Стоило Максу только наклонить юношу к себе, как тот схватился руками за талию друга, крепко обнимая. Одна рука просто приобнимала тело, так как гипс мешал полностью сцепить пальцы на ткани. Лицо легло на ключицу, оставляя на одежде Зорина мокрые следы. Слышались громкие всхлипы, которые постепенно исчезли, но Юра не спешил расцеплять свои объятия, продолжая сжимать Максима. От пряток от всего мира на чужом плече становилось легче и хотелось больше никогда не открывать глаза, чтобы не видеть, что происходит вокруг. Тьму злых людей, готовых убить из-за мелочи, и всепоглощающее одиночество. Единственный, кому доверял сейчас Журавлёв, был светловолосый парнишка. Юра снова не видел свою жизнь без него и не хотел отпускать, боясь, что однажды он уйдет, и больше никогда не появится на пороге его палаты.
- Скажи, ты все еще хочешь быть моим другом? - тихо спрашивает молодой человек, вкладывая в этот вопрос всю свою любовь и беспокойство и пытаясь показать, насколько важен парень ему.
Кажется, Максим никогда не задумывался о том, как легко сломать человека. Сейчас, чувствуя дрожь в теле Журавлева, вслушиваясь в каждый его всхлип, он думал о том, как выстреливает из дробовика в лицо Никиты. Выстрел за выстрелом.
Руки Зорина продолжают поглаживать чужую спину, он понимает, что все идёт как нужно, эмоции нужно выплеснуть, ведь Юра держал все это в себе так долго. Максим перемещает руку выше к шее, где начинается затылок. Волосы уже начинали отрастать, появилась короткая щетинка, и Зорин ненароком провёл по ней подушечками пальцев.
— Иначе меня бы здесь не было, — отвечает он и слегка ослабляет хватку, чтобы не напирать. На самом деле, Макс осознавал, что это чудесное воссоединение не произошло бы без случившегося кошмара, и он осознавал, что Журавлев может нуждаться в нем сейчас, но не потом. Как бы то ни было, Макс был согласен на такие условия.
И для парня было достаточно этих слов, чтобы он почувствовал слабое успокоение и смог отстраниться от Максима, вытирая слезы.
- Через неделю мне снимут швы, - Юра стал говорить о хорошем, пытаясь абстрагироваться от своих страхов и от собственных слабостей в виде слёз. - И, возможно, выпишут из больницы. А гипс снимут через две недели.
Парень немного замялся, говоря о своих планах. Вернулась привычная скромность, но теперь в ее компании появился и страх.
- Мама приглашает всех на чаепитие после выписки. Ну, то есть, тебя и Андрея. Ты придешь?
Зорин садится на место, замечая, как прохладно в палате после объятий. Он слушает новости и легко улыбается, смотря в окно и думая о чем-то своём.
Он представляет, как Журавлев покидает эти стены, возвращается домой, принимает нормальный, не больничный, душ, надевает свою домашнюю одежду, включает сериал, а может, ест мамин борщ. Он этих мыслей становилось как-то особенно спокойно, словно Макс думал о чем-то очень желанном. Вопрос выводит его из размышлений, и он поворачивает голову в сторону, немного растерянно отвечая:
— Да, конечно.
Он смотрит на гипс парня и вспоминает дурацкую американскую традицию подписывать его. Пожалуй, он бы даже был не против оставить пару штрихов на белой поверхности, но что-то подсказывало, что Журавлев не согласится, ведь это выдаст то, что он пробрался в палату.
— Думаю, мне лучше вернуться, иначе поймают, — встаёт со стула и не знает, как попрощаться. Пожать руку или обнять? Как всегда, Макс выбирает самый простой выход – кивает и взмахивает рукой, закидывает на плечо рюкзак и выходит, до последнего задерживая взгляд на Юре.
========== Часть 8 ==========
Ровно через неделю в палате Журавлёва собрались все, кто был с ним в этот нелегкий период. Брюнет улыбался, предвкушая, как окажется дома, а Андрей помогал нести его небольшую сумку. Татьяна Васильевна вызвала такси, так как ее сыну было сложно ходить, и вся компания направилась домой к Журавлёвым, где всех ждал маленький стол с салатиками, посередине которого главенствовал торт.
