– Знаешь Гена, я тебе честно скажу – это полностью закрытая тема. Археологам на Марсе поступает хорошая материальная поддержка, но – под подписку о неразглашении. Так что, я тебе могу рассказать, но, если что – ты, на меня – не ссылайся.

– Хорошо, я тебя понял, – согласился Геннадий.

– Там много миллионов лет назад была жизнь. Вернее, уже много миллионов лет, как жизни нет, и мёртвая планета осталась. На Марсе жили люди, такие же, как мы. Внутри скальных пород находят много фрагментов – остатки их цивилизации, но от древности, они сразу же рассыпаются, поэтому там исключительно аппаратный метод исследований – берут кусок породы и просвечивают – рентгеновским излучением и ультразвуком, по всякому – многими методами, потом, если что-то найдено, строят виртуальную модель, потом – голограмму, а способ, чтобы сам предмет безопасно извлечь, и законсервировать, представь себе, до сих пор не найден. Мой отец объявил эти исследования целью своей жизни, хочет во что бы ни стало, всю историю этой погибшей цивилизации воссоздать, и тогда уже – начать рассказывать.

– А смысл то, какой в этом? Скрывать то зачем? – Батюков решил не отступать, и всё-таки докопаться до хотя бы мало-мальски разумного объяснения.

– По моему, скрывают, потому что – страшно. Мы же свою планету к тому же ведём, на этих же рельсах, под горку уже поехали, это же, любому понятно… Земле надо просто позволить выздороветь, она же многого не просит у нас, так мы, и этого ей не даём. Продолжаем и продолжаем – убивать и убивать.

– Ты про море сейчас говоришь, что ли?

– Про моря, про леса, про болота – про всё говорю…

– В этом вопросе, я тебя понял, а неужели, настоящие археологические находки там есть? Ну, хотя бы что, примерно нашли? Петроглифы? Или там, мамонта, может? Черепки?

– Остатки города в базальтовом слое, причем, без сомнений – город стоял на поверхности, и без купольного покрытия, как сейчас. Остатки строений расчистили и, даже извлекли на поверхность. Там действует экспозиция для специалистов, а самое ценное открытие – женщина в мобильной капсуле, тоже в толще породы. Рентгеновское излучение её показывает. И рядом с нею – животное – кошка. Причём, есть подозрение, это – зооморфный робот.

Кормчий задумался, как будто унёсся в воспоминания, а потом, вдруг, рассмеялся:

– Ты не представляешь, как учёные там локти кусают, целый научный отдел бьётся над этой находкой, голову сломали уже – как бы ухитриться, и взять, хотя бы кусочек волоса на анализ, хотя бы нитку из одежды, ведь, из-за неудачных попыток – уже столько находок утрачено! Остаются сканы в 3D, но они не считаются доказательствами в строгом смысле, всё равно, что тексты с детальными описаниями. Есть кое-какие каменные отпечатки, а чтобы именно – артефакты, так – считанные единицы, но кое-что, всё-таки найдено… В основном, сохранность за счёт окружающего базальта, стоит его убрать – распадается даже в вакууме.

– А как поняли, что кошка – робот?

– Лазер просканировал, что шерсть с вероятностью 86%, искусственного происхождения. Ну, у них, всё-таки есть надежда – какой-нибудь иголкой туда пробуриться, и какую-нибудь частицу извлечь. Поэтому – за уши, никого из археологов оттуда не вытянешь. Ты же геолог, так там, и геологов много работает, хотя больше по реликтовым слоям специалистов.

– Ну и дела!!! – Гена даже присвистнул: – Я бы, на твоём месте, точно на Марсе бы остался, если там – и отец, и находки одна за другой, и технологии развиваются на этой же базе, новые способы ищут. Надо микроустройство запустить внутрь этой капсулы, где женщина с кошкой, и чтобы оно там на месте сбор данных вело.

– Хочешь, я тебя могу с отцом познакомить, Семён Семёнович Кормчий, он профессор палеоархеологии, известный учёный в этой сфере.

– Так, я же сейчас на обучение лечу к Петронию, а на долгое время, я не загадываю. Вопрос очень интересный… А сам-то, чего, оттуда – сюда рванул?

