Однако, как бы там ни было, интуитивная уверенность в собственной безопасности позволяет мне чувствовать себя увереннее, а уверенность в долгосрочности данного социального проекта даёт свободу времени и свободу творчества. Но всё равно я спешу. Меня несёт!

ГЛАВА 2

И потому, в свете всего выше перечисленного и по не отменённому закону вежливости, прежде чем приступить к дальнейшему изложению в основном личных событий, я просто обязан представиться. Рассказать о себе, чтобы вы имели представление, с кем имеете дело.

По паспорту я – Потоцкий Генрих Адамович. В разговоре после этого я обычно делаю паузу. Ну как? Заценили? А потом улыбаюсь. И если вы сейчас усмехнулись или ухмыльнулись, то правильно сделали. В моём ФИО нет ничего особенного. У нас, вон, есть и Сапеги, и Радзивилы, и Ягеллы. А тут всего лишь какой-то Потоцкий, о которых, кроме историков, толком никто ничего не знает. Даже у нас, в Беларуси.

И в этом нет ничего зазорного. Нет, историю, конечно, надо знать, даже выдуманную и фальсифицированную, а вот о человеке следует судить не по фамилии и древности рода, а исключительно по его духовным и душевным качествам. И только потом по его уму и талантам.

«Я не знаю иных признаков превосходства, кроме доброты». Каково, а? Так сказал когда-то Людвиг Бетховен. И лучше, пожалуй, не скажешь. А раз так, то снобистская приставка «ван» между именем и фамилией совершенно неуместна.

Да и, честно сказать, гордиться принадлежностью к вельможным, аристократическим фамилиям, в подавляющем большинстве, должно быть стыдно. Ведь и власть, и богатство они добыли не за сохой и выпечкой хлеба. А силой, хитростью, обманом, лицемерием и коварством.

А кем все они были по сути своей? Тираны, деспоты и самодуры. Властолюбивы, честолюбивы и корыстолюбивы. Даже церкви, костёлы, университеты, библиотеки и другие исторические достопримечательности общественного пользования они строили, в первую очередь, во славу себе. Я уже не говорю о собственных замках и дворцах.

И мои предки не исключение. После многовекового мыкания по тёмным закоулкам истории, первые Потоцкие вышли в свет под руку с Клио благодаря своим военным способностям и покровительству крупного магната и коронного канцлера Яна Замойского.

И надо отдать им должное. Они отблагодарили своего благодетеля не исключительно в духе только того времени, а как и подобает всем отпетым карьеристам всех времён и народов.

Когда на них благосклонно посмотрел сам король Сигизмунд Третий, то блеск первого покровителя для них сразу померк. И они, без зазрения совести, тут же против него стали плести паутину из интриг. Искусный воин должен уметь владеть не только мечом и копьём, но и политическим рукоделием. Король был доволен. Это были два брата-акробата Яков и Ян.

Но, как говорится, Бог им судья. И приговор им давно уже вынесен. Дела-то давно минувших лет. О приговоре там мы, конечно, ничего не знаем, но измена и предательство не приветствуется и в наше время. Хотя по-прежнему ценится и вознаграждается. Да и историками, с подачи власти, трактуется по-разному. Если наш работает на них, то он предатель. А если тот работает на нас, то он разведчик и молодец. Но ведь с той стороны всё наоборот! Вот такую белиберду нам втюхивают.

В оправдание же собственной фамилии приведу ещё один исторический пример, который, конечно, не дотягивает до духовного восхищения, но душевные аплодисменты заслуживает. Хотя, вероятно, и не переходящие в овацию.

Некоторые из вас, надеюсь, догадались, что я имею в виду человека-космополита с мировой репутацией – Яна Потоцкого. Нет, не одного из тех братьев. Это второй известный Ян, который родился спустя полтора столетия после смерти первого.

Дипломат и учёный. Запись в трудовую книжку получал и польском сейме, и в министерстве иностранных дел Александра Первого. И тоже, естественно, заслуживает неоднозначную оценку. И если судить только по политической работе, то, вероятнее всего, заслуживает только порицание потомков. Вот, мол, перебежчик.

И с таким клеймом второй Ян был бы благополучно забыт, если бы прожил жизнь в политико-административных авантюрах и в многочисленных путешествиях, с явно не только научно-археологическим уклоном.