Максим не любил застолья, вообще, если хорошенько задуматься, Зорин мало что любил в жизни, но сегодня он собрал всю свою волю в кулак и старался не выглядеть совсем уж угрюмо. Даже сменил привычные чёрные вещи на красную клетчатую рубашку, что сразу же превращало его из ходячей чёрной тучи в подобие нормального подростка.
Сидя за столом, он по большей части слушал, Дубников много болтал о школе, о том, что скоро лето, и им можно отдохнуть перед последним годом, что скорее напоминало Максу о том, что у них осталось совсем немного времени, чтобы побыть безответственными подростками. Скоро поступление. Разумеется, ещё год, но он знал, что не заметит, как тот пролетит.
Еда была вкусной, и Зорин не стеснялся есть, дома такого не найдёшь, а значит, нужно было успевать сейчас.
— Спасибо, очень вкусно, — поблагодарил он Татьяну Васильевну и вышел изо стола. — Я отойду, пейте чай без меня, мне нельзя сахар, — парень скрылся за углом, удаляясь в ванную. Почему-то ему было тревожно от нахождения рядом со всеми, словно они пытаются играть в хороших людей, хотя на самом деле три недели назад были друг другу чужими. Андрей не любил Макса, мама Юры не любила Макса, он же хотел послать Дубникова…иронично.
При виде нормальной еды Юра почувствовал зверский аппетит, тут же начиная есть. Кажется, в больнице он похудел ещё сильнее, и от наблюдения за его скулами и ключицами могло стать больно. Синяки под глазами проходили очень медленно, а на голове красовался длинный шрам. Парень знал, что Макс не ест сладкое, поэтому не придал значения его уходу, приступая к торту. В отличие от одноклассника, Журавлёв очень любил сладости, и пока его хороший метаболизм работал, мог себе позволить употреблять его в любом количестве. Удивительно, но у десятиклассника даже не появлялись прыщи. Съев два кусочка торта с чаем, мальчик отметил про себя, что Макс уже достаточно долго сидит в ванной, и, не желая, чтобы друг чувствовал себя лишним, отправился за ним.
- Эй, - Юра постучался в дверь. - Ты в порядке? Мне, кстати, нравится твоя рубашка. Тебе идет.
Макс открывает дверь и чуть не врезается в одноклассника, сразу же отпрыгивая назад, уж кого-кого, а Юру с ног сбивать не хотелось, за это время у Зорина выработалось какое-то безмерно бережное отношение к парню.
— Да, все нормально, — не особо убедительно отвечает он, присаживаясь на край ванны. — Просто непривычно всё это видеть, кажется, я тоже уже привык к больнице, представляю, каково тебе.
Он не знает, как ответить на комплимент про рубашку, но ему приятно. Зорин редко носил подобное, потому такие слова даже приободряли, возможно, они же заставят его не убирать вещь на дальнюю полку после этой встречи.
— Непривычно быть здесь вот так, — он печально улыбается, проводя рукой по русым волосам, зачёсывая пряди назад.
Юра немного отшатывается назад, когда дверь едва не ударяется об него, но не обращает на это внимания. Он присаживается рядом с другом.
- А я очень рад, что вы с Андреем пришли ко мне, - честно признаётся парень, слабо улыбаясь. - И я очень рад снова оказаться дома. Мне так надоело лежать в этой палате. Ты, наверно, не поверишь, но даже чуть-чуть в школу хочется. Но это до тех пор, пока я не вспоминаю Елизавету Евгеньевну и наших одноклассников.
Юноша усмехается и по нему заметно, что он на самом деле в хорошем расположении духа и не чувствует сейчас себя как-то некомфортно, находясь рядом с Максимом в собственной ванной, даже в таком замкнутом пространстве. Видимо, он уже слишком устал все время нервничать.
— Да ты с ума сошёл в этой больнице, — усмехается Зорин. — В школу ему хочется. Через неделю переспрошу тебя, чтобы убедиться в здравости твоего рассудка.
