Глава 1

Ничто не предвещало. Все было как всегда. Утром надежда на то, что вечером будет не как всегда, вечером – надежда на утро. Но утром машины также ехали в ту же самую сторону центра, чтобы вечером устремиться из него под влиянием центробежной силы соцсетей, пива и любовниц. Я же просто смотрел на это из окна, из последних сил отказываясь участвовать в карусели бесполезных телодвижений.

Имея 3 высших образования, не так легко найти себя в жизни. Иметь одно высшее образование необходимо для общего развития, второе – престижно, полезно, разумно, третье – идиотизм. Если ты за первые два раза так и не понял, что хочешь и не научился сам выбирать и читать нужные книжки, значит, ты психбольной и нестабилен, что крайне неудобно нормальному работодателю. А посему – путь тебе или в бизнесмены, где самое место нестабильным психам, или в госорганы, где дурдом по определению. Но пакость ситуации в том, что в обоих случаях ты вынужден руководить или подчиняться, ломать людей или ломаться сам, и самое противное – постоянно вступать в контакт с людьми, так и норовящими подпортить тебе карму. Карма – это удобно, если в нее верить.

В последние годы СССРа мы просто шли и учились, куда пошлют папа–мама. Так было проще и удобнее. А еще так было «правильно». Сохранялись семейные традиции и связи. Так я стал астрофизиком. Проблема была в том, что в начале 90-х звезд на небе внезапно стало меньше, чем астрофизиков. Пришлось искать нестандартные подходы к вопросу выживания. Именно ими, с мелко уголовным уклоном, я грешил с малолетства.

То зажигательное и искрометное время прошло в Питере. Для нас Питер оставался Питером, даже когда назывался Ленинградом. Васильевский остров всегда был особенным местом и чуть ближе к загранице, благодаря иностранцам, высаживающимся с красивых круизных лайнеров в морском порту. Запах гниющего запада доходил до нас первых. Нам доставались самые сливки.

Я бурно цвел под влиянием толсто-намазанного культурного слоя, доставляемого в морской порт иностранными кораблями. В набор любимых музыкальных групп интеллигентного мальчика из хорошей семьи обязательно должны были входить Pink Floyd, Led Zeppelin, Deep Purple и Modern Talking. Считалось, что слушать Modern Talking «полная сифа», но слушали его все и все под него колбасились на «дискачах».

Дискотеки казались единственным лучезарным смыслом существования. Под них подстраивалась вся жизнь. Их вожделели. Специально для них покупали или шили одежду. Дискотеки нельзя было пропускать, даже если на смертном одре агонизировала любимая бабушка.

Но в стране дефицита не могло было не быть дефицита с дискотеками. Пожалуй, мы могли бы отказаться от еды, но только не от скачек под музыку.

Поиски “дискача” в субботу вечером стали рутинной процедурой, часто безнадежной в результате. Но мы хотели! А хотелки с гормонами вперемешку в юном возрасте творят чудеса. Мозг подсказывал, что процесс необходимо инициировать и впоследствии возглавить.

Я был адептом классического «дискача»: подготовить аэродром для посадки «после» заранее, разогреться «шмурдяком» за углом на входе, помяться у стенки для загадочности, пока не «вштырит» и музыка не очень, дождаться выхода девчонок на танцпол, сфокусировать прицел на двух-трёх экземплярах, устроить показательные пляски с бубенцами, чтобы тебя заметили, дождаться «медляка», оттанцевать одну–другую–третью, оценить реакцию на «обжим» и касание ее бедер пониже спины, пригласить прошедшую отсев к продолжению банкета на заранее приготовленном аэродроме с обязательным провожанием к отчему дому с прощальным поцелуем на лестничной площадке около ее двери. Далее – как карта ляжет. Иногда ложилась.

