Эдмунд сжал зубы: о да, Джадис оказалась права. В день, когда он вонзил ей клинок в сердце, разбив лёд, они все были на взводе из-за неудачной битвы с тельмаринами, и Эдмунд тогда действительно ощущал что-то вроде холода внутри, но не придал этому значения, думая, что это всё колдовство Джадис. Сейчас же… Ненависть, несправедливость, обида и горечь жили в нём весь этот чёртов год без Каспиана, а теперь, оказавшись меж двух огней, имея возможность, но не желая ею пользоваться, он, кажется, пробудил и катализировал то, что дремало у него внутри годами. Выходило, что вина Эдмунда больше, чем казалось раньше: он не просто встал некогда на сторону зла, а ещё и невольно подарил ему бессмертие. Значит, после этого он ещё больше обязан искупить свою вину перед Нарнией, а сделать это можно будет, только если…

— Однако теперь твоя миссия выполнена, Эдмунд. — Размышляя о том, что же он на самом деле натворил, Эдмунд даже не заметил, как Джадис приблизилась к нему. — Всё это время я как могла хранила твою жизнь, но теперь, когда я снова здесь, в этом нет никакого смысла. Но всё же… — она холодно усмехнулась. — Я ведь давно тебя знаю, мне известна самая тёмная и злая сторона твоей души. Я ведаю, какое зло таится где-то у тебя внутри. Поэтому дарю тебе последний шанс. — Джадис протянула ему ладонь, и Эдмунд ощутил настойчивое дежавю: точно так же она тянулась к нему тогда, в кургане Аслана, только теперь Джадис была абсолютно реальной. — Стань моим союзником, Эдмунд, я научу тебя пользоваться той силой, которую тебе даровала, и вместе мы наконец будем править Нарнией. Соглашайся, и я дам тебе возможность выжить.

— Да ни за что, — рявкнул Эдмунд, выхватывая меч из ножен. В чём-то Джадис была права: в нём действительно жила злоба, и немало, но вся она предназначалась ей одной, той, кто стал причиной его многократных ночных кошмаров. Эдмунд приготовился нападать, но Джадис вдруг расхохоталась, запрокинув голову назад.

— Глупый мальчишка, — сквозь смех выплюнула она. — Прошли годы, а ты так ничего и не понял. Меня невозможно одолеть, даже Аслан не справился с этим, а что можешь ты?

— Ты сама подарила мне оружие, — парировал Эдмунд, не опуская меч. — Сделала меня своим учеником.

— И что же? Ты ведь даже не осознаёшь, какой силой владеешь, — зло хмыкнула Джадис. — По сравнению со мной твоя магия — ничто. Ты слаб, Эдмунд, и бой со мной окончится для тебя смертью.

— Да уж лучше сдохнуть, чем встать на твою сторону, — Эдмунд, не в силах больше сдерживаться, сделал выпад мечом, но Джадис ловко уклонилась.

— Что же, выбор сделан. Тогда я подарю тебе смерть, как ты и хочешь, — прорычала Джадис, и улыбка окончательно соскользнула с её точёного лица. В следующий же миг в её руках оказался меч, и она резко взмахнула им; Эдмунд еле успел увернуться. Битва на смерть началась.

Уже через минуту Эдмунд обнаружил, что по большей части просто пытается уйти от атак Джадис: за прошедшие годы он совсем забыл, что она сражается с куда большей жестокостью, чем любой тельмарин. Она не знала усталости и милосердия, каждым жестом стремясь вонзить клинок Эдмунду в сердце, и ему — лучшему мечнику Нарнии в своё время! — приходилось позорно уворачиваться без возможности атаковать самостоятельно. Впрочем, некоторое время он справлялся даже неплохо, но когда, улучив момент, Эдмунд уже собирался сделать ответный выпад, что-то обожгло его в районе груди.

Эдмунд и сам не знал, что помогло ему устоять на ногах — выносливость или чудо, — но он болезненно скривился и чуть не пропустил грозящий стать смертельным удар. Подняв голову, он встретился с торжествующим взглядом ледяных глаз.

— То, что ты мой ученик, не значит, что моя магия на тебя не действует, — пояснила Джадис, не забывая при этом атаковать с прежней прытью. — Если бы твои силы хоть чего-то стоили, ты бы смог сопротивляться, но теперь я вижу, что как маг ты абсолютная бездарность. Твой конец близок, Эдмунд, ближе, чем тебе кажется.

