Проехав через город (Каспиан упоминал, что хотел расстроить территорию вокруг замка, но работы всё ещё шли), они оказались у ворот, где их уже встречали: видимо, их уже предупредили об Эдмунде, потому что его имя скандировали громче всего. Поздоровавшись со всеми и объявив, что все праздники по поводу победы перенесены на завтра, Эдмунд повёл лошадь дальше, не забывая осматриваться, и, подняв голову на одну из башен, он увидел тонкую светловолосую женскую фигуру на балконе, которая печальным призраком наблюдала за ними. Сердце отозвалось болезненным уколом: Лилиандиль, конечно. В этот день случилось так много всего, и Эдмунд к своему стыду успел уже позабыть, что Каспиан женат, а ещё у него есть сын. Мысль о том, что Каспиан, по сути, изменяет своей супруге-королеве, камнем ударила по подсознанию, но когда они спешились и шагнули внутрь, думать об этом больше не получалось.
В замке их встретил низкий человечек, которого Эдмунд сперва не признал в темноте, но потом, когда тот чуть ли не упал на колено при виде его, понял, что это Трам, который теперь носил звание лорда (а в особых случаях — лорда-регента). Видимо, он до сих пор занимал не последнюю роль в дворцовой иерархии и пользовался королевским доверием, потому что именно ему Каспиан отдал приказ разместить всех прибывших в гостевом крыле Кэр-Параваля и обеспечить им комфортную ночь.
— Ваше величество Эдмунд, если желаете, я прикажу провести вас в самые лучшие покои, — предложил Трам, когда они с Каспианом обсудили все детали.
— Не стоит, Трам, — покачал головой Каспиан, прежде чем Эдмунд успел хоть что-то вставить. — Я сам позабочусь об этом.
— Но, ваше величество, прошу прощения за дерзость, однако вы ведь устали, — настаивал Трам. — Может, мне стоит…
— Его величество Эдмунд, как и полагается, будет жить в королевском крыле, — отрезал Каспиан. — Поэтому я сам проведу его. Займись лучше моими воинами, хорошо?
— Как прикажете, — Трам учтиво склонил голову. — Доброй ночи.
— Сам подготовишь для меня лучшие покои королевского крыла? — с иронией спросил Эдмунд, шагая вслед за Каспианом. Внутренняя планировка Кэр-Параваля отличалась от той, что он знал, но пока что они шли в правильном и привычном направлении.
— Определённо, это лучшие покои, — в тон ему ответил Каспиан, но когда он резко остановился и повернулся, Эдмунд заметил, что его глаза блестят вовсе не смехом. — Мои.
— Постой, а Лилиандиль? — Эдмунд замер следом. Ему ужасно не хотелось начинать этот разговор, равно как и в очередной раз вспоминать, что у Каспиана, в отличие от него, за эти годы кто-то появился, но обсудить это было необходимо. Эдмунд представил, как они вваливаются в покои Каспиана под поражённым взглядом светлых голубых глаз, и ему стало дурно: он и без того не был готов к встрече с королевой Нарнии, а в таких обстоятельствах так тем более.
— Она не живёт со мной, — Каспиан медленно покачал головой. — Эд, если ты думаешь, что я настаиваю… Нет, это не так. Я просто подумал, что… Ну, что ты тоже… — Каспиан как никогда напоминал побитого щенка; таким Эдмунд не видел его считай с их первого знакомства, и подобное выражение на уже взрослом и мужественном лице выглядело чертовски чужеродно.
И, наверное, именно тогда голос совести Эдмунда окончательно замолк.
— Если что, я могу выделить тебе какие-нибудь другие покои, — наконец предложил Каспиан, и Эдмунд, не в силах больше сдерживаться, шагнул ближе и прижался своими губами к губам Каспиана, вкладывая в этот поцелуй неозвученный ответ. Близость пьянила, но Эдмунд старался сохранять здравый смысл: досчитав про себя до десяти, он сам отстранился, понимая, что, не сделай он этого, они так и не дойдут до комнаты Каспиана, и будет очень неловко, если кому-то вдруг понадобится пройтись по этому коридору в ближайшие пару часов.
Намёк был кристально ясен, и вскоре Эдмунд уже осматривался в достаточно аскетично обставленной комнате. Теперь он понимал, что Каспиан его не обманул: этих покоев и правда не касалась женская рука. Единственным украшением был барельеф на потолке и верхних частях стены в виде абстрактных узоров, остальное выглядело просто и совсем не по-королевски. Впрочем, сейчас обстановка была последним, что интересовало их обоих.
