Мы увидели его, когда пробирались сквозь ряды сохнущей на веревках одежды. Чужак по-прежнему лежал на камне, опустив ноги в воду. Он прикрыл лицо темной шерстяной шляпой и не шевелился – видимо, уснул.

– Лучше не опускать ноги в эту речку! – крикнул папа, предупреждая о нашем приближении. – Водяные ужи могут принять их за тритонов. Они не ядовиты, но кусаются все равно больно.

Юноша снял шляпу и заслонился ею от солнца, чтобы посмотреть на нас. Лениво потянувшись, он сел, но ног из воды так и не вынул.

– Ужи, говорите?

Папа кивнул.

Через несколько секунд настороженного молчания юноша все же вытащил ноги из ручья.

– Все равно они уже замерзли.

– Я Гидеон Даунинг, – представился папа. Он остановился в нескольких ярдах от воды, даже не пытаясь скрыть от незнакомца ружье.

– Пчеловод, – добавил юноша.

Папа оперся на приклад ружья. Его поза казалась непринужденной, но от него исходило напряжение, от которого у меня буквально сводило зубы. Оно придавало веса каждому слову в этом разговоре.

– Ты просто мимо шел или думаешь задержаться?

– Делаю обход, – уклончиво ответил юноша.

– С родителями?

– Нет, я… с товарищами, – сообщил он.

– Вот как?

Ленивый темп их разговора сводил меня с ума. У меня зачесались руки. Хотелось схватить ружье, дать предупредительный залп в воздух и потребовать однозначных ответов.

– У нас тут неподалеку небольшой лагерь. – Чужак указал на самую западную гору. – Я шел вдоль реки и случайно увидел… – Он сделал длинную паузу, как будто уже успел забыть мое имя. Удивительно, как сильно это меня задело.

– Эллери, – подсказал папа.

– Эллери, – повторил юноша. – Я не хотел никого тревожить. Она мне сразу сообщила, где граница ваших владений. Постараюсь держаться подальше. Не хотелось бы по ошибке зайти на чужую землю. А то ведь и пристрелить могут.

– В Эмити-Фолз тебя, скорее всего, не обидят, – ответил папа, едва заметно расслабившись. – Мы заходим в лес только тогда, когда направляемся к перевалу.

Незнакомец с довольным видом потер подбородок.

– Я как раз поэтому и пришел поговорить. В последнее время тут бродят… волки. На прошлой неделе они растерзали наш обоз. Шесть человек погибло.

Юноша присвистнул сквозь зубы.

– Это точно?

Мрачно сжав губы, папа кивнул.

– Сожалею о вашей утрате. Волчьих следов я не видел, но теперь буду повнимательнее. Спасибо, что предупредили.

Папа почесал затылок и перевел на незнакомца пронзительный взгляд.

– Я, кажется, не расслышал твое имя, сынок. – Последнее слово прозвучало странно и отрывисто, словно недосказанная угроза. Я обрадовалась, увидев, что уловки этого мальчишки на папе не сработали.

– Вы и не могли, я его не называл. – После неловкой паузы юноша усмехнулся, снимая напряжение. Потом отряхнул штаны и перешел речушку, чтобы протянуть отцу руку. – Меня зовут Прайс.

Неправда. В Эмити-Фолз все служило практическим целям. Имена имели вес и были тесно связаны с человеком или местом, точно клеймо, выжженное каленым железом. Высокие темные горы? Черные Зубцы. Озеро, полное цветущих водорослей? Зеленое. Имя вплеталось в саму суть вещи. Кем бы ни был этот человек, его звали не Прайс. Имя «Прайс» не подходило к его длинной фигуре, точно пальто не по росту.

Если папа и заметил эту ложь, то ничего не сказал. Просто пожал юноше руку, и они принялись непринужденно обсуждать Длань Господню. Прайс, как он себя назвал, вырос не в этих местах и сказал, что будет рад советам. Когда папа спросил, где тот родился, Прайс покосился на меня и усмехнулся.

– На западе, – ответил он, опять уклоняясь от ответа.

– Где? – встряла я. – Где именно на западе?

– Эллери, – осадил меня папа. – Он сам скажет, если захочет.

Прайс снова рассмеялся, но как-то напряженно.

– На побережье.

– Но где именно? – не унималась я. – У нас большая страна. Западное побережье ужасно длинное.

