- Бейп и Филипс подарили ее величеству алмаз величиной с голубиное яйцо, - ответил Бен.
- Это мне уже известно. Еще что?
Бен стал рассказывать о каком-то офицере, который получил двойное повышение в чине и высокую награду.
- В чем заключались его доблести?
- Порядочно уничтожил буров, а недавно отличился в подавлении крупного колониального восстания.
- Такие люди далеко идут, - проговорил мистер Хевурд с одобрением.
- Да, он очень способный офицер, - подтвердил сын.
- В России имеются не меньшие возможности приобрести славу и почет. Колоссальные возможности!
Мартин Хевурд потряс в воздухе рукой, потом, опустив ее, длинными сухими пальцами взял сигару, аккуратно обрезая кончик, продолжал:
- Эта страна сказочно богата! И здесь глупый царь с ленивыми и пьяными министрами. Министров и многих чиновников, не вводя себя в большие убытки, можно покупать их же собственными деньгами.
- Каким образом? - спросил Бен. Ему было приятно, что отец разговаривает с ним откровенно, как равный с равным.
- Русским золотом, я хотел сказать. Русскими драгоценными камнями, русской рудой, лесом, пенькой, наконец, дешевым русским хлебом и водкой!
- Лондон об этом знает? - осторожно спросил Бен.
- Да, я говорю это не одному тебе. Сейчас, после войны с Японией, Россия сближается с Германией. Очень важно то, что Соединенные Штаты Америки уже протягивают руки к Дальнему Востоку. И даже сюда - на Урал! Совсем недавно из-под нашего носа янки выхватили платиновые прииски. Платиновые! Черт бы их побрал, - гневно как будто его обокрали или бессовестно обманули, говорил мистер Хевурд.
Молодой Бен хорошо знал привычку отца говорить людям одно, а делать другое. Даже ему он очень редко высказывал свои истинные мысли. Но сегодня Мартин Хевурд говорил то, что было у него на душе. И Бен понял, что отец уже считает его настоящим мужчиной, с которым можно разговаривать откровенно.
ГЛАВА ВТОРАЯ
На другой день после отъезда из Зарецка Митьки Степанова Доменов, запершись в своем кабинете, долго корпел над какими-то письмами. Закончив, отправил их с доверенным человеком в Петербург. С Марфушей после происшествия в ее спальне не виделся. Вечером Авдей Иннокентьевич пришел к дочери. Самодовольно поглаживая вислый живот, уселся на хрупкий стульчик, насмешливо спросил:
- Чего киснешь?
- Закваска плохая, - отложив в сторону недочитанную книгу, ответила Марфа, поглядывая в окошко.
- Плохо тебе живется, ой как плохо! - притворно качая головой, продолжал Доменов. - Отец, как Мишка Топтыгин, в своей берлоге, а ты - в своей... Хочешь, веселиться поедем?
- Куда? Что-нибудь опять придумал? Уж я вижу...
- Ох, какая ты у меня умница! Замуж бы тебя выдать, да скушно одному-то будет, побраниться не с кем. На Синий Шихан поедем, к братьям Степановым в гости...
- Ни за что на свете! - шумно вставая с кушетки, крикнула Марфа.
- Стыдно небось? - спросил Авдей. - Подумаешь, поцеловал! Дело холостяцкое... Ты ведь сама повод дала...
- Еще чего выдумаете?
- И выдумывать нечего. Зачем в девичью повела? Ты знаешь, что он женится?
- Ну а мне-то что?
- Ежели бы по щекам не отхлестала, к тебе бы непременно посватался... Погоди, погоди, не егози! Об этом надо всурьез подумать.
- Не хочу думать! И вспоминать не хочу!
- Да ведь он тебе понравился! Чего врать-то!
Марфа не отвечала. Встряхнула головой, поправила упавшие на плечи волосы. Да, с Митькой сначала ей было хорошо. Если бы не его неожиданная грубая выходка, все могло обернуться по-другому. Щеки девушки снова обжег румянец. Покусывая губы, она вспомнила стоявшего посреди комнаты парня, растерянно потиравшего скулу, и улыбнулась. "Зачем я его ударила? - вдруг мелькнуло у нее в голове. - Можно было бы как-нибудь по-другому. А тут еще появился папаша... Нехорошо все как вышло! Если бы не эта глупая пощечина, почему бы и не поехать, не посмотреть родничок святой Марфы? Дома такое однообразие, такая скукота!"
- Ну что ж, ангел мой, собирайся! - словно подслушав ее мысли, продолжал Авдей Иннокентьевич.
Зная, что отец если что задумал, то все равно настоит на своем, Марфа молча кивнула головой.
Выехали через два дня на двух тарантасах. В переднем ехал с дочерью Доменов, в заднем - пристав Ветошкин, высокий, костлявый, с редкими желтыми усиками. На новый прииск начальство на первых порах валило валом. Оправившись после болезни, заторопился сейчас туда и Ветошкин.
У Доменова еще не было определенного плана. Он ехал посмотреть на месте дело, поближе познакомиться с хозяевами, а там видно будет... Единственно, с кем не особенно хотелось Авдею Иннокентьевичу встречаться, это с Тарасом Сухановым. Своенравный и гордый старик! Если уж он за что взялся, из рук не выпустит. Сам не возьмет и другим не даст. Трудно с ним поладить. Но надо...
Вскоре Авдей Иннокентьевич пересел к Ветошкину. Марфа осталась одна. Часто сворачивали на казачьи бахчи, останавливались около шалашей караульщиков, распивали бутылочку и закусывали сочными арбузами. На одной из бахчей черный, загорелый казачонок, в больших, не по росту штанах, подпоясанных толстой веревкой, притащил чуть не пудовый арбузище. Авдей Иннокентьевич срезал ножом верхушку, вынул часть мякоти и вылил в образовавшуюся пустоту бутылку водки. Снова прикрыл верхушкой и густо обмазал сырой глиной.
- Что же такое получится? - спросил Ветошкин.
- А вот завтра попробуешь... Это, брат, такое хлебово, королям только пить, - ухмыляясь, ответил Авдей Иннокентьевич, отнес свое изобретение в тарантас и положил под козлы.
Поехали дальше. По дороге навстречу тянулись подводы, нагруженные хлебом и арбузами. Высокорогие быки тащили тяжелые арбы. Сытые кони, помахивая хвостами, резво бежали вперед. В синем мареве августовского дня по степи навстречу тарантасам медленно двигались таинственные курганы, заросшие седым кучнистым ковылем. За курганами поднималась большая грозовая туча. Солнце, как шторкой, прикрывалось облачком. Тусклой змейкой блеснула молния, отдаленно и глухо прогремел гром. Воздух посвежел, ветерок пошевелил сухие травы, резче запахло полевыми цветами и горькой полынью.