— Эд, — негромко позвал Каспиан, и Эдмунд, без сожаления оторвавшись от разглядывания комнаты, обернулся. Каспиан так и остался стоять у плотно закрытой двери, и причина такого промедления была очевидной. В два коротких шага Эдмунд преодолел невнушительное расстояние между ними, проницательно посмотрел на Каспиана и тихо, но решительно сказал:
— Никакая магия не изменит того, что я к тебе чувствую. — Наблюдать за тем, как стремительно темнеют карие глаза напротив, было очень занимательно, особенно если учесть, что у Эдмунда внутри, как бы иронично это ни звучало теперь, тоже взрывались вулканы. — Я люблю тебя, Каспиан, и мне очень не хватало тебя.
В следующий миг Каспиан наклонился к нему, и Эдмунд привычно сдался, отвечая на яростное касание губ. В этом поцелуе почти не было нежности — лишь все те невысказанные эмоции, которые оба испытывали за годы разлуки. Судорожно водя руками по спине Каспиана, сминая рубашку и борясь с желанием порвать её к чертям, Эдмунд чувствовал, как, во-первых, лёд окончательно покидает его вены, сменяясь горячим желанием, а во-вторых, как сильно он скучал. Тогда, во время плавания на «Покорителе Зари», он подарил Каспиану не только своё сердце — он отдал ему себя, ни разу не задумавшись о том, что это может быть неправильно. И сейчас, когда всё повторялось, Эдмунд особенно остро ощутил, как сильно он всё это время нуждался в Каспиане — сильнее, чем он всегда думал.
Поэтому он позволил себе судорожно вдыхать и кусать губы, пока Каспиан трясущимися руками расстёгивал пуговицы на его рубашке — Эдмунду хотелось всего и сразу, он не был настроен на аккуратность и размеренность, но ждал, чтобы не спугнуть мгновение. Закончив, Каспиан поднял глаза, и Эдмунду показалось, что в них разыгралась настоящая буря, гораздо внушительнее и больше той, что они вместе переживали во время своего путешествия. Поэтому, уже не дожидаясь, пока Каспиан окончательно избавит его от ненужного предмета одежды, Эдмунд обвил руками его шею и впился в губы настойчивым поцелуем, одновременно подталкивая их обоих к достаточно большой кровати.
Каспиан всегда понимал его без слов, и через пару секунд Эдмунд уже лежал спиной на мягком матрасе. В другое время он уделил бы несколько мгновений, чтобы насладиться комфортом после нескольких недель сна почти что на голой земле, но не теперь, когда Каспиан практически упал на него и снова быстро поцеловал. Ощущать тяжесть чужого тела было крайне волнующе — у Эдмунда всегда по-особому дрожало сердце, когда Каспиан целовал его так, даже до того, как он впервые позволил ему спуститься ниже и зайти дальше. Но в этот раз всё случилось слишком стремительно: Каспиан отстранился и, удерживая вес на левом предплечье, принялся пристально разглядывать Эдмунда, пока его правая рука мягко скользила вниз. Эдмунд ещё сильнее прикусил губу, почти до крови: хотя Каспиан почти ничего не делал, это раззадоривало не меньше.
— Ты повзрослел, — низким хриплым голосом прошептал Каспиан, и в его тембре не осталось ничего от того властного правителя, каким он был буквально этим же утром. — Может, мне стоит уступить тебе?
Эдмунд усмехнулся, чувствуя, как внутри разливается новая волна жара. На самом деле, обычно он действительно был если не наставником, так советником Каспиана: тот всегда советовался с Эдмундом по всем значительным и не очень государственным вопросам и всегда прислушивался к его мнению, даже если оно расходилось с его собственным. Эдмунд быстро привык к этому и воспринимал подобное как само собой разумеющееся, хотя во время плавания часто напоминал Каспиану, кто тут король и кто должен принимать окончательное решение. Но когда они оставались наедине, все формальности отбрасывались: не было больше ни короля Справедливого, ни Золотого правителя — оставался просто Эдмунд, чьи сердце и душа всецело принадлежали Каспиану. И даже теперь, когда силы, кажется, прибавили Эдмунду ещё несколько лет, менять он этого не собирался.