С такой концепцией прохождения пубертатного периода были согласны все участники процесса, кроме держателей контрольной акции. Организациям, связанным с молодежными делами, не очень нравилось то, что творилось в темных уголках дискотек, и участившиеся случаи беременности среди школьниц. Они думали, что виной всему буржуазная музыка, вызывающая мощный выброс половых гормонов в неокрепших советских организмах, и старались всеми силами минимизировать пагубное влияние и распространение дискотек среди нас. Но мы не собирались сдаваться без боя. На кону стоял главный вопрос человечества – вопрос основного инстинкта.

Единственной значимой силой, способной противостоять дуэньям из ГОРОНО, мог быть только комсомол. Я подумал, если мутить это предприятие под сенью комсомольской организации школы, все могло очень даже элегантно оформиться. Запишем «дискач» в актив комсомольских дел под видом культурного проведения досуга. Первое время, конечно, придется потерпеть завуча Олимпиаду Степановну, фанатки товарища Сталина и поборницы чистоты помыслов. Зато потом… Дело было за малым: самоделегироваться в комсомол и стать главарем школьной ячейки. Дальше вопрос техники.

В тот момент как раз выпускались из школы комсомольские вожаки. Шансов никаких. Не комсомолец, только заканчиваю 8–й класс, зато спортсмен, почти отличник и любимчик половины преподавательского состава школы. За исключением Олимпиады. Спинным мозгом она чувствовала во мне диссидента и при любой приватной встрече ласково именовала меня не иначе как засранец. С таким раскладом стоило попытать счастья. Впереди два лучших года жизни! Я решил стать большим другом Василия Петрова, уходящего секретаря комсомольской организации школы.

Когда тебе пятнадцать, два года разницы с другим человеком кажутся пропастью в миллион лет. Кроме того, Василий слыл идейным комсомольцем и видел свое будущее в самом центре идеологической войны за советский образ жизни. Задача усложнялась еще и тем, что я не был даже пионером. Вернее, был, но давно. В общем, когда–то под дробь барабанных палочек меня «расстригли» из пионеров в связи с осквернением символа пионерии – красного галстука. Не то, чтобы я его осквернял злонамеренно, рвал на кусочки или сжигал под ритуальные песнопения. Просто однажды я в него высморкался. Ну достал насморк, а бумажных носовых платков в «совке» не было. Не таскать же с собой по десять обычных! Вот и пришлось проявить смекалку. Только Олимпиада Степановна наблюдала этот акт очищения от носовой скверны в прямом эфире. Далее – общее пионерское собрание, большая школьная линейка, барабанная дробь и куча времени, свободного от пионерских обязанностей. Было не грустно, девчонки во все времена любили засранцев. Кроме того, учился я всегда только на 5, и отсутствие красной повязки на шее очень выгодно отличало меня от остальных школяров советской эпохи. Однако теперь это становилось проблемой. Чтобы стать комсомольцем необходимо носить–таки красную повязку на шее, класса эдак с третьего постоянно, не снимая.

Но цель определена, отступать некуда, на карту поставлено мое реноме главного раздолбая–отличника.

Мы все смотрели Штирлица и знали, информация решает все. Подключив все возможные источники, я выяснил, что Василию для продолжения успешной карьеры функционера за пределами школы необходимо иметь в своем активе какой–нибудь комсомольский кипеж. Мол, он прекрасный организатор, прирожденный лидер и альфа–комсомолец. Между нами и положа руку на сердце, лидер он был никакой, скорее теоретик, что доказывала полудохлая комсомольская активность в форме регулярных скучных отчетных собраний с монотонным зачитывание каких–то общих фраз, сродни молитве и стенгазета давностью в пару лет. Товарища нужно было выручать.

Неуемное желание выпендриться, которое, как я узнал позже, правильно называть «креативным мышлением» подсказало мне план, за который я самозабвенно вцепился на потеху моего юношеского либидо.

Восьмой «бэ» был интеллигентным классом. Среди нас учились дети из приличных и образованных семей. В родителях одноклассников числились директор магазина «Океан», какой–то функционер из администрации города, несколько инженеров, один даже главный, но самое важное – отец моего лучшего друга Борьки – директор целого спортивного комплекса.