…

— Разумеется, я уже иду, — Каспиан поднялся, отодвинув тарелку с почти нетронутой едой. — Я займусь твоим назначением сразу после этого, Эдмунд, — сказал он, прежде чем покинуть столовую.

Оставшись наедине с Лилиандиль, Эдмунд понял, что вопросы супружеской верности ему предстоит обсудить с ней с глазу на глаз, и ему стало слегка дурно. Он верил, что в присутствии Каспиана ему бы удалось найти нужные слова, и теперь он понятия не имел, как завязать разговор. Заметив, что на неё смотрят, Лилиандиль вернула ему вопросительный взгляд, и тогда, не в силах сдерживаться, Эдмунд выпалил тихое:

— Прости меня.

— За что ты извиняешься, Эдмунд? — с искренним недоумением поинтересовалась Лииландиль.

— За то, что у тебя отобрал, — чувствуя себя полным идиотом, ответил Эдмунд; он хотел отвести глаза, но не смог, и поэтому увидел, как Лилиандиль сокрушённо вздохнула.

— Ты ничего у меня не отнял, — заметив, что Эдмунд ничего не понял, она пояснила: — Ты не мог забрать того, чего у меня никогда не было.

— Что ты имеешь в виду? — переспросил Эдмунд.

— То, что Каспиан никогда меня не любил, — на удивление, спокойным голосом начала Лилиандиль. — Он не рассказывал тебе, как мы поженились, ведь так? Когда он прибыл на остров Раманду после того, как вы вернулись в свой мир, он сделал мне предложение — но в его глазах я увидела огромную боль. И меня это не удивило. Знаешь, когда вы впервые прибыли ко мне, Каспиан мне очень понравился, — Лилиандиль на миг улыбнулась. — Он был красивым, решительным и благородным, но я не из тех, кто теряет голову, невзирая на обстоятельства. Я сразу поняла, что между вами происходит — ваши взгляды были куда красноречивее слов. И когда Каспиан вернулся, я увидела в его глазах столько боли, сколько не переживало ни одно знакомое мне существо. Тогда я и поняла, что он ищет. Каспиану нужен был друг, надёжное плечо, и я постаралась им стать. Он всегда относился ко мне с огромным уважением, позволял мне полноценно управлять Нарнией и вести его дела, но он меня никогда не любил. Даже когда мы проводили ночи вместе, он не смотрел на меня так, как на тебя во время обычных разговоров, — Лилиандиль вновь вздохнула. — Я знала, на что иду, Эдмунд, и никогда не жаловалась на свою судьбу. У меня есть сын и дело жизни, о чём я ещё могу просить? А ещё… Буду честна с тобой — я люблю и ценю Каспиана, и его счастье не может меня огорчать. Как и твоё, ведь ты тоже многое для меня значишь. Поэтому не нужно извинений, твоей вины ни в чём нет.

— Я… — Эдмунд почувствовал, как слова застревают в горле. Всё, что он мог сказать в поддержку, казалось таким неважным и мелочным на фоне прозвучавшей исповеди, поэтому он сдавленно произнёс: — Я никогда не посягну на твой статус и твои регалии… и на привилегии королевы…

— Это лишнее, — мягко перебила Лилиандиль. — С этого дня покои Каспиана для меня закрыты, можешь не переживать.

— Но твой долг…

— Я его уже выполнила, — уже твёрже парировала Лилиандиль. — Я буду беречь нашего с Каспианом сына, Рилиана, и в будущем, если такой будет воля Аслана, он займёт трон. Одного наследника более чем достаточно, да и… Ты уверен, что Каспиан теперь на меня посмотрит?

— Наверное, ты права, — пробормотал Эдмунд. Даже теперь те открытость и прямота, с которыми Лилиандиль говорила о таких… интимных вещах, заставляла его смущаться (хотя казалось бы!) — Только… что насчёт народа? То есть, я бы не хотел…

— Я знаю, что Каспиан займётся вопросом секретности, но будь готов к слухам, — кивнула Лилиандиль. — Впрочем, на мой счёт тебе не следует беспокоиться: клянусь всеми звёздами на небесах, что от меня никто ничего не узнает.

— Конечно… спасибо, — выдавил Эдмунд, прежде чем уткнуться в чашку с уже остывшим чаем. Некоторое время они молча ели; Эдмунд не хотел, чтобы их разговор оканчивался на такой тяжёлой ноте, поэтому на свой страх и риск заговорил о том, что должно было, по его мнению, немного разрядить обстановку: — Это ты назвала принца Рилианом?

— Я, — уже светлее ответила Лилиандиль, и печаль на её лице разгладилась нежностью. — Ты, верно, хочешь знать, почему не Каспиан Одиннадцатый?

— Да, — кивнул Эдмунд. — Я думал, это что-то вроде традиции…

— Ты прав, называть сына в свою честь — давняя традиция тельмаринских королей, — подтвердила Лилиандиль. — Однако Каспиан в последнюю очередь желал поддерживать связь со своими предками, которые не подарили Нарнии ничего, кроме тысячелетней раздробленности. Поэтому, когда у нас родился сын, он предложил мне придумать имя, и я назвала его Рилианом… Тебе же знакомо это имя?