– Да я же тебе про это и толкую, живой океан – на Земле. Можно все силы отдать марсианским исследованиям, разгадке, отчего жизнь там прекратилась, а может, важнее – настоящую жизнь сохранить?!

– А как на китов вышел?

– Я считаю, что они – охранители жизни моря.

– Но то, что кит – выше человека стоит, это ты зря, здесь ты, точно палку перегнул, – Гена вернулся к самому неприятному для себя моменту выступления Кормчего,

– А как ты можешь об этом судить? – Спросил Кормчий.

– Опираясь на чувственные данные, проще говоря – на зрение – голые животные существа, плавают, как рыбы в воде, причём, охота на них до сих пор существует, хотя, и не везде. А признаков их разумности, так – вообще, никаких. На мой взгляд – это возобновляемый природный ресурс, почти то же самое, что грибы.

– То есть, по твоему – нет технологий, значит – нет разума. Тогда представь, что у одной матери большая семья, а один ребёнок – глухонемой и слепой. Логично, что он может не знать о том, что кроме него, есть другие дети в семье?

– Допустимо, – согласился Батюков.

– И вот, этот ребёнок, чтобы получить что-то, будет теребить мать, и толкать, и щипать её. На мой взгляд – это мы со своими технологиями. Я много раз видел в океане, свет из неясного источника вокруг китов … И ещё такой момент – когда рядом киты, то всегда появляется чувство, что ты к чему-то более великому становишься подключён… Я, почему над кожей кита и работал, потому что, хотел найти понимание…

– Ну, ты – мечтатель, Андрей, – махнул рукой Батюков.

На этом и разошлись, когда уже следующий день начался. Гена сразу заснул, как только койку в своём отсеке нашёл. А Кормчий, забравшись к себе, начал думать о Лето – когда они только познакомились, она знала уже всё о китах, сама даже многое рассказывала, о чём он тогда и понятия не имел. А сейчас их дороги снова пересеклись. Когда он рухнул там, на сцене Зала Заседаний, и по-настоящему пришёл в себя только от свежего ветра, когда они уже летели в открытом катере, с Лето и её отцом.

Она жила на острове Данавы – самом большом из пяти островов Александрийского моря, по одному острову на каждого пайщика, из пяти совладельцев планеты. Ботсвана-Гея, единственная, никак не использовала свой остров, но он был закреплён за африканским правительством, и на нём была посажена роща африканской маслины. Самуэль Коган – американский президент, тоже, на своём почти не бывал, хотя там размещалось американское представительство двух континентов и жили то ли дипломаты, то ли чиновники. Это были самые маленькие острова. Азиатскому правительству принадлежал самый высокий и живописный остров, оттуда в море ниспадал водопад, а внутри скального массива, будто бы был размещён огромный комплекс помещений, и если смотреть с воды, то везде, в основании острова были видны балконы и окна. На втором по величине острове почти постоянно жил Баренцев, а самый большой принадлежал Данаве, хотя акций у него было меньше, (Баренцев владел 30-ю % акций, столько же принадлежали Шань Ди Бао, 20% акций имелись у Когана, и по 10% у Данавы и Ботсваны-Геи), но администрация Данавы занималась муниципальным управлением всех венерианских поселений, из которых – Александрия, Сезария и Шанти – были городами миллионниками. На острове Данавы площадью 30 кв км, размещался концерн Данава, две фабрики Кибер-Венориум, жилые здания – самого Данавы, и его александрийской администрации, а небольшая возвышенная оконечность острова отводилась НИИ Био-Транс-Киборг и клинике, которыми заведовал Берке – отец Лето. Их семья из трёх человек занимала просторную виллу, своим фасадом, обращённую к морю.

Катер-мобиль высадил их на плоской крыше, и Лето, держа за руку, провела его в комнату с открытой террасой, где он лёг на кушетку, а она села рядом в шезлонге. На террасе стояли пальмы, и ещё какие-то низкие деревья в больших горшках, и ветви раскачивались от ветра.

– Я думал, здесь никогда не бывает, чтобы стихия разбушевалась, – заметил Кормчий,

– Ещё как бывает, – ответила Лето.

Вошёл Виктор Берке, он держал в руке вертикально поднятый шприц, и сразу же, всадил его Кормчему.