Однако Ян Потоцкий был ещё и писателем. Вот именно это занятие сделало его имя бессмертным. Насколько, конечно, это возможно в исторической памяти человечества. А если быть предельно точным, то живительным источником, орошающим людскую память, стал его литературный, осмелюсь сказать, шедевр «Рукопись, найденная в Сарагосе». Это, конечно, не «Камо грядеши» Генрика Сенкевича, но и не посредственный бульварный роман, заполонивший вскорости всю Европу.

Меня, как непосредственного родственника седьмой воды на киселе, огорчает только то, что Ян, не выдержав физических мук, покончил жизнь самоубийством. Известно, что его не один год мучили очень сильные головные боли. Видимо, наступил такой пик боли, когда он в порыве отчаяния не выдержал и застрелился. Печальная участь.

Да, ни один человек не знает, что его ждёт впереди. И не верьте «ясновидящим» и гадалкам, если они утверждают обратное. Если бы они это знали, то немедленно прекратили бы свои занятия. Никто из нас плохого не ожидает и думать о плохом не желает. Мы всегда мечтаем о благополучии. В семье, на работе, в здоровье. Но мечты и желания далеки от реальности. Как телесериалы от правды жизни. А правда жизни, это проверки и испытания.

По этому поводу мне вспомнился один исторический случай, выпукло раскрывающий простую житейскую мудрость. Странный, однако, парадокс. Мудрость по сути своей всегда проста, но постичь её, почему-то, трудно.

Так вот, более двадцати пяти веков назад царствовал в Лидии небезызвестный Крез, имя которого, когда говорят о богатстве, стало нарицательным.

Как-то, преисполненный гордыни и тщеславия, он хвастливо спросил Солона, что тот думает о его счастье и удачливости. Философ незаметно усмехнулся и сдержанно ответил, что рано считать свою жизнь счастливой или, наоборот, несчастной, пока она не прожита до конца. Ведь ни одному человеку не известно, что того ожидает даже завтра.

Через некоторое время царь персов Кир Второй штурмом взял блистательную столицу Лидии – Сарды, а Крез, не успев вовремя смыться, оказался в плену. Нравы того времени были не те, что сейчас – точно в деталях неясно, когда было хуже, – и справедливый Кир, по праву победителя, повелел своего пленника сжечь.

Аж жутко стало. Нравы нравами, но Кир, всё-таки, сволочь, гад и изверг редкостный. Зачем же сжигать? Отрубил бы голову, да и дело с концом.

Ну вот, значит, возвели бывшего царя и триллионщика на костёр, палачи с нетерпением ожидают знака своего царя, чтобы поднести факелы. И в этот роковой и судьбоносный момент Крез вдруг вспомнил слова философа и горестно, с надрывом и треском в голосе, воскликнул:

– О Солон, Солон, Солон!

Услышав имя Солона, Кир приказал подвести Креза к себе и спросил, почему тот, прощаясь с жизнью, вдруг вспомнил какого-то грека. Когда же царь-пленник поведал царю-завоевателю о разговоре с Солоном, Кир надолго задумался. Наконец он очнулся от горестных мыслей, сказал несколько слов слугам, а потом сошёл с помоста.

Кир освободил Креза, подарил ему обширные земли и назначил своим советником. И бывший царь оценил благородный поступок. Всю оставшуюся жизнь он верой и правдой служил сначала Киру, а потом и его сыну.

Но что толкнуло Кира так резко изменить свой приговор? А то, что мудрый ответ философа напомнил ему о том, как ненадёжно, как призрачно его собственное положение.

ГЛАВА 3

Простительное отступление, неправда ли? Экскурсы в историю поучительны, а потому полезны. Ну, по крайней мере, для мыслящих людей и пытливых умов, имеющих аналитический склад. Склад, дорогие мои, вообще штука полезная. Особенно, конечно, когда этот склад в голове.

Ладно, продолжим. Хотя мой антропоним польский, с рождения живу в Беларуси, а вот речь лучше всего знаю русскую. Вот такая триада в моём одном лице. Наверное, это потому, что, где бы я ни учился, преподавание велось на русском языке. Так уж сложилось.