«Я не бездарность!» — хотелось воскликнуть Эдмунду, но он сдержался: Джадис была полностью права. За пару недель просто невозможно подчинить себе такую мощную силу до конца, и он действительно был слаб, слишком слаб, чтобы блокировать магические удары. Он понимал, что рано или поздно его сломают, но не сдавался, сильнее сжимая рукоять и двигаясь быстрее. Мысль о том, что будущее Нарнии и жизнь самого дорогого ему человека зависит только от него, не позволяла ему сдаться, и Эдмунд терпел удары, надеясь, что его хватит надолго.

Не хватило: особенно гнусная ухмылка Джадис — и он упал на землю, ударившись спиной о ледяную корку. Холод защищал Эдмунда, но не настолько, чтобы спасти его от своей законной повелительницы, и Эдмунд, глядя на то, как расплываются перед глазами макушки деревьев и лицо Джадис, прокручивал в голове единственную мысль: неужели это всё? Может ли случиться, что конец Эдмунда Справедливого станет таким?

— Вот и всё, — прозвучал где-то далеко голос Джадис. — Каково умирать, зная, что твоя смерть бессмысленна, а, Эдмунд?

Умирать.

Бессмысленно.

Разве он может такое допустить?

Эдмунд закрыл глаза и попытался сделать то, что никогда не пытался провернуть раньше — подчинить себе лёд, заставить его слушаться себя, а не Джадис. В конце концов, Белый Колдун он или кто? Эдмунд стиснул зубы и позвал лёд; он пробовал это и раньше, но в таких масштабах — никогда. Он чувствовал, как холод наполняет его, морозит вены и жилы, и надеялся, что у него выйдет хотя бы это. Всего малость, всего несколько минут выигранного времени. Приказывать Эдмунд умел, но теперь сделал это иначе — мысленно, обращаясь к тому, что сидело глубоко в его сознании.

Защити меня.

Джадис любила церемонии и упиваться собственной победой — об этом Эдмунд знал далеко не понаслышке. Как-то раз, уже в Кэр-Паравале через год или полтора после коронации, он, возвращаясь ночью в свои покои, проходил мимо комнаты Люси и услышал леденящий душу крик; зайдя внутрь, чуть не выбив при этом дверь, Эдмунд увидел сестрёнку в холодном поту и с округлившимися от ужаса глазами. Тогда она рассказала ему сокровенное: её периодически мучают кошмары, в которых Джадис убивает Аслана, но Люси пугала не сколько смерть Великого Льва — в конце концов, она знала, чем обернётся история, — столько полное извращённого наслаждения лицо Колдуньи, вонзающей в сердце Аслана ритуальный клинок. «Я не думала… никогда раньше даже не догадывалась о том, что смертью можно так упиваться», — шептала Люси, пока Эдмунд гладил её по спине, пытаясь хоть как-то успокоить. Он ни на миг не забывал о том, что Джадис безумно жестока, но даже если учесть это, пауза излишне затянулась. Что-то шло не так.

И, распахнув глаза одновременно с то ли удивлённым, то ли раздражённым вскриком Джадис, Эдмунд понял, в чём дело: вокруг него появилась самая настоящая ледяная стена. С каждым мигом она становилась всё толще, лёд, как живое разумное существо, полз к барьеру, укрепляя его. Несмотря на своё всё ещё незавидное положение, Эдмунд не смог не ухмыльнуться: а он оказался не таким уж и слабаком, каким его считала Джадис, и её ещё более исказившееся от злобы лицо заставило его воспрянуть духом и выбросить из головы мысли о смерти. Короли ведь не сдаются, верно?

— Неужели ты думаешь, что для меня это преграда? — крикнула Джадис, резко ударив стену мечом, но сломать барьер у неё не вышло: на льду появились трещины, но Эдмунду удалось их залатать (благо, это он уже умел). — Долго скрываться не выйдет: ты и правда считаешь, что лёд сможет меня остановить?

Некоторое время Эдмунд, прижав руки к стене, сдерживал атаки Джадис, но время шло, и ему нужно было решиться на более радикальный шаг. Отпустить защиту было очень рискованно, но иначе бы не вышло: в конце концов, Эдмунд и рассчитывал лишь немного потянуть время, и этого должно хватить, если учесть, что кое-чему он всё же успел научиться. В последний раз укрепив стену и приказав льду не отступать (хотя он и сомневался, что это будет иметь хоть какую-то силу, когда он сосредоточится на другом), Эдмунд отпустил руки и свёл их вместе.