– Эллери всегда отличалась любопытством, – извиняющимся тоном произнес папа.

Чужак словно по-новому взглянул на меня. Вблизи я наконец смогла рассмотреть его глаза. Они блестели, прозрачные и светлые, как ручей. То бледно-серые, то янтарные. Он улыбнулся, довольный чем-то, что разглядел во мне, и в его радужках мелькнула зелень.

– И упрямством, полагаю.

Папа многозначительно посмотрел на него, соглашаясь с этим утверждением.

– Значит, задержишься возле Эмити-Фолз?

– Да, подумываю. Первый обход меня обнадежил. – Его взгляд скользнул по соснам. – Очень обнадежил. Возможно, меня ждет лучший сезон в жизни.

– Если задержишься, заходи как-нибудь на ужин. Молодому человеку бывает тяжело постоянно готовить на костре. Еще в городе есть таверна – ее держит Кельвин Берман. Вкусная еда, хорошая компания. Загляни как-нибудь. Без покупателей не останешься, если шкуры будут хорошие, а цены разумные.

– Люблю выгодные сделки, – усмехнулся парень. – Непременно зайду в таверну. И спасибо за приглашение, очень мило с вашей стороны. Надеюсь, в меню будет медовый торт? Слава о нем разошлась по всем склонам гор.

– Думаю, жена не откажется его приготовить, – сказал папа и снова протянул руку, показывая, что разговор окончен. – Добро пожаловать в Эмити-Фолз, Прайс.

– Благодарю, сэр, – ответил тот, крепко пожимая папину руку.

– Эллери, ты еще не закончила стирку?

Папа и так знал ответ.

– Давай-ка я помогу тебе развесить белье. Быстрее вернешься домой.

Странное предложение. Отец никогда не помогал нам со стиркой, ею всегда занимались только мы, девочки. Но Прайс понял намек и вернулся на противоположный берег, чтобы надеть сапоги.

– До встречи, семейство Даунинг, – сказал он, махнув рукой на прощание, а затем закинул мешок за спину и нырнул в лес.

Мы помолчали, глядя ему вслед, пока чужак окончательно не скрылся среди деревьев. Лишь тогда я повернулась к корыту, в котором давно растаяла пена. Так странно было находиться здесь с папой, работать под его присмотром. Наверное, ему тоже было неловко. Он явно не знал, чем занять руки.

– Я разведу огонь, – предложил папа, опустившись на колени у кострища. Пока меня не было, пламя погасло, оставив после себя одну золу. Папа взял кусочек кремня, но так и не попытался высечь искру, только задумчиво постучал по нему пальцем. Желтая краска на его руке ничуть не побледнела с того дня, когда он оставил отпечаток в книге голосований. Его лицо было хмурым и замкнутым. Я не могла даже предположить, какие слова крутятся в его голове.

– Давным-давно на востоке, когда мой дед был не старше тебя, его отец решил собрать несколько лишних баночек меда. Год выдался тяжелый. После весенних дождей река возле их дома вышла из берегов и все затопила. В наводнении погибло много добра. Прадед решил воспользоваться урожаем, чтобы восполнить потери. Он достал сначала одну лишнюю рамку, потом еще одну. В том году весна пришла рано, и все ждали, что на следующий год будет так же. Но вышло по-другому. Снег пролежал на равнинах до середины мая. Улью не хватило меда, и рой начал голодать. За ту зиму они потеряли всех пчел. И все ради того, чтобы прадед мог продать несколько баночек меда.

– Что было дальше? – Мне никогда раньше не рассказывали эту историю, и теперь я слушала, полностью поглощенная страшным рассказом.

Папа пожал плечами:

– Прадед понял, что единственный шанс выкарабкаться – это начать заново. Они наслушались рассказов о ничейных землях на севере и присоединились к каравану, идущему на запад. Там дедушка встретил бабушку, а когда она захотела остановиться в Эмити-Фолз, он остался с ней. – Папа потер губы. – Они поселились здесь, участвовали в основании города и выстроили ульи. Эту историю дед рассказывал моему отцу каждый год перед сбором урожая. Однажды я тоже захотел достать лишнюю рамку, и тогда папа рассказал ее мне… Иногда приходится пренебречь собственными желаниями ради блага всего улья. – Его взгляд упал на мою спрятанную руку.